Фазлиддин Мухаммадиев - Путешествие на тот свет, или Повесть о великом хаджже Страница 26

Тогда мой товарищ сложил ладони корабликом, показывая, будто читает книгу, а затем жестами изобразил процесс письма. Мальчик безразлично ответил:

― Ла, ― тут же отвернулся и громче прежнего закричал: ― Маринда, маринда, маринда! Ишриб барид!

Видимо, жертвоприношения на площади возле рынка были в разгаре. Неимущие паломники и местные жители из бедняков тащили оттуда зарезанных, но еще не освежеванных овец и баранов. Наиболее алчные волокли целых баранов, однако раскаявшись на полпути, отрезали от своей добычи задние ноги, а тушу бросали позади какого-нибудь ларька или прямо на дороге под колеса замершего на месте автомобиля.

Эта картина увела мои мысли далеко-далеко. В одной из книг по истории древнего мира я видел изображения полураздетых первобытных людей, которые с блестящими от вожделения глазами волочили по земле тушу какого-то допотопного животного. Чего только не увидишь, каких обычаев и нравов не насмотришься, путешествуя по белу свету!

Исрафил обмахивался подолом ихрама.

― Теперь можно потихонечку двинуться, ― сказал я.

Исрафил прошел за чайхану и через несколько минут принес мне новую трость, подлиннее и покрепче первой, на которую можно было опираться, не опасаясь, что она сломается.

Оставив старый палас Сайфи Ишана и сумки с термосами у чайханщика, мы отправились на скотный рынок. В толчее покупателей и торговцев трудно было пробиться даже здоровому человеку. Исрафил ушел один, я раскрыл зонтик и уселся в сторонке.

Паломники приводили купленных на базаре овец и баранов на площадь жертвоприношений. В несколько параллельных рядов здесь были выкопаны длинные и глубокие рвы. Специально назначенные на дни праздника мясники, стоя возле рвов, принимали овец и баранов у ждущих очереди правоверных и за мзду, величина которой зависела от щедрости паломника, резали животных. Кто хотел, мог взять мяса сколько угодно. В первой половине дня желающих попользоваться бесплатным мясом было много, но теперь, по-видимому, все уже нахватались и возле мясников за короткое время выросли такие горы туш, что мясникам пришлось передвинуться на свободное место.

Пройдя таким образом вдоль одного рва, мясники переходили к другому, и тогда американский бульдозер, ждущий поодаль с незаглушенным мотором, подъезжал и сгребал в ров эти груды мяса. Второй бульдозер засыпал заполненный ров землей.

По свидетельству священных книг, скот, принесенный в жертву, сослужит своим жертвователям в день Страшного суда добрую службу. Зарезанные бараны узнают своих благодетелей среди множества мусульман, которые предстанут перед троном господним, и перевезут их на себе прямо в рай через мост Сират, протянувшийся над огненными языками адского пламени.

Тоньше волосинки, острее лезвия сабли и горячее огня, вот какой он, мост Сират. В подобных условиях физическая сила и моральное состояние транспортного барана играют немаловажную роль. Мало того, что мост Сират, как видите, довольно узок, а под ним в преисподней кишмя кишат змеи и скорпионы, драконы, разевающие пасти в ожидании лакомого кусочка, он к тому же бесконечно длинный. Мусульманин, умудрившийся остаться целым и невредимым после дубины Мункара и Накира, после тумаков и пинков тысячи ангелов, состоящих при весах, на которых измеряют тяжесть грехов, должен тридцать тысяч лет ехать верхом на баране по мосту Сират: десять тысяч лет карабкаться вверх, десять тысяч лет плестись по ровному месту и еще десять тысяч лет — под уклон. В «Мираджноме»,[79] этой интереснейшей поэме о странствиях пророка и мучениях Судного дня, указывается, что один день на том свете равен тысяче лет на этом.

Своим костылем я нацарапал на земле цифры и перевел 30 000 лет, то есть время, которое занимает у правоверного путешествие через Сират на баране, на наши земные дни. Получилось, что бедняга мусульманин едет через мост Сират 3 996 750 000 000 дней. Три триллиона девятьсот девяносто шесть миллиардов семьсот пятьдесят миллионов суток, день в день!

Я позавидовал неграмотным и полуграмотным людям, которым неведомо, что означает эта цифра. Знай человек, что, даже не согрешив в этом мире, он все равно на том свете будет десять миллиардов девятьсот пятьдесят миллионов лет ехать верхом на баране, он бы еще до появления на свет воскликнул бы: «Не нужно мне твоих миров, ни того, ни этого!»

Пришел Исрафил. Я спросил:

― Твой баран был сильный, здоровый?

