Михаил Белов - Иисус Христос или путешествие одного сознания (Часть 2) Страница 19

Но вот надо было начинать делать дела и в следующий раз опять, глядя вверх, кроме стационарных путей чувств в верхнюю часть головы я не находил больше ни одного из недавно освоенных.

Меня поражало то, что я писал записки отцу Вадима, записки их, теоретически должны были раздражать, в записках была моя боль, а Трифон Сигизмундович, у которого дома стоял телефон, даже и не думал мне звонить. При встречах, широко улыбаясь и здороваясь, как со старым и добрым знакомым, он оставлял без внимания все мои обращения к нему.

Для человека, живущего миром и в мире души оценка людей на хорошие и плохие существенно расходится с общепринятыми. Хорошими для него являются лишь люди, имеющие мягкость души, порядочность и способные к положительному постоянству. Все остальные люди, имеющие хоть одну лишнюю от этого черту являются хорошими лишь в тот отрезок времени, в который они сделали хорошее этому человеку. Раз принесший боль становится объектом повышенного внимания.

За 6 лет моих духовных скитаний лишь единственный человек не принес мне ни разу ничем боль. Это был Олег Глушак. Я познакомился с ним, когда он играл на ударных инструментах в той группе, в которой играл мой друг детства Федя Запорожец. Никаких особых отношений с Олегом, кроме знакомства у нас не было. Он вел себя серьезно, уважительно ко мне, внимательно и рождал во мне только такие же чувства. Я еще раз отмечал, что серьезное отношение к человеку может заменить и ученость и всякие академические степени, чтобы просто понимать человека, каким бы больным он не был.

Но эти цепляния сознания за верхнюю часть головы не проходили бесследно. Все большее и большее количество моего существа во время очередного приближения коры больших полушарий затекало в нее. Все чаще я на тело смотрел не из себя, а сверху из под... или с макушки.

И эта пустота, царившая в промежутке между верхом и низом головы стала заполняться моим существом. Вскоре оно начало лучиться из глаз, радуя меня своим сходством с вехами, указанными Сатпремом. И по мере его заполнения моей головы, я начал чувствовать последнюю просто головой, а не головой с надстройками, а себя нормальным.

Проснувшись однажды утром, я почувствовал наконец то свой затылок. Мое существо, наполнявшее мою голову до краев, касаясь затылка давало мне несказанное чувство радости за свою цельность. Я был поражен как существом взаимоотношений духовного и физического, так и тем как мало надо человеку для счастья. А так же каким трудом достигается эта малость для многих. Радуясь поднимающемуся солнцу, мое сознание, касаясь затылка выхватывало часть пространства вокруг него, которое оно окружало. Я почувствовал, что скоро у меня отпадет и мое желание астральных полетов, которым я жил эти три года, так как душа будет иметь все, находясь и рядом с телом.

Я думал, что это точно конец моих скитаний. Но не тут то было. Синеву непосредственно над головой я видел уже несколько дней. Верхняя часть головы покоилась в ней куда часто я поднимал и свое сознание для отдыха.

В тот день у меня было назначено несколько встреч. Идя по городу, я вдруг увидел, что вся та информация, выше которой поднималось мое сознание уже остается на соответствующих уровнях, соответствующим уровням моего тела. Мое же сознание находилось в космической синеве, похожую на морскую.

И тут мне пришлось опять пережить нечто страшное. Я ехал в автобусе, когда почувствовал что теряюсь в этих просторах. Они для меня были абсолютно не освоенными. Они за правым полушарием были во мне, а я в них. Своим покоем гасящим любое движение, как мысли, так и тела, его нарушающее, они были мне приятны и чужды одновременно.

Сначала я просто испугался. Когда мое сознание стало по ним медленно подниматься вверх, а они спускаются вниз, и мне стало лень делать резкие движения, и быстро говорить, а захотелось действовать в такт той волне, которую задавали эти просторы, я перестал узнавать себя. Я проверил все свои психические функции, которые я мог в этой обстановке проверить, также как и физические - все подчинялось моей воле. Но это был не я. Из моего тела смотрели только два глаза, обеспечивающие этому телу и этой душе биологическую сохранность. Эта была полная безликость моего существа. Жить чужой и непонятной жизнью, понятно, не хотелось, и было страшно за себя.

