Александр Шмеман - За жизнь мира Страница 2

Как пища человека, мир не есть нечто материальное, ограниченное «физическими» потребностями человека, и, тем самым, противоположное потребностям его .духовным». В Библии все существующее, все творение, есть дар Божий человеку, оно существует, чтобы человек мог познать Бога, чтобы его жизнь стала причастием Богом созданной. Богом дарованной жизни. Мир — это Божественная любовь, ради человека соделанная его пищей, его жизнью. Бог благословляет все, что Он творит, и на языке Библии это означает, что все творение есть знамение и орудие Его присутствия, мудрости, любви и откровения» «вкусите и видите, яко благ Господь!» (Пс. 33 : 9).

Человек — существо алчущее. Но алчет он Бога. Всякое «алкание», всякая жажда, суть алкание и жажда Бога. Разумеется, в этом мире алчет не только человек. Все существующее, вся тварь, живет «питанием» и зависимостью от него. Но единственность человека во Вселенной в том, что ему одному дано благодарить и благословлять Бога за дарованные Им пищу и жизнь. Только человек способен и призван на Божие благословление ответить своим благословлением, и в этом — царское достоинство человека, призвание и назначение быть царем Божьего творения...

Сотворив животных в помощь человеку. Бог приводит их к Адаму, «чтобы видеть, как он назовет их, и, чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (Бытие 2,19). А в Библии имя — это неизмеримо больше, нежели средство для отличения одной «вещи» от другой. В библейском миропонимании, имя являет саму сущность вещи, или — вернее — сущность ее, как дара Божьего. Назвать вещь — это значит в Библии — принять, опознать вложенные в нее Богом смысл и ценность, принять как дар Божий, познать место и назначение ее в Божьем мироздании. Назвать вещь, таким образом, означает — благословить Бога за нее и ею. И в Библии это не «культовый» акт, а сама сущность жизни, как постоянно даруемой Богом. Бог все сущее наполнил Своей любовью, .Своей благодатью, все сотворил «хорошим весьма». И потому «естественным», а не «сверхъестественным» ответом на этот дар и является ответное благословление.

Благословлять Бога, благодарить Его, видеть мир таким, каким видит его Бог, быть «соработником» Бога — и в этом благодарении и приятии — познавать мир, называть его, распознавать сущность его, как «алкания и жажды» Бога — таковы те свойства человека, которые и отличают его от всей прочей твари. Homo sapiens — да, homo faoer да, но, прежде всего — Homo Adorans, человек способный благодарить, славословить и понимать...

Но не только царем твари создан человек, а и священником — будучи средоточием мироздания, человек объединяет его в акте благословения получая мир и, одновременно, принося его Богу. И, совершая это благодарение, эту евхаристию, он претворяет свою жизнь — ту, которую в «пище» принимает от мира — в жизнь в Боге, в причащение Божественному бытию. Мир был сотворен, как материя одной всеобъемлющей Евхаристии, а человек — как священник, совершающий это космическое таинство...

И люди, если не разумом, то инстинктом, знают и понимают это. Столетия «секуляризма», отпадения от Бога, не смогли превратить пищу и питание в нечто всего лишь «материальное» и утилитарное. Принятие пищи по-прежнему сохраняет черты обряда — последнего «естественного таинства», совершаемого в кругу семьи или друзей, таинства жизни, которое есть нечто большее, нежели просто «еда» и «питье», чем простое удовлетворение телесных нужд. И вот, даже не отдавая себе отчета — в чем это «нечто большее», люди все равно стремятся к нему. Сами того не зная, они алчут и жаждут жизни как таинства.

Не случайно библейский рассказ о грехопадении сосредоточен опять же на пище. Человек съел запретный плод. Помимо всяких прочих толкований, плод этот отличается от всех остальных плодов в раю: он не был предложен в дар человеку. Не дарованный, не благословенный Богом, он был «пищей в себе», а не в Боге, образом мира, любимого ради самого себя. Любить нелегко и человек предпочел оставить любовь Божию без ответа. Человек возлюбил мир — но, опять таки, не в Боге, не как общение с Ним. И такое, прежде всего, эгоистическое отношение к миру, стало постепенно чем-то само собою разумеющимся. Человек стал воспринимать мир «как таковой», ограниченный самим собою, а не пронизанным присутствием Бога. Это и есть мир, называемый в Евангелии — «миром сим», миром собою живущим и в себе заключенном. И уже привычным стало жить не вознося благодарение Богу за дарованный Им мир, естественной — утрата евхаристического отношения к творению Божьему.