― Пуда на два мяса и сала.

― Тогда ничего.

― А что?

― Просто так, интересуюсь.

После полудня заторы на дорогах рассосались. Шоссе, обочины, все окрест было завалено шкурами, головами, внутренностями зарезанного скота. Время от времени какая-нибудь машина наезжала на взбухший желудок барана и нечистоты с треском обрызгивали пешеходов. Начиналась брань, крики, шум. В воздухе стояло тяжелое зловоние, от которого казалось, вот-вот остановится сердце. Однако никто не ударял палец о палец для очистки дорог. Лишь изредка встречались люди в военной форме с каким-то аппаратом, похожим на миномет, который изрыгал дезинфицирующий дым на людей, харчевни и чайханы.

Единственная польза от такой поверхностной дезинфекции состояла, видимо, лишь в том, что она служила кому-то успокоением.

Побиение шайтана являло собой довольно грустное зрелище. Такое же чувство, наверное, испытывает человек, видя судорожные подергивания знакомого, внезапно потерявшего рассудок.

Белый каменный столб, якобы олицетворяющий дьявола, огорожен белой каменной стеной в рост человека. Собравшаяся вокруг ограды толпа человек в пятьсот забрасывает истукан сатаны камнями. Часть паломников, швырнув семь камешков, деловито переходила ко второму истукану, другие же, войдя в раж, как это случается со свихнувшимися заклинателями, исступленно хватали валявшиеся под ногами камни и забрасывали ими шайтана. Но и этого им казалось мало; срывая с ног чувяки, они швыряли и их. Стоящие впереди колотили по ограде ногами, кулаками и даже локтями и головой, изливая на каменный истукан весь свой запас проклятий и ругательств. Время от времени приближались солдаты и оттаскивали в сторону наиболее рьяньх правоверных.

Истукан был завален камнями. Они пересыпались через ограду, а обезумевшие паломники подбирали их и вновь метали в дьявола. Среди навала камней красными, белыми, зелеными, синими пятнами выделялись чувяки пилигримов.

Второй истукан отстоял от первого примерно на пятьдесят шагов и на столько же от второго — третий Маленькие крепости-ограды вокруг второго и третьего истукана имели соответственно форму треугольника и квадрата. Собравшиеся вокруг них толпы с такими же воплями и проклятиями исполняли святой обет.

Во времена хазрата Ибрагима здесь не было ни этих шайтанских истуканов, ни оград вокруг них. По священным преданиям, в те времена тут бродил сам шайтан и, как говорится, развивал бурную деятельность.

Хазрат Ибрагим халилульллах хотя и выпроводил свою молодую жену матушку Агарь в раскаленную пустыню, но не смог вычеркнуть ее из сердца. Время от времени втайне от матушки Сары он уходил в пустыню и, отведя душу с матерью хазрата Исмаила, возвращался домой. Что ни говори, хоть он и халилульллах, а все-таки человек и не был лишен человеческих слабостей.

В один прекрасный день раздался голос с неба:

― Эй, наш искренний друг, ответствуй, кто из твоих сыновей наиболее близок отцовскому сердцу? Исхак, Исмаил или кто-нибудь другой?

― Исмаил, ― ответствовал искренний друг Аллаха.

― В таком разе принеси его нам в жертву.

― Пожалуйста, мой владыка,― сказал халилульллах и, быстренько отыскав юного хазрата Исмаила, потащил его в долину Мина на то самое место, где ныне огромные рвы заполняются тушами принесенных в жертву овец и баранов.

Исмаил, смекнув о намерении отца, бесконечно обрадовался. В самом деле, разве это не удача, если родной отец хочет принести тебя на алтарь милостивого бога?

Но не дремал неуемный шайтан. Приняв человеческий образ, он стал подстрекать отрока.

― Батюшка, ― обратился юный хазрат к искреннему другу Аллаха, ― за мной по пятам ходит один дядя. «Не будь дураком, ― говорит он, ― скорее беги отсюда, а то пропадешь ни за грош».

― А ты не слушай его, ― наставил сына хазрат Ибрагим.

Но шайтан продолжал свое шайтанское дело, трижды появившись в различных обличиях, он всякий раз провоцировал хазрата Исмаила, и тот камнями отгонял шайтана прочь.

В конце концов халилульллах положил сына на землю и резанул ножом по горлу. Однако нож не резал, потому что как раз в это время незаметно прилетел архангел Джабраил и, ударив своим крылышком по лезвию ножа, затупил его. Халилульллах трижды провел ножом по горлу сына, но все без толку. И тогда искренний друг Аллаха, осерчав, швырнул нож оземь.