Ханс Бальтазар - Сердце мира Страница 24

Подойди и ты ко Мне, Фома, выйди из подземелья твоих скорбей, протяни свою руку и взгляни на руки Мои. Протяни свою

руку и вложи ее в ребра Мои. И не воображай, что твое слепое страдание очевиднее Моей благодати. Не пытайся укрыться за крепостными стенами твоих мук. Ты думаешь, что видишь больше, чем остальные, доказательства у тебя в руках, ты касаешься себя самого — твоего собственного, облеченного в белое и черное ветхого человека, и все в этом человеке кричит: невозможно! Ты видишь это расстояние, что можно измерить локтем, — это пространство между злодеянием и раскаянием, между тобой и Мною. Кто сможет бороться с тем, что столь очевидно? Ты отступаешь назад, к своему горю — хоть оно, по крайней мере, принадлежит тебе; переживая свою скорбь, ты чувствуешь, что еще живешь. И если кто-нибудь попытается протянуть к ней руку и вырвать ее с корнем, он вырвет твое сердце из твоей груди — столь сильно ты сросся с твоей болью. Но тем не менее — Я воскрес. Но та мудрая старческая боль, в которую ты погружен — ты полагаешь, что именно в ней твоя верность, и что в ней ты пребываешь со Мною, — несвоевременна. Ибо сегодня Я юн и счастлив. А то, что ты называешь верностью — лишь своенравие. Есть ли у тебя мерило в руках? Может ли твоя душа быть строительным отвесом для того, что возможно Богу? Может ли твое сердце быть часами, на которых написано, что за приговор вынес тебе Бог? То, что тебе кажется исполненным глубокого смысла, есть неверие. Но ты изранен, и поскольку открытая боль твоего сердца проникла в глубь гортани твоей, протяни ко Мне руку твою и ощути биение иного Сердца. Пережив это, твоя душа найдет смирение, а накопившаяся в ней темная желчь прорвется наружу. Я должен преодолеть тебя. Я не могу избавить тебя от того, что тебе так дорого — от твоей скорби. Отдай ее Мне — даже если это будет стоить тебе твоей души, а твоему внутреннему «я» покажется, что оно умирает. Отдай его Мне — это «я», живущее тем, что не может жить, тем, что болеет, тем, что не может умереть: пусть все это пройдет, и тогда ты снова будешь жить. Ты влюблен в скорбные тайны этого «я» и думаешь, что оно непостижимо, но ты просвечен насквозь и постигнут, ибо вот, смотри: если твое сердце обвиняет тебя, то Я все равно больше, чем твое сердце, и Мне ведомо все. Отважься

на прыжок во Свет, не думай, что мир глубже Бога, не думай, что Мне не разобраться с тобою. Крепость твоя осаждена, запасы исчерпаны, ты должен сдаться. Что может быть проще и слаще, чем открыть ворота, в которые войдет Любовь? Что может быть легче, чем упасть на колени и произнести: Господь мой и Бог мой?

