Дневник священника. Мысли и записки - Константин Владимирович Пархоменко Страница 31

Игорь Цезаревич не имел семьи, жил в домике при Семинарии уже 30 лет. Некоторых семинаристов приглашал к себе на квартирку для духовной беседы и чаепития.

Перед каникулами он как-то сказал:

– Вот вы поедете на каникулы к родителям. И родители вас будут баловать окороками и колбасами, соленьями и вареньями. И никто не вспомнит и не привезет Игорю Цезаревичу гостинец…

Конечно, мы с радостью привезли ему что-то вкусненькое. И потом, при возможности, даже когда окончили Семинарию, старались нашего любимого Винни-Пуха (он был действительно похож на этого медвежонка) чем-то побаловать. Но и ты, если попадал в гости к Игорю Цезаревичу, был окружен заботой, любовью и всегда щедро угощен.

Мы как-то спросили Игоря Цезаревича, почему он не принимает священный сан.

– Ох, – вздохнул он. – Давай вставай и спустись в библиотеку. Принеси книгу: Святой Иоанн Златоуст «Шесть слов о священстве».

Один из студентов исчез за дверью.

– Так, – сказал Игорь Цезаревич, – читаем.

И он стал зачитывать фрагменты из книги Златоуста и с нами обсуждать.

– Какие требования! Как нужно жить, чтобы быть достойным этого сана!.. – Игорь Цезаревич вздохнул. – А вы говорите, почему не принимаю…

– Все так, – говорим мы Игорю Цезаревичу, – но ведь Бог милостив, Он не требует от нас идеала. Да и достичь этого идеала практически невозможно. Что же, вообще без священников быть?

– Точно! – ответил Игорь Цезаревич. – Вы правы. Но все равно страшно.

Борис Алексеевич Тихомиров

На 2-м курсе у нас был другой преподаватель Ветхого Завета – Борис Алексеевич Тихомиров. Если Игорь Цезаревич привил нам любовь к Священному Писанию, то Борис Алексеевич познакомил с методом критического анализа Священного текста.

Напомню, что Священное Писание – это не только голос Божий, прозвучавший с Небес, но и документ своего времени. Люди, восприняв голос Божий, преломили его через призму своей культуры, своего богословского и научного уровня, а то и вообще через призму своего понимания. Борис Алексеевич нас этому и учил: как увидеть, где в Писании Божественное, а где человеческое.

Как-то Борис Алексеевич говорит:

– Вот мы думаем, что земля круглая, а кто это сказал?

Мы отвечаем:

– Ну, это можно вычислить, потом, космонавты видели и сфотографировали…

Борис Алексеевич говорит:

– Да как это вычислить? Да и с космонавтами неясно. Может, это фотомонтаж. А может, это специально неверующие люди придумали, потому что в Библии четко сказано: Земля – плоская. Вот, смотрите…

И Борис Алексеевич стал приводить цитаты. Тут прозвенел звонок, и урок закончился.

Для кого-то такая провокация была очевидной. Как раз в изображении нашей планеты как плоской сказывается человеческий элемент Писания. В то время это были общепринятые научные представления, и именно они зафиксированы в Библии. Но для кого-то такая постановка вопроса оказалась головокружительно непосильной.

– А ведь верно! – доказывал наш сокурсник (как раз тот, что выучил учебник по догматике наизусть). – Все врут! Библия ставит голову на место.

Между прочим, Борис Алексеевич так и не объяснил нам, как на самом деле дело обстоит с землей. Или он хотел побудить нас к самостоятельному критическому мышлению, или нет-нет, а мелькнет мысль, что на самом деле земля плоская J.

Еще поразил такой момент. В конце первого своего урока у нас, очень яркого и насыщенного информацией, Борис Алексеевич спросил:

– Вопросы есть?

– Да, а скажите, пожалуйста, почему?..

И последовал какой-то вопрос, сейчас уже не помню какой.

– Не знаю, – ответил Борис Алексеевич.

Другой студент с задней парты:

– А тогда можно спросить, как понимать?..

– Не знаю. Еще вопросы есть?

Вопросов больше не было. Для меня, честно говоря, всегда было загадкой, почему Борис Алексеевич так отвечал. Слишком серьезно относился к вопросам и понимал, что его компетенции для ответа мало? А может, хотел нас научить смиренно относиться к своим знаниям, не стесняться признаваться в незнании?..

Буквально два месяца назад Борис Алексеевич был в нашем соборе. Мы расцеловались, вспомнили прошлое. Я напомнил эту историю.

– Что это было?

– Не знаю, – засмеялся Борис Алексеевич.

Александр Васильевич Маркидонов

Мало кого из людей я ценю так, как Александра Васильевича Маркидонова, и мало чье мнение я так уважаю, как его мнение.

Он преподавал у нас историю Древней Церкви и византологию. Это сочетание большого ума, огромной мудрости и беспримерного благочестия. Уже много спустя после того, как я расстался с этим преподавателем, мне подарили диск с его лекциями. Современные студенты записали его лекции и размножили на дисках. И я как-то пошел по своим делам, надев наушники и подключив МР3-плеер с этими лекциями. Было очень холодно, город был засыпан снегом и от холода заиндевел. Я слушал лекции про солнечную Византию, про заговоры, интриги, духовные взлеты, слушал, как вместе со Святыми Отцами, распутывавшими сложнейшие клубки ересей, лектор проводил тонкий анализ ересей и выводил слушателя на чистую прозрачную воду истинной Православной веры. И тут я испытал то, что иначе как словом катарсис (с греч. очищение) не назовешь. Я прислонился к покрытой инеем решетке какого-то парка, и у меня из глаз потекли слезы восторга. Я ощутил такую реальность тех далеких византийских дней, такую сопряженность прошлого с нынешним, какую едва ли когда испытывал. Солнечная Византия IV века ворвалась ко мне в душу в холодном Петербурге XXI века.

От мудрой и ровной речи Маркидонова многие засыпали. Его лекции и в самом деле нелегко слушать. Ты находишься в постоянном умственном напряжении. Через какое-то время просто устаешь, чувствуешь себя обессиленным, но именно это и обогащает, движет твой ум вперед, развивает.

Я упомянул о благочестии Александра Васильевича. Он присутствовал на богослужении каждое всенощное бдение, каждую Литургию. Когда я служил в Казанском соборе (чтецом и диаконом), Александр Васильевич любил ходить на службу как раз туда. Он стоял в уголке, погруженный в молитву, нерассеянный, устремив глаза внутрь себя, – просто живая икона. Мы тепло каждый раз здоровались. Про академика Сергея Аверинцева рассказывали, что на переменах между лекциями в университете, еще в советское время, он ходил по коридору и что-то читал по бумажке. Все думали, что академик готовится к очередной лекции или читает что-то важное, и боялись его отвлечь. Он и в самом деле читал важное, только не то, что считает важным обыватель. На листочке, который Аверинцев держал в руках, было написано: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешнаго». Вот эту молитву академик и произносил,