Феодор Студит - Преподобный Феодор Студит. Книга 3. Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова Страница 40

Это так. О том же, будто наша настойчивость для нас не полезнее собора, утвердившего прелюбодеяние, услышав, я удивился, ибо она столько достопочтеннее, сколько голос Господень – апостольского. Я не говорю, будто Тарасий не высказывал, что было рукоположение за деньги; но он, как известно, объявил, что он не принимает таких[424]. А ныне через принятие сочетавшего прелюбодеев соборно, вопреки Евангелию, Предтече и [Col. 1108] правилам произнесено учение, которым признается беззаконие икономией, и будто епископы и священники могут господствовать над правилами, когда захотят, а те, которые не согласны с этим, проклинаются и преследуются, как вы знаете. Это хотя оказалось после иконоборческой ереси, но не меньше ее для рассуждающих благочестиво. Их молитвами Господь да истребит зло и дарует прежний мир своей Церкви! Впрочем, как ты писал, одно опровергается другим, и признание и отвержение беззаконного действия сменяются взаимно.

Господь да сохранит тебя со всем домом твоим здравым и молящимся о нашем смирении, первейший из друзей и лучший из ревнителей!

54. К игумении Анне (I, 54)[425]

Почему ты перестала писать и извещать нас о делах твоего преподобия? Но мы, несмотря на то, не перестанем [писать к тебе] как потому, (160) что уже однажды мы отверзали смиренные уста свои, так и по причине твоей ревности о Боге и пламенного благочестия. Ибо я слышу, что ты непрестанно благодетельствуешь братиям нашим, путешествуя туда и сюда и каждого приходящего принимая человеколюбиво и провожая с благожеланиями, как служителя Христова.

О, прекрасное твое такое занятие! О, священная душа твоя, бодрствующая в делах божественных! Эти действия не одиноки, но они – отрасли других добродетелей и произведения твоего духовного плодородия, ибо невозможно не благоухать носящему ароматы и не светить – несущему свет. Поэтому везде и всегда, особенно же во время гонений за Христа, одни обнаруживают себя любителями святости и богоблаженными, а другие – преданными порокам и недобрыми, хотя с внешней стороны и делают вид, что имеют внутри добро[426]…

55. К патриции Ирине (I, 55)[427]

Письменное собеседование есть некоторое средство к оживлению любви, производящее привязанность в душах любящих и тем более, чем чаще бывает это собеседование, как бы возбуждая скрытые искры любви и воспламеняя сильную взаимную расположенность. Нечто подобное произвело и в нас, смиренных, письмо твоей милости, исполненное духовной дружбы твоей и содержащее в себе живейшие искры воспоминания. Пользуйся же, благочестивейшая госпожа, этим средством любви и извещай нас о твоем здоровье и благополучии, ибо мы знаем о твоей всегда цветущей добродетели и великом благочестии из того, что слышали и еще слышим, и из того, что сами испытали и испытываем, [Col. 1109] или пользуясь голосом других, или беседуя собственным языком. Мы слушали бы его с большим удовольствием, внимая не одному простому звуку, но вместе разумея и то, что (161) ничто так не выражает души, как выходящее из нее слово, каково бы оно ни было.

Узнав о госпоже дочери твоей, что с нею случилось такое, мы опечалились; но какую молитву или какое облегчение доставим мы, грешные? Впрочем, будь уверена в том, что такие скорби ничего не могут сделать, если мы сами не дадим им места какой-нибудь невнимательностью. Ибо как невозможно какому-либо месту, освещенному солнцем, заключать в себе противоположный мрак, так [невозможно] и человеку, руководящемуся Божественным светом, то есть мудростью и добродетелью, потерпеть что-нибудь от враждебных и бесовских наваждений. Да исцелится же дочь твоя во имя Господа, исцеляющего всякую болезнь и всякий недуг, и да будет рука Божия распростерта над нею, осеняя голову ее и отгоняя всякое вредное влияние, чтобы она в здравии могла вместе с богобоязненною матерью воссылать свои молитвы с благодарением Господу!

56. К Антонию, игумену [монастыря] святого Петра, и находящимся с ним (I, 56)[428]

Письмо ваше, написанное к нам с великим стеснением и скорбью сердца, мы получили от отеческой вашей святости, и нужно ли говорить, сколько мы плакали, проникшись братским состраданием, хотя мы и недостойны, и вследствие одинаковых страданий понимая и представляя ваше затруднение. Ибо понять скорбь может не кто иной, как те, которые подобным образом переносят такие же скорби. Но грехи наши так умножились в настоящий род беззакония, когда охладела любовь, по слову Господа (Мф. 24:12), что те, которые должны были бы устранять соблазны и преткновения, сами (162) делают, как можно видеть, подобное и даже более тяжелое, нежели внешние власти.

Вы говорите, что вы терпели и еще терпите заключения в темницах, ссылки, поругания, гонения, притеснения от управляющих церквами Божиими, вы, которым никак не следовало бы переносить это от пастырей Божиих не только тогда, когда вы защищаете заповедь, но и тогда, когда бы вы были уличены в человеческих преступлениях, не то что подвизаясь за истину, которых надлежало бы хвалить и ублажать и которые притом украшены монашеским обетом. От дел их познаете их, сказал Господь (Мф. 7:20). Подлинно, не видано подобного у святых, а, напротив, они скорее сами подвергались страданиям, научаемые голосом апостола, который говорит о Господе: будучи злословим, Он не злословил взаимно; страдая, не угрожал (1 Пет. 2:23) и кротко подставлял бьющему божественную ланиту (Лк. 6:29). Отсюда узнаются пастыри Христовы; отсюда – и епископы, посягающие на чужое[429].