Наш мир есть падший мир, ибо он утратил сознание, что Бог есть все во всем (1 Кор. 1 : 28). И это пренебрежение Богом и есть первородный грех, в котором задыхается жизнь. Ибо даже религия в этом падшем мире не может ни исцелить, ни исправить его, потому что она согласилась низвести Бога в область «священного», противопоставить Его «миру профанному». Религия — и это очень страшно — примирилась с «секуляризмом», тогда как Бог оказался удаленным в сферу «священного».

Изначальное назначение человека состояло в постоянном претворении человеком своей естественной зависимости от мира в причащение божественной жизни, которая была, согласно Евангелию, «светом человеков». Он был создан священнослужителем благодарения. Принося мир Богу, он—в этом отношении, в этом благодарении — получал дар жизни. Но грехом он лишился этого священства. Его зависимость от мира стала всецелой. Его любовь сбилась с пути. Он по-прежнему любит, по-прежнему алчет. Он сознает свою зависимость от того, что вне его. Но и любовь его, и зависимость отнесены к миру, только к миру. Человек забыл, что сами по себе — этот мир, его воздух, его пища, не могут дать нам жизнь, что они — источник жизни постольку, поскольку они получены и приняты «ради Бога» и в Боге, как носители Божественного дара жизни.

В мире, воспринимаемом как самоцель, все приобретает самодовлеющую ценность, но, тем самым, утрачивает и всякую ценность, ибо смысл и ценность всего — в Боге, и мир наполняется смыслом только тогда, когда он становится таинством Божественного присутствия. «Естественный» мир, оторванный от источника жизни, это — мир умирающий и, вкушая этой тленной пищи, человек, на деле, причащается смерти. Да и сама наша пища мертва и ее приходится хранить в холодильниках, словно труп.

«Возмездие за грех — смерть» (Рим. 6 : 23). И жизнь, которую избрал человек — ущербленная и смертная жизнь. Бог показал ему, что вкушение земной пищи, которое человек сам избрал, приведет его в землю, из которой взяты и пища и человек: «Ибо прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3 : 19). Человек утерял подлинную — евхаристическую — жизнь, потерял жизнь самой жизни. Он перестал быть священником мира и стал его рабом.

Согласно библейскому рассказу, произошло это «во время прохлады дня», т.е. ночью. И когда Адам покинул райский сад, его жизнь перестала быть евхаристией — благодарственным приношением мира Богу — с собою, во тьму, он увел и мир. В византийском песнопении, описывающем изгнание человека из рая, Адам сидит перед вратами рая, лицом к нему, и плачет. Это — образ человека в падшем мире...

Отвлечемся на время от темы пищи. Мы начали с нее с одной лишь целью — освободить понятия «сакраментальный», «евхаристический» — от тех напластований объяснений, которыми они обросли за века «школьного» богословия, употребляющего их почти исключительно в рамках противопоставления «естественного» и «сверхъестественного», «профанного» и «священного», т.е. того противоположения религии, с одной стороны, жизни с другой, которое делает невозможным ни преображение жизни, ни осмысление религии. Но «первородный грех» состоит не в том, что человек «ослушался» Бога, нарушил «религиозные правила». Грех состоит в том, что он перестал алкать Бога, перестал свою жизнь опознавать как таинство общения с Богом. Грех — не в пренебрежении «религиозными обязанностями», т.е. религией, а в том, что Самого Бога человек стал воспринимать в категориях «религии», и это значит в противопоставлении Его — жизни. Единственное настоящее грехопадение человека — неевхаристическая жизнь в неевхаристическом мире. Грех человека не только в предпочтении мира Богу, не в нарушении равновесия между духовным и материальным, а в том, что мир сделался миром материальным, тогда как его надлежало претворить в жизнь в Боге, исполненную смысла и духа.

Христианство, однако, благовествует, что Бог не оставил человека в изгнании, не обрек его лишь на тоску по подлинной жизни... Бог сотворил человека «по сердцу своему» и для себя, и вот, сама свобода человека есть усилие понять гложущий, таинственный голод... И эти потемки, эту тоску по потерянному раю. Бог освятил Своим светом. И сделал Он это не только чтобы спасти человека, но и в исполнение предвечного о нем замысла, чтобы мог понять человек — Куда и к Кому извечно зовет его неумолимый голод.