Татьяна Копяткевич - Что значит быть христианином. Сборник поучений святителя Иоанна Златоуста Страница 10

Если же не хочешь заняться всем этим, то размысли о собственной природе нашей, о ее происхождении и конце, ее ожидающем. Подумай, что значишь ты в то время, когда спишь? Не может ли в это время умертвить тебя самое малое животное? Со многими часто даже случалось, что небольшое животное, упав с кровли, лишало их зрения или было причиной другого несчастья. Что же? Разве ты не ниже всех животных? Что скажешь против этого? То, что ты наделен разумом? Но вот, у тебя и разума нет, потому что гордость – признак неразумия.

Чем же ты после этого гордишься, скажи мне? Может быть, здоровым состоянием своего тела? Но в этом отношении преимущество остается на стороне бессловесных. Это свойство находим и у воров, и у убийц, и у грабящих могилы. Благоразумием ли своим? Но гордость несвойственна благоразумию, напротив, чрез нее ты лишаешь себя права носить название благоразумного. Поэтому обуздаем наши помыслы, будем скромны, смиренномудры, кротки. Таких особенно ублажает Христос, говоря: Блаженны нищие духом (Mф. 5, 3), и опять, взывая, говорит: Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем (Мф. 11, 29). Для того и умыл Он ноги своим ученикам, чтобы показать нам пример смиренномудрия. Постараемся из всего этого извлечь для себя пользу, чтобы мы могли получить блага, обещанные любящим Его.

Тщеславие[21]

Невозможно тому, кто раболепствует перед временной славой, получить славу от Бога. Поэтому-то Христос и укорял иудеев, говоря: Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете? (Ин. 5, 44)? Это какое-то сильное упоение; объятый этой страстью человек делается неисправим. Она, отторгая от небес души своих пленников, пригвождает их к земле, не позволяет им воззреть к свету истинному, побуждает постоянно вращаться в тине, приставляя к ним владык, столь сильных, что они владеют ими, даже ничего не приказывая.

Тот, кто болеет этой болезнью, хотя бы никто не приказывал ему, добровольно делает все, чем только думает угодить своим владыкам. Для них он одевается и в одежды нарядные, и украшает лицо, заботясь в этом случае не о себе, но об угождении другим, и выводит с собой на площадь провожатых, чтобы заслужить от других удивление, и все, что ни делает, предпринимает единственно для угождения другим. Итак, есть ли болезнь душевная тягостнее этой? Человек нередко бросается в бездну, чтобы только другие удивлялись ему.

Приведенные слова Христовы достаточно показывают всю мучительную силу этой страсти. Другие страсти, хотя заключают в себе большой вред, но, по крайней мере, приносят и некоторое удовольствие, хотя и временное, и короткое. Так, корыстолюбец, винолюбец, женолюбец имеют некоторое удовольствие, хотя и непродолжительное, но обладаемые страстью тщеславия всегда живут жизнью горькой, лишенной всякого удовольствия. Они не достигают того, что так любят, – разумею, славы народной – а хотя, по-видимому, и пользуются ею, на самом же деле не наслаждаются, потому что это вовсе и не слава.

Потому и самая страсть эта называется не славой, а тщеславием. И справедливо все древние называли это тщеславием. Она тщетна и не имеет в себе ничего блистательного и славного. Как личины статуй кажутся снаружи светлыми и приятными, а внутри пусты, поэтому, хотя и представляются благообразнее живых лиц, однако ж никогда еще и ни в ком не возбуждали любви к себе, – точно так или еще более слава у толпы прикрывает собой эту неудобоизлечимую и мучительную страсть. Она имеет только снаружи вид светлый, а внутри не только пуста, но и полна бесчестия и жестокого мучения.

Откуда же, скажешь, рождается эта безумная и не приносящая никакого удовольствия страсть? Ни откуда более, как только от души низкой и ничтожной. Человек, увлекаемый славой, не способен мыслить что-либо великое и благородное, он необходимо становится постыдным, низким, бесчестным, ничтожным. Кто ничего не делает для добродетели, а только одно имеет в виду – чтобы понравиться людям, не стоящим никакого внимания, во всяком случае следует ошибочному, блуждающему их мнению, тот может ли стоить чего-нибудь? Заметь же: если бы кто спросил его: «Как ты сам думаешь о толпе?» – без сомнения, он сказал бы, что считает толпу невежественной и бездельной. Что же? Захотел ли бы ты сделаться подобным этой толпе? Если бы и об этом опять кто-нибудь спросил его, то я не думаю, чтобы он пожелал сделаться таким же. Итак, не крайне ли смешно искать славы у тех, кому сам никогда не захотел бы сделаться подобным?

