Фазлиддин Мухаммадиев - Путешествие на тот свет, или Повесть о великом хаджже Страница 24

Да, в этой единственной жизни не быть обманутым сладкой сказкой уже само по себе является немалым счастьем, подумал я.

― Дохтур-джан, вы что-то задумчивы сегодня, ― сказал хаджи Абдухалил-ака.

― Да, вот, размышляю о том, какое странное все-таки создание человек, придумывающий разные вещи во вред себе.

― Все проистекает по воле всемилостивейшего Аллаха, ― вставил слово один из стариков.

― Вы имеете в виду вооружение? ― спросил меня другой.

― И это, и многое другое. Например, вино и опиум. Хотя человек знает, что они вредны, однако ради нескольких мгновений путешествия в мир грез он отравляется вином и опиумом. Особенно опиумом во всех его разновидностях…

Собеседники согласно закачали бородами.

…Из пустыни несет жаром, как из раскаленной печи. Беготня пилигримов к холму Арафат и обратно по усеянной шатрами долине уменьшилась. Теперь больше шныряли машины неотложной помощи. От пронзительного рева их сирен нельзя вздремнуть ни на минуту. Только к вечеру я узнал, что поспешность, с которой метались по дорогам эти машины, не имела ничего общего с их назначением. Санитарные машины, как оказалось, использовались в качестве обыкновенных такси.

Учитель из Йемена, в третий раз прочитав с нами молитвы дня Арафата, скрылся на своей половине. Мы сидим, вытянув ноги, и, так как о стенки палатки опереться нельзя, прижимаемся друг к друг потными спинами.

Наше дыхание напоминает дыхание истомленных от жажды птиц, привязанных на солнцепеке.

В шатер сунул голову нищий-старик, прочел длинную молитву на арабском языке и попросил подаяния. Исрафил дал ему монету. Учитель протянул из-за занавески два банана. С рассвета наш шатер посетило не меньше шестидесяти нищих. Получив милостыню, они уходили восвояси. Этот же тип, пока каждый из нас не дал ему что-нибудь, стоял, как истукан, не меняя позы, сверля пронзительным и требовательным взором каждого из нас поочередно. Я дал ему два куруша и спокойно продолжал курить. Однако он опустился на корточки и знаками показал, чтобы я дал ему еще и сигарету. Закурив и направив клубы дыма прямо в лица моих спутников, он что-то буркнул. Мы не поняли его. Он повторил свой вопрос. Из-за занавески ему что-то ответил йеменский учитель. Я разобрал одно только слово; «Русийя».

Услышав это, нищий вскочил на ноги, гневно замахнувшись в нашу сторону. Мы сидели, разинув рты от изумления.

― Русийя? ― произнес нищий, тыча в нас пальцем.

― Русийя! ― отозвался Исрафил, с вызовом глядя на него.

― Русийя, ― повторил нищий и, состроив брезгливую мину, поднял недокуренную сигарету над головой, швырнул ее оземь и нервными движениями ноги стал ее топтать.

― Вон отсюда! — крикнул Исрафил, дрожа от ярости. ― Убирайся к…

Нищий насмешливо рассмеялся, не обращая никакого внимания на Исрафила.

― Русийя, ― корчил он гримасы. ― Русийя — плохо.

― Дурак! ― крикнул Исрафил и, словно с ним спорил не попрошайка, а мы, обратился к нам: ― Русийя ― дружба! Русийя ― мир! Русийя ― родина братства и равенства…

В это время из-за простыни вышел йеменский учитель и пинками вытолкал нищего из палатки. Тот растянулся среди паутины веревок. На шум прибежали братья Сайфи Ишана и с побоями прогнали нищего. Через некоторое время к нам зашел средний брат хозяина, сеид Абдулла, и недоуменно спросил, почему мы затеяли спор с безумцем.

― Это юродивый… ― говорил он. ― Он живет в нашем квартале…

Несколько минут прошло в молчании. Исрафил тяжело и глубоко дышал. Он никак не мог успокоиться. Вдруг мне стало нестерпимо смешно. Уткнувшись в подол ихрама (коль скоро громко смеяться воспрещено), я задыхался от смеха.

― Чего хохочешь? ― крикнул Исрафил. ― Обезьяна показала тебе задницу, что ли?

― Мой друг один-единственный раз затеял праведный спор на чужбине, и то собеседник его оказался чокнутым.

Исрафил рассмеялся.

Хромой доктор

После полуденного намаза радио опять смолкло. Хозяева начали сворачивать палатки и шатры. Паломники тоже готовились в путь.

Мы должны пешком дойти до горы Муздалифы и ночь провести там. Поспорив с полчаса с муллой Нариманом, я наконец уговорил его ехать вместе с хозяевами на машине в Мина.

