Василий Сергеев - Янычары Страница 10

– Христос воскресением своим явил свою божескую суть! – не унимался православный Христо.

Хайр уд-Дин досадливо поморщился.

– Воскресением? Конечно, воскресением, мы должны поговорить и об этой нелепости. Среди самих христиан были те, что отрицали Воскресение – катары, например, которых жег живьем франкский имам. Последователи Маркиона, тоже считавшие себя христианами, уверяли, что миф о воскресении Исы в телесной оболочке – огрубление метафизических аллегорий, вырождение истинной духовной идеи; сирийские гностики в Эдессе, возглавляемые бар Дайсаном, также признавали духовное воскресение, но отрицали воскресение тела.

Валентин и Василид, александрийские мудрецы, знающие дело, утверждали, что Симон Киринеянин, тот самый, который нес крест, был и распят на нем, как то было в обычае у римлян: каждый осужденный сам нес свой крест; оттого Иса и смог явиться ученикам после якобы своей смерти... «Они не убили его и не распяли, но это только представилось им; и, поистине, те, которые разногласят об этом, в сомнении о нем; нет у них об этом никакого знания, кроме следования за предположением» . О том, как случилось так называемое воскресение, лучше всего сказано в ваших евангелиях, которые вы просто невнимательно читаете. Заваленный камнем гроб с телом Исы – или не Исы, кто уж там был, – оставался без охраны всю субботнюю ночь! Клянусь Аллахом, за ночь тело можно было унести! «На другой день, который следует за пятницею», первосвященники и фарисеи спохватились об этом и бросились к Пилату: «Господин! Мы вспомнили, что обманщик тот, еще будучи в живых, сказал: после трех дней воскресну; итак, прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, пришедши ночью, не украли Его и не сказали народу: «воскрес из мертвых», – и будет последний обман хуже первого» . Но вряд ли они проверяли в то субботнее утро, чье тело там замотано в погребальные пелены, чтобы не усугублять уже свершенный грех нарушения субботнего покоя еще худшим грехом прикосновения к мертвому телу в субботу!

Казнь

Падает камень на кувшин – горе кувшину, падает кувшин на камень – горе кувшину; так или иначе, все горе кувшину.

Хайр уд-Дин, давно уже ходивший перед строем юнцов, оценивая их, присматриваясь к ним, ощутил усталость. И решил: умным достаточно, а те, кто еще не понял, что и зачем он говорил – глупы, и потому не нужны.

– »А если Христос не воскрес, то и проповедь ваша тщетна, тщетна и вера ваша» . Сколько уж было сломано каламов, сколько истрачено чернил, описывая то, чего никогда не было! Есть Коран, в котором Мухаммед раз и навсегда сказал, что было и чего не было. Довольно слов! Плов перестоялся! После плова я велел подать фрукты, дыни и виноград! Я спрашиваю вас, кяфиров: кто готов без принуждения, добровольно принять ислам? Вот кади, его калам готов, подходите к нему по одному, пишите бумагу.

– Останемся верными, братья! – с отчаянием воскликнул паренек в фарджии. Толмач стегнул его плетью по спине, так что рубаха лопнула и сползла с плеч. На шее парня на тонкой бечевке действительно висел крест.

– Что он сказал? – поинтересовался Хайр уд-Дин.

– Мятежник, он отвергает ислам и требует, чтобы его товарищи поступили так же, – заторопился толмач.

Хайр уд-Дин в упор подошел к парню:

– У тебя есть единственная возможность остаться «верным», как ты говоришь, – процедил он. – Повторить подвиг твоего Бога. Готов ты к этому? Скажи только ему, негромко, чтоб другие не слышали! – предупредил Хайр уд-Дин толмача. Пока тот шептал парню на ухо, Хайр уд-Дин загадал: если парень побледнеет от страха – смерть, если покраснеет от гнева – он найдет возможность сохранить ему жизнь. Он знал этот нехитрый прием различения темпераментов, использовавшийся еще в римских легионах. Почему-то Хайр уд-Дину хотелось, чтобы парень покраснел.

Парень побелел и отчаянными глазами глядел на своего мучителя, не говоря ни слова.

– Отвечай! – толкнул его ручкой плети толмач.

Парень молчал. Вокруг него уже образовалось небольшое пустое пространство: некоторые понимали огузскую речь и шепотом поясняли соседям, что происходит.

