Александр Шмеман - За жизнь мира Страница 3

Христианство, однако, благовествует, что Бог не оставил человека в изгнании, не обрек его лишь на тоску по подлинной жизни... Бог сотворил человека «по сердцу своему» и для себя, и вот, сама свобода человека есть усилие понять гложущий, таинственный голод... И эти потемки, эту тоску по потерянному раю. Бог освятил Своим светом. И сделал Он это не только чтобы спасти человека, но и в исполнение предвечного о нем замысла, чтобы мог понять человек — Куда и к Кому извечно зовет его неумолимый голод.

Посланный Богом свет — это Сын Его Единородный, который всегда и неугасимо светил во тьме мира и вот, явлен теперь в полноте Своего сияния. Еще до пришествия Христа Бог обещал Его миру. Об этом обещании свидетельствовали ветхозаветные пророки, но не только они. Мы, христиане, верим, что свидетельством этим, обещанием, ожиданием Христа, так или иначе, пронизана, ими светится всякая истина, сколь бы ни была она частичной и ограниченной. Истина всегда ведет ко Христу и потому, по словам Симоны Вейль, если стремится человек к Истине, то даже и убегая от Христа, он на деле к Нему идет. Так и в длинной, смутной истории религии. Много было явлено таких истин о Боге, истин, в полноте своей, раскрывшихся и вечно раскрывающихся во Христе. Словно всегда, с самого начала, звучала в мире, хотя и заглушаемая, и «сбиваемая с тона», Божественная музыка, полноту которой дано услышать человеку в явлении в мире Иисуса Христа.

Однако, в глубочайшем смысле, христианство означает конец религии. В евангельском рассказе о встрече с Самарянкой у колодца Иакова, Христос не оставляет по этому поводу никаких сомнений. «Господи — говорит Ему женщина — вижу, что Ты пророк. Отцы наши поклонялись на этой горе, а вы говорите, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме», Спаситель говорит ей: поверь, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу... Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе» (Ин. 4, 19—21 : 23). Самарянка задала вопрос о культе, т.е. о религии, а Иисус, отвечая ей, коренным образом изменил сам вопрос. Нигде в Новом Завете христианство не явлено нам, как «культ» или «религия». Ибо религия нужна там, где существует непроходимая преграда между Богом и человеком. Но Богочеловек Иисус Христос разрушил эту стену, ибо возвратил и даровал нам не новую «религию', а новую жизнь.

В ранний христианский период эта свобода Церкви от «религии» в обычном смысле этого слова, давала язычникам повод обвинять христиан в атеизме. Ибо не занимала их ни священная география, т.е. места, где бывал Христос во дни земного Своего служения, ни храмы, ни культы. Они не пускались в паломничества. У «старых» религий были тысячи храмов, тысячи «святых мест», но для христиан все это было в прошлом. Они не нуждались в «рукотворных» храмах: сама Церковь, Тело Христово, собранный народ Божий — были в сознании верующих подлинным храмом. «Разрушите храм сей, — сказал Христос об Иерусалимском храме, — и Я в три дня воздвигну его» — но говорил Он это о храме Тела своего (Ин. 2, 19, 21). Сама Церковь была новым, небесным Иерусалимом — и вера в то, что Христос невидимо приходит и присутствует среди любящих Его была для них достаточной. «Историчность» Христа, конечно, была бесспорным основанием христианской веры, но для верующих важнее «исторической» памяти о Христе был опыт Его пребывания среди них. Таким образом, в Нем был явлен конец религии, потому что он сам был ответом на всякую религию и исполнением ее, утолением всей человеческой жажды Бога, потому что в Нем жизнь, утраченная человеком, была возвращена ему.

Эта книга — не богословский трактат и не попытка исследовать и объяснить все содержание и все аспекты этого Ответа. Я не претендую добавить, будь то самую малость, к мудрости, накопленной в бесчисленных богословских фолиантах. Моя цель — неизмеримо скромнее. Она состоит в том, чтобы напомнить, что во Христе жизнь во всей ее полноте возвращена человеку, вновь дарована ему, как таинство и причастие, вновь стала «евхаристичной». И в том еще моя цель, чтобы указать, хотя бы отчасти и поверхностно, на значение этой «обновленной жизни» для христианской миссии в мире. Западный христианин привык противополагать Таинство — Проповеди, и связывать миссию не с Таинством, а именно со Словом. Поэтому, в отношении Таинств, он интересуется, прежде всего, формальными вопросами: числом таинств, условиями их совершения, освящением ими совершающемся. Моя цель — показать, что существует, и всегда существовал, другой подход к Таинству, другое его восприятие, и что как раз от этого подхода зависит жгучая проблема христианской миссии во все дальше уходящем от Христа современном мире.