― Господа, ― сказал мулла Нариман, поднявшись во весь свой огромный рост и покручивая усы, ― уважаемые господа, слава богу, у меня достаточно силы, чтобы пойти пешком и заслужить величайшую милость Аллаха. Нет, не возражайте, достаточно силы. Но вижу, что ваше предложение, сударь, протекает из доброжелательства и благодеяния. Поэтому, сударь, я его принимаю, нет, не возражайте, принимаю.

Все три асфальтированные, идущие параллельно друг другу дороги забиты выстроившимися в несколько рядов автомашинами. Пространство между дорогами заполнено пешими и сидящими на ишаках и верблюдах паломниками. Однако никто не двигался с места. Нам объяснили, что этот огромный караван сдерживают солдаты. Как только настанет положенный час священного похода, будет произведен залп из пушек. Только тогда караван придет в движение. Выйдя на дорогу, мы стали позади группы смуглых бородатых паломников. Исрафил пересчитал всех нас и объявил, что одного не хватает. Потерялся один из старейших спутников. Назначив место свидания, мы разбрелись в разные стороны в поисках кори Мушаррафа. Это оказалось не легким делом ― в толпе одинаково одетых людей отыскать нужного человека. Но старик все же нашелся. Он переел жирного бараньего жаркого и у бедняги заболел живот. Мой земляк мулла Тешабой обнаружил его за какой-то старой железной бочкой.

Впрочем, половина группы страдала желудком, и Ваш покорный слуга ежеминутно раскрывал свою сумку и раздавал страждущим синтомицин и фталазол.

То ли в этом гуле мы не услышали пушечных залпов, то ли артиллеристы, презрев свой долг, первыми пустились к Муздалифе, во всяком случае, мы двинулись вперед, не услышав ожидаемого сигнала.

Кори-ака, воздев руки к небу, возгласил:

― О, Аллах, прими свиток наших деяний! О творец, укрась наш последний день, как ты украшаешь его любимым рабам твоим, отдавшим жизнь за твое правое дело! Аминь.

― Аминь, Аллах акбар!

Неимоверный шум и гвалт поднялись в долине Арафата. Мало того, что одновременно затарахтели моторы всех автомобилей, их водители принялись сигналить все разом. Седоки на ишаках и верблюдах пытались перекричать друг друга, пробивая себе дорогу.

Именно в долине Арафата я понял, как это много, миллион человек. Черная туча песка и пыли в одно мгновение заволокла небо. Завеса была такой плотной, что даже приблизительно нельзя было определить, с какой стороны светит солнце.

Видимо, в этой бешеной гонке автомобилей, наездников и пешеходов есть что-то благостное для Аллаха, думал я. Ведь расстояние до Муздалифы можно пройти и спокойно. Но ни водители не остерегались того, что могут раздавить в начавшейся толчее какого-нибудь немощного старца, ни пешеходы не думали об опасности превратиться в лепешку под тяжелыми колесами автомобилей. Матери с маленькими детьми на спинах бежали за своими мужьями, падали, вставали и вновь бежали по обочинам дорог, по вязкому песку междорожья. Ослы и верблюды в пестрых сбруях, обвешанные колокольчиками и побрякушками, обезумев от шума и криков, неслись во весь опор, брызгая пеной по сторонам.

На больших скоростях мчались тяжелые, длинные автобусы и грузовики из Турции. На крышах автобусов, по бортам грузовиков грохотали привязанные там железные бочки с водой и бензином. Спереди и сзади турецких автобусов латинскими и арабскими буквами красовалась надпись — «РАИС ОГЛУ», Очевидно, господин Раис оглу хозяин какой-нибудь большой транспортной фирмы.

Шагать по песку через колючие заросли янтака и полыни трудно, и Исрафил ежеминутно стремился выйти на обочину шоссе, а я тянул его назад.

― Дорогой, с точки зрения медицины, лучше быть истоптанным копытами верблюда, чем раздавленным колесами автобуса, даже принадлежащего высокочтимому господину Раис оглу.

― Верно говоришь, хаджи. Но еще лучше невредимыми вернуться домой.

Смеркалось. За плотным облаком пыли и песка неба по-прежнему не видно. Мы пришли в какое-то ущелье, одни паломники спешились, другие вылезли из машин, и все разбрелись по ущелью. Нам велели собрать камешки для завтрашнего обряда. В святой Мина находятся три каменных истукана, олицетворяющие проклятого шайтана. По законам хаджжа именно в этом ущелье паломники собирают по шестьдесят три камешка каждый и, разделив их на три части, в течение трех дней пребывания в Мина должны швырять их в дьявола.

Наощупь в темноте я собирал камни, как вдруг услышал голос Искандара:

― Эй, заслуженный врач, разрешите побеспокоить вас вопросом?

― Пожалуйста, о затворник темных рентгеновских кабинетов, несравненный знаток человеческого скелета! Спрашивайте!