– Смерть на кресте – тяжелая смерть! – с усмешкой сказал Хайр уд-Дин. – Гвозди вбивают не в ладони, нет: еще римляне убедились, что связки между пальцами не выдерживают веса тела, человек срывается. Их вбивают в запястья, а иногда и в предплечья, между двумя костями, разрывая мышцы и артерии. Но знаешь ли, от чего умирают на кресте? Счастье для казнимого, если разорвана крупная артерия и он быстро истечет кровью, а чаще они умирают от удушья, ибо когда висишь на распяленных руках, грудь стиснута так, что трудно вдохнуть. Для того чтобы распятый мог вдохнуть и мучения его продлились, прибивают ноги: опершись на их живое и разорванное гвоздями мясо, приподнявшись, можно вздохнуть. Но это очень, очень больно! И человек снова повисает на руках. И это тоже невероятно больно, да еще дышать нечем. И человек снова пытается опереться на ноги. Из таких конвульсий и состоит висение на кресте. А если перебить кости голеней, человек не может опереться на ноги и набрать воздуха как следует и потому умирает быстро! Так римляне и делали, когда хотели быстро завершить казнь.

Хайр уд-Дин понимал, что у него нет выхода. Он должен сломить надменность этого парня! Он не мог пойти на попятный на глазах у нескольких сотен новобранцев, которыми завтра будет командовать!

Но когда парень неожиданно быстро сломался, Хайр уд-Дин был глубоко разочарован.

– Разве ахль ал-китаб не пребывают под защитой шариата в этом султанате! – отчаянно воскликнул парень. – Разве Мухаммед не сказал: «Поистине, те, которые уверовали и которые исповедуют иудейство, и сабии, и христиане, – нет страха над ними, и не будут они печальны!»?

– По-арабски заговорил? – равнодушно спросил Хайр уд-Дин. – Коран читаешь?

Он уже забыл, что именно эту цитату из Корана привел в начале беседы. Если бы парень пошел до конца – он пощадил бы его, может быть, даже взял бы в свою личную охрану гулямом: мужество достойно уважения во всех проявлениях. Но эта апелляция парня к закону внушила Хайр уд-Дину отвращение. И все же на вопрос нужно ответить!

– Ахль ал-китаб – это те, кто является членом миллета и платит ушр и джизию. А ты налогов не платишь! Ты – купленный для султана раб. Мятежный раб, который сбивает других с толку. И в довершение всего ты – трусливый раб, ибо ты вешаешь крест на себя, но не желаешь висеть на кресте! Но самое горькое, что ты сам не веришь в своего Бога, ибо не сказал ли он ясно: «Претерпевший до конца спасется» ! По этому его слову ты мог быть сейчас спасен! Но ты, видимо, предпочел поступить не по другим его словам, сказанным в Гефсиманском саду, где, «восскорбев душой смертельно», он пошел на попятный и готов был, страшась боли и мучений, отказаться от спасения человечества? .

Но довольно шуток! То, что ты знаешь наш язык и законы и читаешь Коран, не принимая ислама, заставляет меня думать, что ты – шпион, которого специально готовили, чтобы изнутри разлагать наше войско! Переведи это всем – как приговор! – сказал он толмачу.

«И никогда не будут довольны тобой ни иудеи, ни христиане, пока ты не последуешь за их учением, – подумал Хайр уд-Дин словами Корана. – Скажи: «Поистине, путь Аллаха есть настоящий путь!», – а если ты последуешь за их страстями после пришедшего к тебе истинного знания, то не будет тебе от Аллаха ни близкого, ни помощника» .

Хайр уд-Дин отошел к коню, вскочил на него, с интересом повернулся к строю. Поразительно – почти все юноши уже столпились у столика кадия, там уже взлетали плетки аскеров, наводивших порядок. «Неужели свет истинного учения пророка озарил их сердца, – подумал он и усмехнулся в душе нелепости этой мысли. – Разумеется, нет! Это произойдет еще очень не скоро! Большую роль, чем мои слова, сыграл запах плова! Но в этом тоже нет ничего плохого, так устроен человек».

Тем не менее медлить было нельзя. Хайр уд-Дин подозвал агу аскеров, охранявших девширме, и сказал ему, указывая на десяток юношей, оставшихся на плацу недвижными:

– Этих – на галеры. И поторопись, пока никто из них не передумал. А этого, с крестом, – на кол. Кол врыть так, чтобы они видели его от дастархана. Погуще смажь бараньим жиром. Язык – долой, либо рот зашить, пусть не бормочет больше ненужных слов!

Хайр уд-Дин не пожелал смотреть казнь и ускакал. Но этот, в сущности, смелый и сообразительный парнишка, таким трогательным и беззащитным жестом стягивавший свою фарджию на горле, чтобы не был виден его нательный крест, не шел у него из головы. Может быть, и не было в нем двойного дна, ведь, поистине, утопающий хватается за соломинку: разве не должен был он использовать для продления своей жизни бывшее у него знание? Но вот вопрос – откуда к нему пришло это знание?