Царство мое растет в каждом из вас. Вы не видите его, Моего Царства, или догадываетесь о нем по малым его осколкам. Но Я — Царь, Я — средоточие сердец, Я — глубочайшая их тайна; Мне внятно все, даже то, что предельно строго укрыто от посторонних взглядов. Вы видите лишь внешние покровы, под которыми люди скрываются от себе подобных. Но Я смотрю в их души изнутри — из центра, перед которым они беззащитны и для которого полностью открыты. И там, в этой глуби, прячут они свое истинное лицо. Там сверкает их золото, там покоится их бисер. Там сверкают Образ и Подобие — чеканные признаки их благородства. Там укрыты те очи, что непрестанно всматриваются в лик Отца. Там бодрствует лампада перед алтарем, даже когда плоть — внешняя душа — лишь дремлет. То, что снаружи выглядит неловким, неудачным и вывернутым наизнанку, внутри предстает чистым, трогательным и доверчивым. И если они действительно любят и творят друг другу добро, то свет исходит от их скрытого лика, их улыбка касается Меня, и Я вижу в ней то, что не всегда открыто для одного из них. Все доброе в них, даже ими самими не оцененное или скрытое под маской стыдливости, возвращается ко Мне. Даровав им непостижимую красоту души, Отец Мой укрыл ее от них, дабы они не влюбились в это сотворенное Им зеркало; нет ничего ближе к Богу, чем эта поразительная красота, и она, не скрытая покровами, стоит перед очами Моими. О, поверьте Мне, разве не прекрасно видеть все это — миллионы лишь Мною исчислимых сердец, кружащихся в гигантской сфере, подобно огромной красной розе страданий, вокруг Моего Собственного Сердца, с трудом дышащих навстречу Свету? Сколько борьбы, сколько опасностей, сколько слепой отваги, сколько взглядов с надеждой на помощь, неизменный страх, преграды, промедление, преткновение, падение, восстание вновь и снова движение вдаль — и все это направляется ко Мне. Вот лишь одна — единственная жизнь: бесконечно сплетающаяся цепь, история, которая сочиняется заново каждую минуту, приманка, отважные обещания, предчувствие, затем внезапное просветление, возникшая еще не осознанно решимость, мечтательное странствие, вновь сумерки, туман, остановка (мысль о том, что одному жить, возможно, лучше), несколько шагов назад, колебания, легкая обескураженность — что все это было такое? Возможно, Мой голос? Вслушиваться, осознать, раскаяться или — в то же время — сознательно не слышать, упрямо уклониться от пути, прилечь, прикидываться мертвым (иногда годами) — до тех пор, пока новый призыв, как молния, не пронзит слух — внезапная вспышка, извлекающая из сонного состояния и заставляющая — после стольких потерянных лет — поспешно пуститься в дорогу. И все это тысячекратно, все повторяется, и каждый раз — у каждой души — совершенно иначе: мир в начале пути, Царство в становлении, постройка небесного Иерусалима, переселение народов в Рай: и вновь все это направляется ко Мне. И каждая душа — это подарок Мне от Отца; Я могу обратиться к каждой из них, Я могу расточить Себя Самого ради нее, могу простереться дорогой под ее стопами и стать Вратами Жизни на исходе ее судьбы. Между Мною и каждой из судеб заключен этот завет — девственная связь святого брака. Для каждой из них Я есмь Все, есмь Высшее и Непременное. Я — отец, мать, друг и супруг. Для каждой души Я готов стать исполнением желаний, когда она разочаровалась в том, что любила, а все лжевлюбленные в нее отвернулись. Когда перед Моими глазами жизнь изливается как мера драгоценного нарда или рассыпается, как связка жемчуга, всякий раз заново разыгрывается сцена с разбитым алебастровым сосудом, слезами и вырванными клочьями волос. Произошедшее у Источника Иакова или у Симона Фарисея, разговор с той женщиной у Храма (это незабываемо), взгляд Прокаженного, что вернулся, чтобы поблагодарить Меня, взгляд юноши, который пробудился из мертвых, уже лежа на катафалке — то, как он оглядывал себя (это было уже за городскими

стенами, он пристально разглядывал людей, а они его, он увидел свою мать, а уже потом Меня, и стал догадываться, в чем дело); вид Моего друга Иоанна, там, внизу, у Креста, когда он прильнул ко Мне всем своим существом и подставил Мне свою душу будто чашу; и, наконец, ничем не исчерпанное пребывание с Моею Матерью — когда я сидел на лоне ее и рос — и Ее медленное превращение в Подругу и Невесту. И все это было даровано Мне (о, благодарю Тебя!) от начала мира, ибо уже Патриархи жаждали того, чтобы увидеть Мой День, и они увидели его, и были им утешены. Позже — неизмеримое число святых, которых Я — столь же не исследимыми путями благодати — привел к тому, что они отдали Мне всю свою душу. Но и те — другие, там, глубоко внизу, в тумане — те, которым мало что досталось от благодатного солнца Отца, те, что многотрудными путями карабкаются вверх ко Мне, задыхаясь от тяжести собственной вины и от не менее тяжелой собственной судьбы, эти «маленькие люди», этот простой, подобный необозримому стаду народ: немногие из них знают обо Мне, большая же часть тупеет во тьме, Меня не узнавая. Для слепых очей их Я — всего лишь некое смутное сияние (так было с тем слепым, которого Я исцелил, и который при первом прикосновении сказал Мне: я вижу людей, которые движутся, как деревья); но стоит им оказаться в утренних сумерках, они начинают улыбаться и охотно движутся вперед. Но все то, к чему эти люди стремятся, все, что они изобретают, — все это Мое, и все направлено к Моему Центру, и ничто из этого не утеряно для Царства Моего. Все, что они увидели в Моем Первообразе и превратили в статуи, дома и мосты, все, что они, услышав отзвук Моего голоса, превратили в музыку, все контуры и краски, на которые они разложили Мой белый свет (люди часто плачут, столкнувшись с прекрасным, ибо в этом прекрасном — Я сам, и Я, хоть они этого и не знают, — Сам касаюсь их сердец), все, что из глубин их творческого предчувствия предстало как произведение искусства и, по замыслу художника, стремится далее — непредставимо далее, чем в состоянии выразить эти бедные наброски, эти корявые линии, все это — в своем невидимом продлении — должно быть направлено к Моему Центру.

И все, что люди — чтобы облегчить свою жизнь — придумали в виде человеческих сообществ, союзов, наций и государств, придумано ради Меня, есть лишь некая тень Города с двенадцатью жемчужными воротами и поставляет Мне камни и бревна для постройки Царства Моего.