Но что приходится терпеть при утвердившемся в [Col. 1112] несчастном роде нашем нечестии человеческом, которым превозносятся, как бы предметом гордости, считая беззаконное законным и пользуясь властью для противления Божественным велениям? Да получат они то, что делали и делают, или, лучше, – да получат прощение от неподкупного Судии, Который не оставит ничего неисследованным и безответным в день Суда! Вы же, честнейшие братия и достопочтеннейшие отцы, радуйтесь и веселитесь, что вы получили славу божественного блаженства, с честью приняли бесчестие Христово, взамен за малые труды и подвиги достигая величайших и вечных наград. Так как, о чем мы и прежде писали, по благоволению преблагого Бога не стало того, от кого произошло разногласие в (163) нашей Церкви[430], и водворился мир по мановению, устроению, благосклонности и, прибавлю, по убеждениям победоносных и христолюбивых наших императоров[431], равно и при содействии и защите святейшего патриарха нашего (ибо отныне так надобно называть его), то да примет и ваше преподобие обсужденное и определенное нами, смиренными, после многих соображений, исследований и обозрений отеческих деяний и церковных соблазнов, какие иногда случались, дабы таким образом и в нашей Церкви Христовой царствовал мир Божий в сердцах всех. Ибо если мы не сделаем так, то не будет это свято пред Богом и не одержим мы победы, но, может быть, излишне домогаясь справедливого, потеряем и то благо, которого достигли прежними трудами.

Итак, признайте, увещеваем вас, и примите святейшего нашего патриарха; имейте общение и с вашим епископом в том, в чем нет явного беззакония, предоставив бывшее между тем Господу, испытателю и мздовоздаятелю дел и слов. С этой целью мы решились послать письмо и святейшему нашему патриарху с просьбою, чтобы и вы были освобождены из заключения под стражею и составили между собою союз мира, дабы, если случится что-нибудь сомнительное, тотчас было разрешено, а если случится что-нибудь такое, чего нельзя исправить тамошним сношением между вами и почтеннейшим епископом, то эти болезни были бы исцеляемы в присутствии самого вселенского патриарха, чтобы все содействовало радости мира и искренности согласия.

57. Письмо к своему отцу Платону о почитании священных икон[432]

(164) [Col. 500] Мы утешаем самих себя, когда говорим со священною главою нашею. Ибо что утешительнее для сына, как не беседовать с отцом, особенно же с таким отцом, и столь великим, что его добродетель прославляют многие города, страны и острова? Таков мой любезный отец, хотя плод непохож на дерево по причине негодности моего смирения. Но мы имеем в тебе образец благочестия, – и не только мы, но и все, избравшие благочестивый образ жизни, окрыляются мужеством и побуждаются к преуспеянию и совершенствованию. Но так как давно требовала твоя святость, чтобы я объяснил, каким образом должно почитать священное изображение Христа (не потому, что ты этого не знаешь, но желая этим пробудить мое неразумное слово), а мне, однако, доселе не удавалось ответить, то теперь, вспомнив об этом, я решил, что, насколько возможно, должен исполнить порученное мне при содействии твоих священных молитв; хотя кое-что о сем предмете я, кажется, достаточно высказал в другом месте.

Итак, всякое искусственное[433] изображение (τεχνητή г/κών) является подобием (ομοιωσις) того предмета, с которого оно сделано, и по подражанию показывает очертание первообраза (τον χαρακτήρα του αρχετύπου) [Col. 501], как говорит искусный в божественных вещах Дионисий: «Истина – в подобии, первообраз – в образе; каждое из двух – в каждом из двух, кроме различия сущности»[434]. Итак, поклоняющийся изображению поклоняется тому, кого (165) верно представляет изображение. Ибо не сущности изображения он поклоняется, но начертанному на нем, и в отношении тождества поклонения изображение неотделимо от первообраза, ибо в отношении подобия изображение тождественно первообразу (ταύτον γάρ ή εικών τώ αρχετΰπω τη ομοιώσει). Поэтому и Василий Великий говорит, что «царем называется и изображение царя, хотя, однако, не два царя, ибо ни сила не рассекается, ни слава не разделяется. Ибо как правящее нами господство – одно и власть – одна, так и воссылаемое нами славословие одно, а не многие, потому что чествование образа переходит к первообразу»[435]. Если же оно переходит к первообразу, то не разное, но одно и то же и поклонение, как один и тот же первообраз, которому воздается поклонение и в образе. Но одно дело – природный образ (φυσική εικών), и другое – подражательный (μιμητική). Одно, по сравнению с причиной, имеет не природное различие, но ипостасное (ου φυσικήν διαφοράνί, αλλ’ υποστατικήν), как Сын по отношению к Отцу, ибо одна Ипостась Сына и другая – Отца (природа же очевидно одна). Другое же, напротив, имеет различие природное, но не ипостасное (φυσικήν διαφοράν, άλλ ουχ υποστατικήν), как образ Христа по отношению к Самому Христу. Одна природа у вещества иконы, и другие[436] – у Христа; Ипостась же не иная, но одна и та же – Христа, хотя бы Она и была начертана на иконе, как тот же божественный Василий говорит: «Что там образ по воспроизведению, то здесь Сын по природе; и как в произведениях искусства является подобие в отношении наружного вида, так в Божественной и несложной природе – единство, вследствие общности божества»[437].