Эта страсть все извратила, она породила любостяжание, зависть, клеветы, наветы. Она вооружает и ожесточает людей, не потерпевших никакой обиды, против тех, которые никакой обиды не сделали. Подверженный этой болезни не знает дружбы, не помнит приязни, нисколько не хочет никого уважить, – напротив, все доброе изверг из души, непостоянный, неспособный к любви, против всех вооружается. Сила гнева, хотя и она мучительна и несносна, не постоянно, однако ж, возмущает дух, а только в то время, когда его раздражают другие. Напротив, страсть тщеславия – всегда, и нет, так сказать, времени, в которое она могла бы оставить, потому что разум не препятствует ей и не укрощает ее; она всегда остается и не только побуждает ко грехам, но, если бы мы успели сделать что-нибудь и доброе, она похищает добро из рук. А бывает так, что она не допускает и начать доброго дела. И если Павел лихоимание называет идолослужением (см.: Еф. 5, 5), то как, по справедливости, назвать матерь его, корень и источник, то есть тщеславие? Нельзя найти и названия, достойного этого зла!

Итак, воспрянем, возлюбленные, отложим эту порочную одежду, разорвем, рассечем ее, сделаемся когда-нибудь свободны истинной свободой и усвоим себе чувства достоинства, данного нам от Бога! Пренебрежем славой у толпы! Нет ничего столь смешного и унизительного, как эта страсть, ничто столько не преисполнено стыда и бесславия. Всякий может видеть, что желание славы во многих отношениях есть бесславие и что истинная слава состоит в том, чтобы презирать славу, считать ее за ничто, а все делать и говорить только в угождение Богу. Таким образом сможем мы и награду получить от Того, Кто видит все наши дела в точности, если только будем довольствоваться Этим одним Зрителем их. Да и какая нужда нам в других глазах, когда видит наши дела именно Тот, Кто будет и судить их?

Как это несообразно: раб, что ни делает, все делает в угождение господину, не ищет ничего более, как только его внимания, не хочет привлекать на свои дела ничьих чужих взоров, хотя бы зрителями тут были и важные люди, но только то одно имеет в виду, чтобы видел его господин, а мы, имея столь великого над собой Господа, ищем других зрителей, которые не могут принести нам никакой пользы, а могут только своими взглядами повредить нам и сделать всякий труд наш напрасным. Да не будет этого, умоляю вас! Но от кого мы имеем получить награды, Того будем признавать и Зрителем, и Прославителем наших дел. Не будем ни в чем полагаться на глаза человеческие!

А если бы мы захотели достигнуть славы и между людьми, то получим ее тогда, когда будем искать единой славы от Бога. Сказано: Я прославлю прославляющих Меня (1 Цар. 2, 30). И как богатством мы тогда особенно обилуем, когда презираем его и ищем богатства только от Бога (потому что сказано: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам – Мф. 6, 33), – так и в отношении к славе. Когда уже безопасны будут для нас и богатство, и слава, тогда Бог и подает нам их в изобилии. Но этот дар бывает безопасен тогда, когда не овладевает нами, не покоряет нас себе, не обладает нами, как рабами, но остается в нашей власти, как у господ и свободных.

Для того-то Бог и не позволяет нам любить богатство и славу, чтобы они не овладевали нами. А когда мы достигнем такого совершенства, то Он и подает нам их с великой щедростью. Кто, скажи мне, славнее Павла, который говорит: Не ищем славы человеческой ни от вас, ни от других (1 Фес. 2, 6)? Кто счастливее ничего не имеющего и всем владеющего? Когда мы, как я выше сказал, не будем покоряться владычеству их (богатства и славы), тогда и будем ими обладать, тогда их и получим. Итак, если мы желаем получить славу, будем бегать славы. Таким образом, исполнив законы Божии, сможем мы получить и здешние, и обетованные блага благодатью Христа, с Которым Отцу и Святому Духу слава во веки веков. Аминь.

Самолюбие[22]

Преданный этой страсти не наблюдает даже и за своими делами. Кто не думает о ближнем, не заботится о его делах, тот будет ли заботиться о своих? Как заботящийся о ближнем хорошо устраивает вместе с его делами и свои собственные, так презирающий дела ближнего будет презирать и свои собственные. В самом деле, если мы – члены друг друга, то спасение ближнего касается не его только, но всего тела, и бедствие ближнего не ограничивается им одним, но причиняет боль и всему телу. Если мы – здание, то, когда страдает одна часть, повреждается и все здание, а когда она тверда, то может держаться и все прочее. Так и в Церкви.