Александр Сегень - Поп Страница 16

— Да уж, — недовольно проворчал кто-то из рядом стоящих, — обёртка ещё ничего, а начинка-то — с перцем!

— Как бы нам от этого перца не расчихаться! — добавил другой.

— Ничего, чих — он только во здравие, — засмеялся отец Александр.

41.

Вечером того же дня Лёшка Луготинцев рассказывал товарищу Климову:

— Был я сегодня во Пскове. Немцы передали нашим попам какую-то волшебную икону, и те перед ними на задних лапках выплясывали. Главный там у них один, проклинал советскую власть, что она, мол, попов истребляла.

— Мало, как видно! — припечатал Климов.

— Надо было вообще под корень! Чтобы духу поповского не было.

В сеновальном убежище командир и боец партизанского отряда вдвоём отметили наступление Нового года.

После второго стаканчика самогона Лёшка припомнил и речь отца Георгия Бенигсена:

— Учёные люди говорят, в этом году в апреле ровно семьсот лет, как Александр Невский у нас тут, на Чудском озере, немцев разбил.

— Вот как? — оживился товарищ Климов.

— Семьсот ровно, — повторил Лёша. — Видели фильм про Александра Невского?

— А как же, перед войной крутили.

— Я, товарищ Климов, смотрел его вместе со своей невестой Машей. Тогда же и предложение ей сделал. В плане женитьбы. Это было в клубе имени Кирова. А теперь там религиозное гнездо. Поп Сашка свою кислую кутью там заваривает. Сам неизвестно откуда, из Латвии, что ли, к нам прислан фашистами. Для пропаганды лояльности к оккупантам. А ведь немцы мою Машу убили!

— Рано, Лёша, бушуешь. Сдержи свой пролетарский гнев. Дождёмся весны. Ну, давай ещё по маленькой за Новый год. И пусть будет, как ровно семьсот лет назад. Чтоб немецкая сволочь под лёд провалилась. Помнишь, как в фильме? «Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет!»

42.

Лишь к февралю морозы стали ослабевать. За это время концлагерь в Сырой низине ещё дважды принимал дрова от жителей Закатов и окрестных мест. Немцев в селе к февралю почти совсем не стало. Горстка их содержалась в здании бывшего сельсовета, где теперь располагалась закатовская военная комендатура.

— Скоро и этих на фронт угонят, — говорил с радостью Николай Торопцев отцу Александру. — Москву не удалось взять. Мало того, с начала декабря Красная Армия перешла в наступление, неподалёку от Новгорода, в крепости Холм окружено много немцев. Оттуда везут раненых, глядишь, и у нас появятся перебинтованные тевтонцы.

— А в каких числах Красная Армия перешла в наступление? — полюбопытствовал отец Александр пару дней спустя, встретившись в Пскове с митрополитом Сергием. — Не шестого ли декабря по новому стилю?

— Именно так, — ответил митрополит.

— Ишь ты, — радостно усмехнулся закатовский батюшка, — в аккурат в день всехвального погребения Александра Невского во граде Владимире! По юлианскому календарю двадцать третьего ноября.

— Это знак! — согласился Сергий.

43.

Но появились в Закатах не тевтонцы, а эстонцы.

В самом начале марта в дом к отцу Александру валились люди в невиданной доселе форме, похожей на немецкую, но с другими нашлепками. Распоряжался ими огромный белобрысый детина, хорошо изъяснявшийся по-русски, но с характерным чухонским распевом.

— Ваш дом поступает в наше распоряжение, — заносчивым голосом говорил он. — Требуем в течении пяти часов освободить занимаемые помещения-а-а.

— Нет, дорогой мой, — вежливо ответил отец Александр. — Я тут живу по распоряжению господина Лейббрандта, который... Алюня! Как точно называется должность у Лейббрандта?

— Что-то вроде восточного министра, — отозвалась перепуганная матушка.

— Этто невозможно, — ухмыльнулся белобрысый. — Нам приказано занять в вашем селе лучшее помещение. Ваш доом самый подходящий. Приказываю освободить доом.

— Да кто вы такие-то? Хоть знать.

— Особая группааа четвёртого эссстооонского шуцман-батальона «Плескау».

— И откуда же такой батальон выплеснулся?

— Мы сформированы в Плескау. Отныне город Плескау и все прилегающие к нему территооории становятся частью великой Эссстооонннии.

— Псков — Эстонии! Час от часу не легче! — горестно выдохнул отец Александр.

44.

Новые хозяева села Закаты быстро затмили собой немцев. Они всюду сновали, вламывались в хаты, устраивали обыски, забирали всё, что только можно, орали свои и немецкие песни, гоготали, смеясь над русскими дикарями, приставали к девушкам, свистели вслед отцу Александру, когда тот направлялся к храму или возвращался домой.

Отец Александр с матушкой, Мишей, Сашей и Евой перебрались в неказистый домик Медведевых, который с февраля пустовал — старушка Медведева усопла и её похоронили. От морозов дом промёрз так, что его три дня не могли протопить, чтобы можно было жить в нем, не кутаясь и не стуча зубами. А тут ещё эстонцы нагрянули — отбирать остатки запасов...

В последнее время они затеяли эстонизацию населения, требуя, чтобы все учились говорить по-эстонски. Явившись к батюшке, белобрысый командир громко и нагло закаркал по-своему.

