Андрей Кураев - Ответы молодым Страница 19

Сегодня же именно эти "духовные романы" (дополненные уже прямыми "интервью" с бесами) заполонили церковные лотки.

И это потому, что нет еще и внутренней цензуры. Нет цензуры традиции, то есть цензуры вкуса. Традиция – это вкус, то есть предрассудки. Предрассудки в самом буквальном смысле слова: то, что "перед рассудком", что впитано человеком прежде, чем начал работать его личный критический рассудок. Современные церковные люди – это поколение, о котором можно сказать словами Андрея Вознесенского: "Расформированное поколение, мы в одиночку к истине бредем". Внутренняя цензура – это церковная традиция, или впитанная человеком с молоком матери, или полученная в ходе нормального, очного богословского образования.

Но у большинства современных церковных издателей (как газет, так и книг) нет ни богословского образования, ни опыта роста в Православной Церкви, то есть это, в основном, неофиты. В итоге не приходится удивляться, что к церковным прилавкам находят свой путь настоящие монстры – книги, содержащие самые дикие суеверия. Для примера: "Одному из моих друзей, никак не хотевшему расставаться с привычными страстями, старец сказал, что ему не удастся в этой жизни отмолить свои грехи, но по милости Божией ему предстоит родиться бычком. Бычок в смирении проживает свои год-два, жуя то, что дают, и идя туда, куда ведут, пока не зарежут и тем самым не освободят к лучшей жизни. Приятель этот рано умер… Вообще, блаженный утверждал, что почти вся домашняя скотина, за исключением собак – люди. Лошадью отрабатывает грехи тот, кто мало трудился, коровы тоже люди, а волком становится тот, кто мучил людей"[53]. Увы, эта книга издана в православном монастыре, а не в бурятском дацане

Чем опасно отсутствие внутренней и внешней цензуры в эпоху грамотности и издательской дешевизны?

Понимаете, если человек вообще неграмотен, живет своим огородиком, своей семьей, обычным приходским распорядком, то с него любая идеология сходит как с гуся вода. Он недоступен глубинному воздействию модных идеологов (ср. "пролы" в романе Оруэлла "1984").

Человек по-настоящему образованный тоже недоступен идеологической обработке: он знает, что надо десять раз проверить, прежде чем поверить какой-то сплетне.

А вот человек полуграмотный – он научился читать на свою голову, но не научился брать дистанцию от прочитанного. Он охотно верит листовкам и газеткам. А значит, он становится управляемым. Его легко превратить в часть толпы, чего-то требующей и против чего-то протестующей (что требовать и когда протестовать – укажут листовки). Именно это является новым феноменом нашей церковной жизни.

В итоге та теневая фольклорная культура, которая всегда была в Церкви, начала выплескиваться наружу. То есть всегда, во все времена алтарники сплетничали про попов, но только сегодня начали издавать свои газеты (типа "Русь православная", "Первый и последний", "Русский вестник" и тому подобное). Во все времена калики перехожие уверяли, что они точно знают, что где-то на чужой стороне уже родился антихрист и он скоро у нас будет, но сегодня об этом начали писать книжки типа "ИНН – печать антихриста" да по радио вещать голосом Жанны Бичевской.

Собственно говоря, издания типа "Русский вестник", "Русь православная" "Жизнь вечная" и просто "Жизнь" – это лицо Русской Реформации. В Европе Реформация произошла пятьсот лет назад. У нас она припозднилась: ждала, пока не ослабнет государство. Реформация – это мирянское движение. Это бунт мирян против церковной иерархии, желание мирянских активистов "порулить" Церковью, на свой лад истолковав Писание. Реформаторы XVI века не считали себя модернистами. Лютер был убежден, что восстанавливает учение Церкви эпохи апостолов и Вселенских Соборов (он никогда не произносил лозунга "Только Писание"). Так и нынешние русские реформаторы убеждены в своей собственной традиционности и ортодоксальности. Но на деле за каждым их шагом стоит глубочайшее недоверие к церковной власти. У них альтернативное богословие, альтернативные святыньки, иконы и святые.

Если преодолеть иллюзию, будто протестанты всегда "босолицые", и представить себе их с нестрижеными бородами – то станет заметно сходство психологических типов.

Когда-то такая волна мирянского активизма уже разрушила церковную жизнь: именно активность братств способствовала уходу украинского епископата в унию. Да, у нас обычно говорят, что братства Православие спасли. Но реальная их роль в становлении унии была сложнее.

