Дмитрий Калинин - Дао Вероники. Книга о необычайном Страница 9

Я приподнял брови, выражая недоумение. Вероника тут же сгримасничала, передразнив меня, и сказала:

– Что ты на меня так смотришь? Ты отрицаешь всё, что даёт мир, если это выходит за рамки твоих представлений о мире.

– Но ты же совсем не знаешь меня, – возразил я. – Я всегда открыт новому.

– Вот как? Тогда ответь, допускаешь ли ты существование, скажем, алхимии?

Я уверенно кивнул.

– Конечно. Я уважаю Юнга, который относился к алхимии весьма серьёзно. А…

Вероника тут же перебила меня:

– При чём тут Юнг? Вот лично ты веришь, что алхимия существует прямо здесь и сейчас?

Я хотел было ответить утвердительно, но вдруг задумался. Действительно, про алхимию я знал только то, что читал когда-то в книжках, но я ни разу не сталкивался с ней в реальной жизни. Теоретически я, конечно, допускал, что существует нечто, лежащее за границами моего рационального представления о мироустройстве, но вот верил ли я в это по-настоящему? Пожалуй, что и нет.

– Умом ты допускаешь, а сердцем – не веришь, – Вероника словно прочитала мои мысли. – Твоя вера спит. И когда алхимия вторгается в твою жизнь, твоя личность начинает яростно обороняться, потому что всё иррациональное несёт для неё угрозу. Личность просто защищает свои границы и говорит: «Этого не существует».

– И ты в это веришь? – осторожно поинтересовался я.

Она окинула меня внимательным взглядом.

– Сайгонский старик, собакоголовый, Лепесточный, а ещё то, что я знаю про твои ночные кошмары – тебе этого мало? Ведь ты никогда не сможешь объяснить всё это рационально, как бы ни старался.

– Допустим, – чуть помедлив, кивнул я.

– А всё это и есть проявления алхимии. Но когда твоя личность сталкивается с подобным, она обманывает тебя, убеждает, что ничего не происходит. И ты всё забываешь. Это нужно, чтобы сохранить власть над тобой.

Я потряс головой.

– Погоди, Ника, ничего не понимаю. Кто кого обманывает?

– Ну что тут непонятного? – с досадой поморщилась она. – Твоя личность обманывает тебя. Вот представь себе солнечный луч. Он упирается в стену, на стене появляется пятно света.

Я сосредоточенно кивнул.

– Солнечный луч – это ты, стена – это окружающие люди, а пятно света на ней – твоя личность. А теперь смотри: нет стены – нет и пятна; нет общества – нет и личности. Но солнечный луч-то остался!

Я снова кивнул. Вероника искоса посмотрела на меня, передразнила мой жест и продолжила:

– Личность воплощается в присутствии других личностей, но без них она тут же исчезает. Она – иллюзия, которую порождают подобные ей иллюзии. Но сама личность убеждает тебя в обратном, а для этого сужает твоё восприятие исключительно до своего отражения в людях. Понимаешь?

– Не совсем, – осторожно заметил я. – Почему же личность не исчезает, когда человек остаётся в одиночестве?

– А человек никогда не остаётся в одиночестве. Он постоянно удерживает в уме образы других людей и ведёт с ними непрерывную внутреннюю беседу.

Я скептически посмотрел на неё.

– Это какая-то метафизика.

– Да, – с важным видом кивнула Вероника, – метафизика.

Я тут же принялся спорить:

– Мне всегда казалось, что личность есть ни что иное, как индивидуальность, а из твоих слов выходит, что она – просто социальная маска.

– Так и есть, – снова кивнула она. – Твоя личность включает всё, что ты считаешь самим собой, но всё это просто маска. Это не ты Настоящий. Ты Настоящий – это солнечный луч. И себя Настоящего ты не узнаешь, пока будешь отождествляться со своей личностью.

– А кто тогда этот солнечный луч, если я его, по-твоему, не знаю? – задал я, как мне показалось, резонный вопрос.

Вероника окинула меня пристальным взглядом и сказала:

– Не пытайся хитрить и понять мои слова умом. Ищи отклик в своём сердце.

– Это как, Ника? Как можно… – начал было я, но в этот момент произошло что-то невероятное. Вероника словно толкнула меня взглядом, – так, что мне показалось, будто моё лицо впечаталось в затылок, а внутри что-то оборвалось. Это напоминало американские горки, когда после краткого мига равновесия начинается крутой вираж, и тело сплющивает гравитацией. Я непроизвольно ухнул внутри себя, закрыл глаза, и поток образов захлестнул моё сознание.

