Джон Ллойд - Этидорпа, или Край Земли Страница 5

Я представляю, что он, наверное, читал мои впечатления о себе, так как эти идеи сами принимали форму в моем мозгу. А он спокойно ждал, когда я достигну самообладания, которое позволило бы ему изложить цель своего прихода.

Он первым нарушил молчание: «Я вижу, что Вы не расположены оплатить Ваше пари больше, чем мне надлежит забрать. Так что не будем об этом спорить. Допускаю, что мое появление сегодняшней ночью было неожиданным, но Вы не можете отрицать, что сами вызвали мое появление». «Ваша память виновата – продолжил он – если Вы не можете вспомнить того, что произошло за прошедший день. Разве Вы не пытались заинтересоваться мудростью современной книги, установить разум в направлении истории, химии, ботаники, поэзии и общей литературы? И провалившись на всем этом, разве не Вы вызвали невольно Цицерона к практической демонстрации его выражения, которое пережило века? И разве не Ваша свободная воля поставила пари, которое, как почитатель Цицерона, я волен принять?» На все это я мог лишь молчаливо согласиться. «Очень хорошо. Не будем следовать дольше этой теме, поскольку она не имеет отношения к моему делу, которое состоит в ознакомлении Вас с необычайно интересным рассказом, но на определенных условиях. Если Вы их выполните, то сослужите добрую службу не только себе самому, но и мне».

«Назовите, пожалуйста, условия», – сказал я.

«Они достаточно простые – ответил он – рассказ, о котором я говорю, запечатлен в манускрипте. Я представлю его в ближайшем будущем. Я могу сам прочесть Вам его в слух, либо дам Вам прочитать его самому – по Вашему выбору. Далее мое желание состоит в том, чтобы во время чтения Вы выдвигали любое возражение или вопрос, который Вы сочтете уместным. Это чтение займет много вечеров и при необходимости я буду часто к Вам приходить. Когда чтение будет закончено, мы надежно запечатаем пакет, и я оставлю его Вам навсегда. Затем, Вы будете хранить манускрипт в безопасном месте в течение 30 лет. По окончании этого периода я хочу, чтобы Вы опубликовали эту историю для всего мира».

«Ваши условия представляются легкими, – сказал я после некоторой паузы, – они действительно очень простые».

«Так Вы принимаете их? – спросил он».

Я колебался, так как перспектива отдать себя на ряд интервью с этим необыкновенным и таинственным персонажем показалась мне требующей рассмотрения. Он явно прочёл мои мысли, потому что поднявшись с кресла, внезапно сказал: «Дайте мне ответ сейчас же».

Не вдаваясь в обсуждения, ответил: «Я принимаю, но с условиями».

«Назовите Ваши условия, – ответил гость».

«Я опубликую этот труд или передам его для публикации другому человеку».

«Хорошо, – сказал он, – до скорой встречи». С вежливым поклоном, повернувшись к двери, которую я раньше запер на замок, он мягко ее открыл и с тихим «спокойной ночи» исчез в прихожей.

Я посмотрел ему вслед, не зная, что и думать, но резкий импульс заставил меня взглянуть на стол. Я увидел, что он забыл свой нож. С намерением вернуть его я приблизился, чтобы поднять его, но не успели мои пальцы прикоснуться к ножу, как внезапный холод потряс мои нервы. Это было не как электрический шок, а скорее как ощущение крайнего холода, мгновенно пробежавшего по телу.