Львов (тогдашнее его имя – Лемберг) был типичным европейским городом, а львовское братство – типичным бюргерским союзом. И, как это свойственно бюргерским союзам XVI века, он не избежал искушения пореформировать Церковь. Глава львовского братства князь Острожский прямо писал, что нужна реформа церковной жизни, включая "Таинства и другие человеческие изобретения"[54].

Вот описание тех событий известнейшим украинским историком (причем настроенным антикатолически).

"Братчики следили за чтением и жизнью своих членов, делали им указания… Когда братчики предложили этот новый устав на утверждение Антиохийскому патриарху Иоакиму, патриарх, насмотревшись перед тем на беспорядки в Украинской Церкви, был чрезвычайно обрадован таким высоким настроением. Он не только одобрил их намерения, но снабдил различными поручениями и правами, дотоле неслыханными: братчики должны были следить также и за духовенством, доносить о замеченных беспорядках епископу, а если бы епископ противился и не поступал по закону – то и ему они не должны повиноваться как врагу правды. Патриарх постановил также, чтобы все прочие братства повиновались Успенскому львовскому. Это были чрезвычайно широкие права, коренным образом изменявшие все церковные порядки, и пожалованы они были братству без нужды и неосмотрительно, так как неизбежно должны были повлечь за собой недоразумения и столкновения с духовенством. Но так поступил не только Иоаким, а и Константинопольский патриарх Иеремия, приехавший два года спустя (1588) и утвердивший эти распоряжения… Чрезвычайно широкие права по отношению к духовенству и епископам, сообщенные львовскому братству патриархами, было весьма опасным и ненужным подарком, так как вовлекали братство в совсем лишнюю борьбу с духовенством и много повлияли на то, что православные епископы начали искать себе защиты у католической иерархии. Как только львовские братчики, исполняя поручение патриарха Иоакима, взялись заводить порядки среди местного духовенства, сейчас же вышла у них изза этого ссора с владыкой Балабаном – ссора совершенно ненужная! Гедеон Балабан был довольно образованный владыка, с добрыми намерениями, и до сих пор поддерживал просветительные стремления братства, но не мог стерпеть, когда эти "простые хлопы" начали вмешиваться и указывать ему, что должно быть и чего не должно быть. Гедеон не покорился, проклял львовское братство и начал чинить ему всяческие неприятности. А когда патриарх Иеремия, приехав на Украину самолично и разобрав дело на месте, стал еще более решительно на сторону братства и освободил его из-под власти епископа, то владыка Гедеон был этим так огорчен, что обратился к своему недавнему врагу, архиепископу Львовскому, и просил, чтобы тот освободил украинских владык из-под власти патриархов. Так Гедеон стал из всех украинских владык "чиноначальником отступления от патриархов". Это был очень горький плод необдуманных патриарших распоряжений. Но не только в этом случае оказалась несчастливой рука патриархов в их вмешательствах в дела Украинской Церкви. Патриархи не разбирались в здешних отношениях и не знали их; но когда к ним обращались в разных вопросах, они распоряжались очень решительно. Иеремия поступал резко, необдуманно, не очень разбираясь в делах; распекал владык, угрожал запрещением, проклятиями. После выезда опять посылал разные распоряжения, менял и переменял, ставил своих наблюдателей (экзархов) над епископами и снова устранял, и не всегда можно было разобрать, кого слушать, так как появилась бездна разных греческих пройдох, выманивавших деньги, называясь архиепископами, патриаршими послами и прочее"[55].

В общем, в глазах епископов – свидетелей Реформации в Германии и Польше – братства выглядели протестантским мирянским движением бюргеров[56]. У восточных патриархов западнорусские епископы не нашли защиты от местного протестантизма (точно так же и в ХХ веке Константинопольский патриарх поддержал русских обновленцев). И тогда без давления польских властей, вопреки желанию католического епископата они приняли унию. Странно звучит? Но и в самом деле польского короля Сигизмунда III тогда не было в стране, а без его согласия не могли созываться церковные соборы. Так что и униональный Брестский собор король не признавал еще целый год. Что же касается католического епископата, то ему было ненавистно все православное, и потому католические прелаты хотели не унии (которая все же позволяла сохранить внешний распорядок православной жизни), а всецелого ополячивания и окатоличивания…