…грязная забегаловка в Сайгоне, я сижу возле входа и жду, пока мне приготовят лапшу. Мимо проходит старик, наши взгляды пересекаются, и…

…реальность проваливается. Я стою посреди пустыни, а вокруг так темно, что не видно собственных рук. Пытаясь зацепиться взглядом хоть за что-то, я лихорадочно озираюсь по сторонам, и тут внезапная вспышка света больно бьёт по глазам, ослепляет и разворачивается в голове безмолвным вопросом: «Кто ты есть?».

Я хватаюсь руками за лицо, падаю на колени и изо всех сил кусаю себя за руку, чтобы убедиться, что жив. От резкой боли на глазах выступают слёзы, но всё напрасно: меня, ощущающего боль, думающего, воспринимающего, – нет. Я всё чувствую, всё переживаю, но во всём этом нет меня.

«Кто ты есть?» – шелестит что-то вокруг. Свет. Я – свет, которого не может вынести тот я, стоящий в эпицентре этого света; тот я, который всегда полагал себя существующим, пока не встретил свой источник – порождающий его свет.

Горло свело судорогой, и я открыл глаза. Видение исчезло, но небывалая ясность осознания никуда не делась. Как это ни парадоксально, но одновременно я испытывал замешательство и не мог понять, сплю я сейчас или бодрствую. Я потёр руками плечи, пытаясь определить это. Ладони всё чувствовали.

– Можешь ещё меня пощупать на предмет реальности, – захихикала Вероника и повертела рукой перед моим носом. Я дотронулся до её руки, и она вдруг схватила и сильно сжала мою ладонь.

– Где ты сейчас был? Говори как можно короче, – быстро проговорила она.

Я забормотал:

– Там был свет… этим светом был я, но оказалось, что я совсем не знаю себя. Раньше всегда было так, что я – это тот, кто кусает свою руку, испытывает боль и так убеждается в собственной реальности, но я больше не реален в этом качестве. Моя личность…

Я не смог произнести вслух слова о том, что моя личность не реальна, а всего лишь чья-то трансляция, голограмма. Это сделала Вероника:

– Это фантом. Всё, что ты полагаешь самим собой – только фантом.

Я поморщился от глухой внутренней боли, как будто во мне что-то вырвали с корнем, – что-то большое, важное и очень-очень моё.

– Ника, что это? – прошептал я. – Что ты сделала?

Она слегка наклонила голову, как бы изображая приветствие, и сказала:

– Добро пожаловать во вторую природу. Ты в сновидении наяву. Отсюда открывается доступ к вытесненной памяти.

Ошеломлённо уставившись на неё, я пробормотал:

– Как… что?.. – и тут же, придя в ужас от того, как искусно было стёрто из моей памяти произошедшее в Сайгоне, воскликнул: – Это невозможно! Опять этот старик! Сколько ещё слоёв у этого воспоминания?!

– Это неважно, – Вероника сжала мою руку. – Просто запомни состояние несуществования себя. Оставайся в нём до тех пор, пока сможешь.

Некоторое время я сосредоточенно молчал, ощущая расщеплённость между бытием и небытием. Это состояние пронизывало насквозь всё то, что представлял собой я – тело, мысли, чувства, воспоминания… Я был, но меня не было. Потом, повинуясь внезапному порыву, я заговорил:

– Ужас из тех моих кошмаров, о которых ты проведала, охранял меня от встречи с самим собой. Иначе эта встреча разрушила бы всё, что я полагал собой, хотя и не был им на самом деле никогда!

Вероника наконец отпустила мою руку и улыбнулась.

– Для человека, только что стоявшего у пределов личности, ты выражаешься весьма связно! Теперь понимаешь, кто такой ты Настоящий?

Я едва слышно пробормотал:

– Это… это не человек?

Она не ответила, и некоторое время мы ехали в тишине. Автобус трясло, за окном проносились заросли пальм и редкие сельские постройки. Я украдкой поглядывал на свою загадочную компаньонку. Слегка резкие черты её лица сейчас светились какой-то древней красотой, как будто унаследованной от людей, живших ещё до Ноева потопа. Глубокий взгляд тёмно-зелёных глаз, обращённый внутрь себя, невольно наводил на мысли о непростых отношениях их владелицы с собственной судьбой, и я чувствовал, что всё, о чём говорила Вероника, было пережито ею самою. И ещё мне казалось, что она живёт на свете уже много тысяч лет.

Когда она достала припасённый с завтрака рогалик и откусила кусочек, я рассмеялся и воскликнул:

– Я как будто чувствую тебя всю целиком!

– Сейчас да, – проговорила Вероника сквозь набитый рот. – Сейчас я открыта для тебя, потому что в этом состоянии ты сам открыт перед собой.

– И я чувствую присутствие кого-то ещё, – задумчиво добавил я.