Бросившись в прихожую, чтобы спуститься со ступенек, я позвал таинственное существо: «Вы забыли свой нож». Но за слабым эхом своего голоса я не услышал ни звука. Фантом ушел. Я стоял на лестнице, оставив открытой дверь. Уличный фонарь излучал неясный свет напротив дома. Я вышел и прислушался, но не было слышно ни одного звука, если исключить биение моего сердца, которое так сильно стучало, что мне казалось, будто я его слышу. На пустынных улицах не было слышно эха ни одного шага. Все было тихо, как на кладбище. Я мягко закрыл дверь, запер ее на замок и на цыпочках вернулся в свою комнату, в изнеможении повалившись в кресло. Я был более чем истощен. Я дрожал с головы до ног и не от холода, но от страшного нервного потрясения, которое самым интенсивным образом отражалось на позвоночнике и казалось вспыхивающим вверх и вниз по спине, вибрируя как лихорадочный пульс. Эта активная боль сменилась чувством замороженного оцепенения. Не знаю, как долго я сидел, пытаясь успокоить себя и сдержанно подумать о ночном происшествии. Постепенно я восстановил свои нормальные ощущения и, направив свою волю по каналу трезвого размышления, я сказал самому себе: «Не может быть никакой ошибки в отношении его посещения, ибо нож, как свидетель факта, здесь. Это безусловно, и я обеспечу свидетельство всех событий». С таким размышлением я повернулся к столу, но к своему изумлению обнаружил, что нож исчез. Одного этого чуда было достаточно, чтобы начали выступать из каждой поры кожи холодные капли пота. Мой мозг пришел в смятение и, зашатавшись в кресле, я закрыл лицо руками. Не помню, как долго я сидел в таком положении. Знаю только, что начал сомневаться в своем психическом здоровье и подумал, не этим ли путем люди сходят с ума. Не мои ли это особые привычки к изоляции, нерегулярному и интенсивному обучению, безответственному проживанию, вдохновили к такой выбивающей из седла причине? Конечно, были все основания так полагать, и, тем не менее, я все-таки был способен думать трезво и уверенно держаться единой линии мысли. Я рассудил, что психические больные не могут это делать, и постепенно страх и возбуждение ушли. Когда я стал более спокоен и собран, мой здравый смысл подсказал: «ложись в постель, спи столько, сколько сможешь, смежи веки свои, а когда проснешься отдохнувшим, подумай на досуге обо всем случившемся». Я поднялся, оставил ставни открытыми и обнаружил, что уже рассветает. Постепенно раздевшись, я лег в постель, закрыл глаза, туманно осознавая некую успокаивающую опеку. Может быть оттого, что я был физически опустошен, я вскоре потерялся в забвении сна.

Я не спал – по крайней мере, я не смог бы вспомнить свой сон, если он у меня был. Но я помню, что кто-то постучался десять раз в мою дверь, и этот стук показался мне очень громким. Эти десять ударов я считал в полусознательном состоянии. Я лежал очень тихо все время и собираясь с мыслями, отмечаю различные предметы в комнате, пока глаз не уловил ход стрелок французских часов на камине. Было несколько минут одиннадцатого и удары, которые я слышал, оказались боем молотка в гонг часов. Солнце сияло в комнате, которая была довольно холодная. Я поднялся, быстро оделся и после того, как ополоснул лицо и руки в ледяной воде, почувствовал себя значительно посвежевшим.

Перед тем, как идти к завтраку, осматривая комнату в поисках вещей, которые хотел с собой взять, я заметил на столе длинный белый волос. Это, в самом деле, был сюрприз. Ведь я почти решил, что мое приключение прошлой ночью было некоторого рода возбуждающим ночным кошмаром, результатом перегрузки мозга и ослабления тела. Но здесь было очевидное доказательство обратного, заверение того, что мой таинственный посетитель не был фантазией или сном, а его прощальные слова: – «до скорой встречи» – повторились с необыкновенным эффектом. Он встретится со мной снова, очень хорошо. Я сохраню доказательства его посещения для будущего применения. Я свернул деликатный волос в маленькую спираль, завернул его аккуратно в клочок бумаги и заложил за обложку моей карманной книжки. Хотя и не без опасения того, что он тоже мог так же исчезнуть, как и нож.

Странное происшествие той ночи оказало на меня благотворное воздействие. Я стал более регулярен в своих привычках. Достаточно спал, делал зарядку, стал более методичен в своих способах обучения и рассуждения. За короткое время я обнаружил, что поправился сильно во всех отношениях – умственно и физически.

Дни перешли в недели, недели в месяцы. И хотя очертание фигуры беловолосого пришельца редко оставляли мой ум, он больше не приходил.

Глава 2

Дружеское совещание

При нашей нынешней цивилизации редко найдешь человека, который живет одиноко. Это замечание не относится к отшельникам или личностям ненормальным, с искаженными умственными наклонностями, а к большинству человечества, живущему и активно передвигающемуся среди своих собратьев, и занятому обычными человеческими делами. Каждый человек должен иметь, по меньшей мере, одно доверенное лицо. Это будет либо его собственный домовладелец, либо кто-то из круга близких друзей. Могут быть редкие исключения среди людей – гениев политического, военного искусства или торгового дела. Но даже в этих случаях сомнительно, чтобы они держали свои мысли в себе, герметично закрытыми от своих приятелей. Как преобладающее правило, любая жена или близкий друг делятся внутренними мыслями, даже когда таинственность кажется незаменимым элементом успеха. Тенденция к свободному взаимообмену идеями и опытом почти универсальна. А инстинкт подсказывает природному человеку облегчить бремя своей самой сокровенной мысли, когда для открытия приходит надлежащее доверенное лицо и надлежащее время.