Ханс Бальтазар - Сердце мира Страница 25

И все, что люди — чтобы облегчить свою жизнь — придумали в виде человеческих сообществ, союзов, наций и государств, придумано ради Меня, есть лишь некая тень Города с двенадцатью жемчужными воротами и поставляет Мне камни и бревна для постройки Царства Моего.

И даже поклоняясь своим идолам, они должны служить Мне. Даже те, что отрицают Меня и преследуют, вынюхивают Мои следы в мусорной куче своих просвещенных идеалов. Я — Путь, Истина и Жизнь для всех, даже если они не знают пути, каким идут, и не чувствуют, куда этот путь ведет, даже если истина для них — мешанина из загадок, а то, что они называют жизнью, — жалкий отзвук, изломанное отражение жизни во Мне. Дорога в Эммаус — как часто Я шел ею, сопровождая тех, что не узнавали Меня, что никогда не слышали Моего Имени; но горели сердца их, пока Я истолковывал им Книгу Жизни, и — что таить — Мое Собственное Сердце горело в радости этого странствия.

И далее — жизнь среди бедных, когда они укладываются в своих холодных каморках, ничего не зная о грядущем дне, и сетуют на жизнь, разрываясь между жалобой и смирением… Прикасаясь невидимой рукою к их душам — чтобы смыть это невольное, но, увы, столь понятное противление воле Отца и открыть им путь к полному, хоть и болезненному, смирению. И следующим утром, сопровождая их по дороге на фабрику, к безрадостным повседневным трудам, которые суровостью своей так напоминают Мои Собственные труды… Входя в больничные палаты, навещая братьев, что страдают, не ведая, что тем самым трудятся вместе со Мною над делом рук Моих… Ступая по полям сражений, где в трех шагах от рая в судорогах исходит чья-то жизнь… Проходя через подземелья греха и разложения, пытаясь смягчить царящее там отчаяние и открывая там укрытые мусором сокровища, что жаждут очистительного огня… Все, чего Я касаюсь, станет зрячим, все, что Я благословляю, обретет голос, все, на что Я бросаю взор, приподнимается в надежде. Я никого не разочаровываю, ибо Я достаточно богат, чтобы заполнить всякую пустоту, достаточно счастлив, чтобы превзойти любое счастье мира, достаточно

силен, чтобы увлечь за Собой все самое растленное. Торжественно и безгранично Царство Мое — как Я могу не любить его? Кто же не любит собственную плоть? Эта Плоть Моя — Церковь, и через Церковь — весь мир. Кто с легким сердцем не отдал бы свою жизнь за такую Невесту? Ибо все, что чрез Меня было сотворено и без Меня было бы ничем, есть семя Моего Слова и целомудренные уста для Моих лобзаний.

И все же это не предел моего счастья. Царство Мое не есть Царство Мое. Все, что принадлежит Мне, принадлежит Отцу. Всех вас, тварные братья Мои, Я люблю по воле Отца Моего. Вы — это добыча, которую Я несу из победоносного похода, чтобы бросить ее перед троном Его. Поверьте мне, Отец любит вас; Он любит вас столь сильно, что не пощадил Меня и отдал Меня за вас. Это Он действует, Я же — всего лишь Его деяние. Он задумал, сотворил и основал, он избрал вас и даровал вам предназначение, Он возлюбил вас и, поскольку вы еще были грешниками, привлек к Себе, ибо вы — как помилованные Им — возвестите величие силы Его. Его есть Царство, и потому вы должны молиться: да приидет Царствие Твое. Да свершится не моя, но Твоя воля. Царство, что Я воздвиг в страхе и крови, то Царство, что основано в нынешний Пасхальный День, я возвращаю Ему в руки Его. Я кладу это Царство как дань к Его стопам. Счастье воина, добывшего царство силою меча, чтобы одарить им свою невесту, — что значит оно в сравнении со счастьем, что переживаю Я, передавая Отцу полноту мироздания? Но впрочем, всякий дар исходит свыше — от Отца Светов, и ничего не может быть дано Ему, чего бы Он Сам ранее не даровал бы дающему. И Сам Я — отблеск Его великолепия и зеркало Его Сущности — есмь только через Него. И если Он обнимает Меня в Духе Святом, и вместе со Мною — все Свое творение, то что же принимает Он в Свои объятия, если не то, что Сам изливает, если не источник всякого добра? И в этом и есть Мое счастье — то, что Я — Его собственность, то, что Я — сияние Его света, то, что Я — сквозь тьму этого мира — неколебимо возвращаюсь в лоно Его. Но Я возвращаюсь богаче, чем некогда ушел. Не исходит ли Дух Святой, в Котором Мы едины, от Нас