Внезапно эти опускающиеся за меня просторы пересекла какая-то полоса страха. В эманации, которую она несла я узнал что-то знакомое. Осенившая меня догадка потрясла собой. Это же самые подпланы сознания, которые открыл для себя Павитрин. Те самые "нетронутые глубины". "Ничего себе сколько он у космоса нахапал", - подумал я. Но теперь было легче. Эти подпланы помимо опыта, который бы могли побаиваться пережить психические больные, оставив у себя нетронутые глубины в подобной ситуации в своем подсознании, несли защиту моего правого бока от Павитрина. Я почувствовал, что любое его воздействие теперь на меня теперь автоматически скажется на нем самом. Главное же было в понимании того, что пройдя эти нетронутые глубины, я окажусь перед своим собственным небом и своими просторами.

Тренируясь, неожиданно для себя я почувствовал желание снова начать изучение стилей обезьяны и пьяницы, изучить которые у меня было страстное желание в 1991 году. Поднимаясь вверх над бровкой моего левого полушария я обнаружил тугой полевой узелок моего желания словно заспиртовавшийся в 91 году. Сейчас под действием моего пробуждения тоже пробуждающийся и задающий вибрацию моему сердцу.

Найдя купленные тогда брошюры по этим стилям в течении трех недель я изучал технику их движений. Когда эгрегор выработался желание заниматься исчезло, но не ушло навсегда. Оно вошло в мою сущность и осталось в ней. Точно также в начале августа сверху спустилось желание съездить на рыбалку, куда мы ездили с Наташей в 1988 году.

Будучи промываемым психическими инъекциями моих "доброжелателей" понятно, что я не мог чувствовать себя нормально. Нормально даже психически, тем не менее осознавая, что я абсолютно здоров.

Для своего здоровья приходилось не доверять самому себе, как это ни парадоксально звучит. Но что мне оставалось делать, когда, где-нибудь в левом или в правом полушарии я вдруг обнаруживал у себя полевой комок, переходящий в ткань мозга и задающий мне чувство собственной болезненности. "Какие вы все умные, - думал я. -Вам бы половину того пережить, что пережил я. Выдержали бы ваши психики, в здоровье которых вы уверены? Как бы мне вернуть вашу сердобольность и доброжелательность назад?

Понятно, что подобные инъекции мою внешность искажали существенно. Часто под их массой моей душе внутри головы просто не оставалось места чувствовать себя не то что свободно, а просто нормально. Невероятными усилиями внимания я расчищал себе мало-мальское место в своей голове и продолжая по-прежнему жить, по прежнему ждал прихода лучших времен. "Это я все понимаю и осознаю, - думал я, ужасаясь открывающейся мне во всей красе картиной жизни души психически больных и картине душ здоровых. -Есть ли у первых хоть малейший шанс выкарабкаться наверх из под всего этого хлама умников, которых больные знают, как свои пять пальцев".

Обрыв отношений с Павитриным принес мне облегчение. Я стал дышать свободно. Исчез даже комплекс неполноценности. После каждой фразы я перестал оценивать сказанное не по дурацки ли оно выглядит.

Непеработанная информация выглядит смятым, похожим на коррозированный, полевым субстратом в виде бляшки. Помещенная во время мышления в голову бывшего больного такая бляшка сначала вызывает у него заикание и стушевывание, что, как правило, сразу усугубляет отношение к нему, и общение заканчивается развитием комплексов неполноценности больного до апогея.

Человек интеллекта знает о бездне человеческого "я" поэтому очень тщательно следит за тем, чтобы собеседник, задающий ему вопросы, его не обманул, зная уже эту информацию. Но если человек, живущий душой, задавая вопросы часто не задумывается над тем, какой объем информации можно "снять" в прямом ответе на вопрос, привыкнув знать точно и не пользуясь мерцанием в себе интуитивного ответа, то человек интеллекта, как правило воспринимает такие вопросы в штыки, ради исключения сознательного обмана себя.

В начале марта я стал обнаруживать, что все это время жил чужими чувствами, то есть по сути чужой жизнью, разве что только идя по своему пути. Моя индивидуальность, видимая мной двойной искрящейся полоской и прикрепленная к Славиному и пастора церкви "Новое поколение" филиалам стала смещаться на мою кору больших полушарий.

Однажды, рассказывая одному парню про причины своего попадания в больницу, я увидел что на мое сознание наложена выработанная полость филиала Вадима. Создавалось ощущение, что моя голова окружена черной сферой и находится в ее глубине, что так и было на деле. Полное понимание видения было сразу. Переживания были лишь по поводу того что может что-нибудь случиться на физиологическом уровне.