Истинный борец - Александр Сергеевич Мильченко Страница 7

Глава 11

Через несколько дней, после внутреннего разговора с самим собой, Никиту охватило давно знакомое желание выпить. Оно как обычно по началу было слабо в своем проявлении. Но чем больше Никита обращал на него внимание, тем оно увеличивалось. Это обстоятельство заставило его сесть на кресло и хорошенько задуматься.

«Ведь я сам никогда не хотел и не хочу страдать. Разве я виноват был, что в молодости впервые запил?.. Но ведь в моей власти сейчас прекратить делать то, что заставляет меня страдать… Ведь я человек, существо свободное. Я властен сам выбирать, как поступать. Я не желаю страдать, а значит просто нужно не делать того, от чего я испытываю страдания…

Как же это просто сказано! Как сделать то, что так разумно, но что совершить не хватает сил?..»

«Возможно вся моя кажущаяся слабость и причина того, что я покоряюсь страстям состоит в том, что я хочу быстро, безболезненно и легко, без всяких усилий победить внутреннее зло?..

Ведь так и есть! Как часто я прекращал борьбу только потому, что она была неприятна и мучительна. Но как она необходима!..»

«Почему я не боролся, сдавался так быстро? Ведь я должен с мужеством переносить страдания!.. Да, но это были не страдания… Я чувствовал и чувствую в груди очень приятное чувство, которое тянет меня к как будто большему наслаждению. Именно противиться этому чувству мучительнее всего. Голос этого чувства взывает увеличить удовольствие. Но ведь я точно знаю, что большего удовольствия, чем этого, не будет. Будет только давно знакомое, до отвращения неприятное и еле заметное наслаждение. Будет только плохо. Лучше я воздержусь, перенесу это приятное, но обманчивое животное чувство, и буду жить спокойно и счастливо, стремясь к святости…»

Только Никита мысленно решил воздерживаться, к нему впервые обратился голос плоти:

– Ты плохо понимаешь, зачем ты воздерживаешься, лишая себя удовольствия. Лучше оставь это дело до лучшего своего понимания, и сделай сейчас чтó желаешь.

Никита вначале удивился силе довода искушения, и было хотел поддаться ему. Но разумение изливало свет, и он устремился к нему. Он ответил:

– Если моего понимания недостаточно для того, чтобы усмирить страсти, то это не значит, что я должен совершать то, что считаю дурным, и перестать воздерживаться. Я хочу быть человеком. Поэтому я не могу сделать то, что принижает меня до животного. Это просто не разумно.

– Но ведь ты раньше пил, и ничего. Немного алкоголя полезно для тебя будет. Ты сам это читал в одной ученой книжке. Ученые врать не будут. Так почему бы тебе и сейчас не сделать этого?

Никите показалось, что искушение говорит правильные вещи. Он действительно читал об этом. Он не знал, что ответить на это убеждение. Оно казалось для него несокрушимым. Но он не спешил соглашаться с ним, потому что верил, что все это неправильно, что все это обман. Умом он понимал, что все верно, но сердце твердило обратное. Ему вспомнилось, сколько он настрадался от алкоголя, сколько он сил и средств потратил на него, сколько вреда и беспокойства доставил родным… Это воспоминание пролило свет правды на слова искушения, и показало его в истинном, дурном обличии. Никита ответил:

– Всякий человек может ошибаться. Если я раньше пил, то делал это от недостатка понимания.

– Но ведь ты понимал, что пить дурно, но все-равно пил, значит это не дурно. Ты делал правильно, что служил мне.

После этого утверждения могло показаться, что Никите больше сказать нечего. В доводе искушения все было логично, сухо и безошибочно. Но Никита без всякого колебания мысли, сказал:

– Если я и понимал, что пить плохо, но все-равно пил, значит понимал неправильно. Понимал не по Божьему пониманию, а по человеческому.

Только он сказал это, голос плоти умолк, и страсти вместе с ним утихли.

Никита сам себе удивлялся. Слова как бы сами собой исходили из его уст. Точно это не он говорил сам от себя, а что-то через него говорило. Никита настолько ясно прочувствовал, что он был только стёклышком, через которое проливается солнечный свет, что на мгновение потерял ясное представление о себе. Точно его самого и не существовало никогда, а был лишь тот единственный свет, освещающий всю его жизнь. Никита нисколько не опечалился осознанием того, что он ничто. Наоборот, он настолько обрадовался ощущению в себе этого необъятного и могущественного света, который только действует через него, что прослезился от счастья.

В это же мгновение наивысшего счастья, на Никиту снизошло ясное озарение необходимости принять какое-то важное решение в его жизни. Точно дело его борьбы еще не окончено.

Ему невыносимо захотелось еще выше вознестись к небу. Его душа точно кричала от необъятного счастья: «Я хочу летать! Выше, еще выше!»

Никиту переполняли всевозможные чувства, не испытываемые им ранее. С каждой секундой они увеличивались в своем проявлении, и готовы были высвободиться наружу. Они как будто твердили одни и те же слова: «Нужно вырваться из оков невежества и страстей, нужно возвыситься!»

«Нужно голодать!» – вдруг сказало все его внутреннее существо.

Никиту точно громом ударило. Вначале он удивился этой мысли, а после совсем смутился тем, что ранее не прибегал к такому самоотречению. Он ясно понял, что оно необходимо не только для его души, но и для всей его жизни. Но что-то все-таки не давало ему принять окончательное решение.

Никита на секунду задумался. Все его существо все так же пребывало в возвышенном состоянии. Но что-то мешало полностью отдаться в его распоряжение. Мешал ему соблазн рассуждения. Никита старался задуматься о необходимости голодания, стал невольно искать оправдания, чтобы защититься от него, отсрочить его выполнение или, хотя бы, уменьшить его длительность. Он струсил в момент, когда необходимо было проявить мужество. Но рассудок его был все так же слаб. Ум его прибывал в некотором опьянении от происходящего.

Минуты внутренней борьбы и сомнения казались часами. Точно вся будущая жизнь Никиты решалась сейчас, в этом нескончаемом настоящем. Отказаться, сознательно отвернуться от внутреннего света, значило бы навеки погрязнуть во тьму, страдания и… смерть. Никогда, никогда, никогда! Человеческая душа никогда, насколько бы она не погрязла во тьму, сознательно не отвернется от света, добра и правды, единственно ведущих к блаженному умиротворению.

Никита перестал думать, и полностью отдал сердце этому внутреннему побуждению к голоданию. Он сам ясно не осознавал для чего оно необходимо. Он только чувствовал всем существом, что