Обоих? Было ли совершенно Божество, если бы Я не выдыхал Его? И мир — не принимает ли он во Мне творящего соучастия в этом Творении? Не позволено ли миру, подарившему себе самое себя, с руками, полными даров, приблизиться к одаривающему всех Отцу? Разве не может зерно Царства собственной, ему некогда сообщенной силою, принести полноценный урожай, свой шестидесяти- или стократный плод? Подобно лучу, плененному в пространстве между двумя зеркалами, блаженство Мое колышется между двумя полюсами счастья: не владеть Самому ничем, что не принадлежало бы Отцу Моему и даже в Собственной Своей ипостаси быть Его даром Мне Самому — так, чтобы во всем, что Я есмь, видеть лишь Его благость, — и Собственною силой строить для Него это Царство, строить в неизведанных Им скорби и смерти, — и передать Ему в исходящем от Нас Обоих Духе Святом Вселенную, подобную несокрушимому кристаллу, сверкающую под солнцем. И то, и другое есть блаженство: исчезнуть, чтобы Он мог явиться, и явиться, чтобы, как Слово Его, возвещать Его же. И Я, и мир, мы пленены этой волнообразной игрой Любви, и нет более ничего, кроме все более и более великой чести, воздаваемой все более и более великому Отцу.

XI

Фома, ты вложил свои пальцы в Мое открытое Сердце. Нащупала ли там твоя душа, что это значит: Я кроток и смирен Сердцем? Разгадал ли ты, ученик Мой, ту глубочайшую сердечную тайну, что в самом деле у Меня на сердце и переполняет Меня до краев? Если бы вы, друзья, поняли бы это, то разве побрели бы, со смущенным духом, в горечи и печали, по бесконечной дороге в Эммаус, ломая себе голову над тем, почему Я должен был страдать и умереть, почему не является Царство Мое, почему ваша надежда — ваша по-детски наивная надежда — разбилась, подобно игрушке, и — хоть вы не перестаете ежедневно чинить ее — разбивается вновь и вновь?

Вот, смотрите, Я Сам сейчас разобью эту вашу надежду — надежду на скорый приход Царства, на троны справа и слева от Меня, на седалища роскоши, на торжествующую Церковь, владычествующую над народами от Востока солнца до Запада, надежду на то, что вы называете миром Христовым в Царстве Христовом и что на самом деле — лишь ваше желание тишины и ничем не омраченного покоя в царстве мира сего. Ты хочешь, Фома, чтобы тебе черным по белому растолковали, что Я воскрес, ты хочешь видеть это, но не хочешь поверить в Царство. Ты хочешь видеть раны, вместо того, чтобы пережить их и вместе со Мной удостоиться победы Царства.

Где Я одержал победу, если не на Кресте? Не ослепли ли вы, полагая, подобно иудеям и эллинам, что Голгофа была Моим падением, моим банкротством? Не полагаете ли вы, что лишь позже, тремя днями позже, Я освободился от Собственной смерти и, с трудом выбравшись из пасти Ада, явился среди вас? Взгляните — вот Моя тайна, и нет другой тайны ни в Небе, ни на Земле: Мой Крест есть спасение, Моя Смерть есть победа, Моя Тьма есть свет. Тогда, когда Я был подвешен в муках, и в тяжести, тесноте и тщетности Моих страданий ужас прорывался в Мою душу — и все вокруг потемнело, и лишь яростные крики толпы подымались ко Мне воем и скрежетом, а Небо молчало и было запечатано, как уста того, кто всеми презираем, и через Мои раны — через открытые врата Моих рук и ног хлестала кровь, и с каждым биением пульса слабело Мое Сердце, и силы истекали из Меня ручьями, и во Мне оставалось лишь бессилие, смертельная усталость и бесконечное ощущение провала, — и, наконец, приблизилась эта тайная, эта окончательная точка на грани бытия, и далее — падение в бездну, полет в бездонную пустоту, убывание, кончина, исчезновение: та чудовищная Смерть, которой умер лишь Я один (вы — благодаря Моей Смерти — избежите всего этого и никогда не узнаете, что это означает: умереть), и все это было Моею победой. Покуда Я падал вниз, — все еще падал, — вверх уже поднимался Новый Мир. Покуда Я был в слабости, превосходившей всю мыслимую слабость, крепла Церковь — Моя Невеста. Покуда

Я терял Самого Себя, безоговорочно сдался, оставил покои Собственного «Я», был изгнан из тайной щели Самого Себя, изгнан без пристанища — даже без пристанища в Боге, Я пробудился в сердцах Моих братьев. Не говорил ли Я вам: семя должно пасть в землю и умереть, и принесет оно многие плоды? Если же не умрет, то останется одно. Но что происходит во время этой смерти? Семя перестает быть семенем, его жизненные силы начинает использовать корень, стебель же потребляет их целиком, и когда через год под солнцем и ветром колышутся полные колосья, кто скажет: куда девалось семя? Кто думает о его темном пути в черной и влажной земле, пропуская сквозь пальцы золотистые зерна? Семя истощило себя и воскресло в колосе: оно равно себе и не равно. И так происходит миллионы раз на каждом поле, происходит заново каждый год: вот притча о Моем Царстве и о Моей любви.