— Извините, господин хороший, я на вашем наречии не обучался, — сказал отец Александр.

— Осень плоохо, — нахмурился белобрысый, намеренно показывая, что и он вот-вот перестанет уметь пользоваться русской речью. — Я вам не господин хоросый, а называйте меня господиин Ыырюютс. Этта моя фамилья. Васа Россия много веков угнетала мой нароотт, заставляя говорить по-русски. Теперь мы вернулись в цивилизованную Евроооппппууу. Вы прозываете на территооррии свободного Эстооннского госсудаарсстваа и обязаны учиться говорить по-эстонски.

— Помилуй Боже, господин Ырютс, откуда ж нам взять учителей? Разве если бы вы нас взялись обучать. Правда, я к языкам не весьма способен. Греческий и латынь-то с трудом освоил. Французский учу, потому что на нём говорила народная героиня Жанна д'Арк. А эстонский... Куда мне! А матушка Алевтина выучила бы. Так, матушка?

— Это по-чухонски-то? — возмутилась Алевтина Андреевна. — Да ни в жизнь! Что я, с ума сошла? Шёл бы ты отсюда, чудь белоглазая, — подвинула она господина Ыырюютса веником. — Наследил-то! А туда же, цивилизация, Еврооопппа!

— Это осень плоохо, сто у вас нет учителей эстоонскоого, — малость испугался матушкиной дерзости господин Ыырюютс. — Приказыте вашим слугам погрузить васы дрова и перевести их к насему доому.

— А, так вы грабить нас приехали! — продолжала напирать на свободного эстонца матушка. — Так и скажите, как немцы говорят: «Цап-царап махен». Это мы понимаем и без Европы! Только даже немцы сами всё забирают и увозят, а у вас, лодырей, и на это сил нет?

— Она права, — согласился батюшка. — Если вы честные грабители, так соблаговолите сами всё забрать, погрузить и вывезти.

— Это сааботааж! — возмутился господин Ыырюютс. И стал говорить по-русски гораздо живей. — Мы будем вас судить и повесим.

— Э, голубчик, — улыбнулся отец Александр. — Меня в моей жизни не один раз и вешали, и расстреливали и даже комиссары грозились на крюк под рёбра повесить. Однако, как видишь, я всё ещё живой. Забыл, как тебя? Ы... ю...

45.

Дрова забрали на другой день. Привели под ружьём двух мужиков из числа невоцерковлённых, и те исполнили эту грязную работу, да и то безо всякой охоты. Ни один из прихожан отца Александра не согласился содействовать шуцман-батальону «Плескау» в грабеже священника.

На эстонцев отец Александр пожаловался Фрайгаузену, когда тот Великим постом приехал в Закаты и с удивлением обнаружил батюшку в другом жилище.

— Просто «Калевала» какая-то, язычество, — говорил батюшка. — Очень много о себе понимают. Дошли до того, что обращаются ко всем только на своём языке и требуют, чтобы и мы изучали чудское наречие. Что делать, Иван Фёдорович?

— Они будут наказаны, — уверял Фрайгаузен. — В пределах Восточных земель Эстония ограничена генерал-бецирком Эстлянд. Да, Эстонии переданы Печоры и Изборск, но Плескау... простите, Псков не входит в его состав. Я не знаю, кто внушил этому Иирюйтсу подобную ахинею. Мы вовсе не заинтересованы в расширении эстонского государства, хотя жители Эстонии охотно с нами сотрудничают, обильно вступают в батальоны «шума», то есть Schuttzmannschaft, вспомогательной полиции, и даже в СС. Возможно, кто-то и агитирует их тем, что они получат территории к востоку от Пейпуса... Простите, от Чудского озера. Но, уверяю вас, это блеф. Вероятнее всего, эстонцев пустят летом вычищать из окрестных лесов партизан, а, быть может, отправят на фронт. Так что они недолго будут гостить в Закатах.

— Дай-то Бог, а то уж больно нагло калевалят! — вздохнул батюшка. — А сами вы, я гляжу, охотно к нам приезжаете.

— Мне понравилось общаться с вами, не скрою. Вы редкий тип русского сельского батюшки.

— Точнее сказать, нередкий.

— Точнее сказать, рядом с вами я чувствую Бога больше, чем где-либо.

— За это спасибо, — стеснительно улыбнулся отец Александр. — Знаете, иные есть, у которых и чудеса происходят. А мне Господь чудес не посылает. И мученическую кончину не даёт, хотя сколько раз она была рядом. Теперь бы мне ее послать самое время — война, страдания народные. И сыновья мои уже взрослые, сами по жизни шагать могут. Ах, как бы мне хотелось хоть что-либо узнать о них!.. Но сейчас не о том. Я бы хотел снова ходатайствовать о лагере в Сырой низине. Грядет Пасха. Что может быть утешительнее для человека в тяжких условиях, чем Воскресение Христово? Ведь несчастным узникам никто даже крашеного яичка не поднесёт! А разве они виноваты в том, что были призваны в армию и с оружием в руках защищали Отечество? Иван Фёдорович, посодействуйте, чтобы и на сей раз еда и вещи попали к заключённым, и чтоб я мог провести в лагере пасхальную литургию.