О чем же наше свидетельство? Что мы видели и осязали руками нашими? Чему мы причастились? Куда мы зовем людей? Вот наши главные, прежде всего к себе обращенные, вопросы. Очерк написан православным христианином. Однако, это не просто книга о православии, как его обычно понимают и описывают в наши дни. На Западе, да и среди нас самих, православной церкви часто отводят место Церкви, прежде всего, «литургической», духовной, более или менее безразличной к миссии и к «миссионерской» деятельности. Но все это неверно. Пожалуй, православным и в самом деле зачастую не хватает понимания подлинного смысла православного восприятия таинства. Однако, это вовсе не означает, что воспринимается оно как бегство во вневременную .духовность», подальше от скучного «активизма». Автору этого очерка хотелось бы этот подлинный смысл раскрыть и поделиться им с читателем.

Величественные храмы с иконами, крестными ходами и всенощными бдениями, богослужение, для правильного совершения которого — двадцать с лишком богослужебных книг — все это, на первый взгляд, противоречит пониманию христианства, как «конца религии». Но так ли это на самом деле? И если нет, то каков же смысл всего этого мира, в котором мы живем и за жизнь которого Бог отдал Сына своего?

Евхаристия

»За все благодарите»

В «мире сем» Христос был отвергнут. Он был совершенным явлением жизни, какой замыслил ее Бог. В нем была собрана воедино раздробленная жизнь мира, но мир отверг и убил Его. И в этом убийстве умер сам, ибо потерял последнюю возможность стать тем, чем сотворил его Бог — т.е. Раем. И, хотя люди продолжают «верить в прогресс», в возможность бесконечного улучшения жизни, во всевозможные «строительства» отвержение миром Христа означало конец его.

Зачастую, однако, создается впечатление, будто христианство проповедует, что стоит людям захотеть, сделать усилие, и Крест и распятие упразднятся сами собою. Христиане легко забывают, что вера их есть, прежде всего, стояние у Креста. Да, конечно, в христианскую миссию входит забота о мире, о справедливости и о благополучии, человечности и т.д. Но остается и то, что он никогда не станет таким, каким замыслил, сотворил и даровал его человеку Бог. Не Христос осудил мир, а мир сам себя осудил, когда он пригвоздил ко Кресту Того, Кто есть подлинное «Я» мира. «В мире был, и мир через Него начал быть, и мир его не познал» (Ин, 1, 10). Если серьезно вдуматься в смысл этих слов, то ясным становится, что — как христиане, и поскольку мы христиане, мы, прежде всего являемся свидетелями конца. Конца всякой естественной радости. Конца «удовлетворения» миром и собою, конца самой жизни, как разумной и разумно организованной «погони за счастьем». Чтобы осознать все это христианству вовсе не нужно было дожидаться современных адептов «экзистенциализма» с их рассуждениями о тоске, отчаянии и абсурде. Мы и без них знаем, что «смерть и время царят на земле». И пусть за всю свою долгую историю христиане слишком часто забывали о Кресте, — мы знаем, что в мире, где умер Христос, «естественной жизни» пришел конец.

А вместе с тем, с самого своего появления, христианство было благовестием Радости, единственной возможной радости в «мире сем». Если после Креста невозможной стала радость «естественная», то в глубине этой «невозможности», на самом дне этой тьмы, христианство возвестило и даровало новую радость и ею превратило конец — в начало. Без этой радости христианства нет. Только ею Церковь победила мир, и потому, когда христиане теряют ее. Церковь теряет и мир, в который она послана. Из всех обвинений христианства самое страшное принадлежит Ницше, сказавшему о христианах, что они безрадостны.

Поэтому забудем на время академические споры о Церкви, об ее миссии и о методах ее миссии. Ибо рассуждение такого рода осмысленны только в контексте той великой радости, из которой все в христианстве черпает свой смысл и силу. «Я возвещаю вам радость великую, которая будет всем людям» (Лк. 2 : 10) — этими словами открывается Евангелие, а завершается: «они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с радостью великою...» (Лк. 24 : 52). И мы должны снова обрести ее, эту радость великую, прежде чем обсуждать программы и стратегию «миссии».