Алексей Осипов - Путь разума в поисках истины. Основное богословие Страница 27

Очевидно, что в том же состоит основное недоразумение и идеи союза науки с магией, поскольку магия, своим безусловным детерминизмом и полной замкнутостью в этом четырехмерном пространстве-времени, не выведет научный разум на «новые горизонты», тем более не даст ему новых здоровых критериев, нового понимания смысла человеческой деятельности, понимания истины. Напротив, глубоко унизит и то разумение жизни, которое «бесстрастно» присутствует в науке.

И обращение науки к мистицизму не расширит границ ее познания, но уведет еще дальше от познания истины и неминуемо приведет к тяжелейшим последствиям для человечества. Ибо мистика, увлекая человека на путь «незаконного» (Ин. 10, 1) проникновения в мир духовный и утверждая т. н. свободу (фактически произвол) в духовной жизни, тем самым разрушает сами основы человеческой жизни. Этим она принципиально отлична от положительной религии, от Православия с его строгими законами аскетики.

Мистик познает не Бога и потому предпочитает говорить о божественном Ничто, о Невыразимом, Непознаваемом, о Едином и т. д. (См. об этом, например, Булгаков С. Свет невечерний. Сергиев Посад, 1917). Крупный исследователь религий Ф. Гейлер в своем монументальном труде «Молитва» верно замечает, что «последовательный мистицизм освобождает представление о Боге от всех личностных атрибутов, остается «голая» и чистая бесконечность» [136]. В конечном счете мистик сам себя видит богом (Быт. 3, 5).

Подобный мистицизм в христианстве называется прелестью (т. е. лестью себе в высшей степени), гордостным самообманом, духовным сладострастием. Христианские откровения и духовные состояния и переживания, которые, к сожалению, часто также называют мистическими (что приводит к смешению противоположных духовных полюсов — см., например, 2 Кор. 6, 14-15), носят принципиально другой, а во многом и противоположный мистическим, характер.

Очевидно, что ошибочность и пагубность последствий указанной тенденции в науке может быть надлежащим образом оценена лишь при самом серьезном изучении православных принципов духовной жизни и критериев познания.

Путь разума, не очищенного от страстей правильной (праведной) христианской жизнью, очень показателен. Его небывалые в истории научно-технические и социальные достижения в XX столетии спровождаются появлением столь же небывалых по своей мощи сил разрушения. И в первую очередь эти негативные силы проявляются в духовно-нравственной сфере, где самую большую опасность представляет процесс разрушения критериев добра, красоты, истины. Сейчас все размывается, переставляется с ног на голову, перемешивается. И ни философия, изъявшая само понятие истины из области своих умозрений, ни тем более наука, для которой этические и эстетические категории вообще вненаучны, не в состоянии остановить этот процесс. Единственный «Удерживающий» (2 Фес. 2, 7) Христос Евангелия — решительно и все более сознательно и широко исключается из общества не только наукой, философией, культурой, но и всей атмосферой жизни.

Уже не одно столетие лучшие люди России видели развитие этого процесса на Западе и решительно предупреждали о его пагубных последствиях для человечества. Вот одно из замечательных по своему пророческому пафосу высказываний об этом известного славянофила И. С. Аксакова: «Прогресс, отрицающий Бога и Христа, — писал он, — в конце концов становится регрессом; цивилизация завершается одичанием; свобода — деспотизмом и рабством. Совлекши с себя образ Божий, человек неминуемо совлечет — уже совлекает — с себя и образ человеческий и возревнует об образе зверином».

Сказано, кажется, слишком сильно. Но разве современные небывалые в истории по своим масштабам и остроте проблемы: нравственные, социальные, экологические, экономические, демографические и множество других, — не свидетельствуют о характере прогресса, отвергшего Христа?

Разве пропаганда — узаконенная! — всякого рода безнравственности и открытого глумления над телом и душой человека, свободы лжи, господства золотого тельца, диктата преступного мира и т. д. — не свидетельство одичания дехристианизированного мира?

Разве современная демократия с ее лицемерной свободой и очевидной олигархичностью фактической власти, преследующей только свои цели, не есть завуалированное рабство и деспотизм? (См., например, Шафаревич И. Р. Социализм как явление мировой истории. Сочинения: В 3 т. Т. 1. М., 1994; Ильин И. А. Наши задачи. Т. 2. Историческая судьба и будущее России. М., 1992.)

Наконец, разве полная вседозволенность оккультизма, магии, колдовства, вплоть до сатанизма и открытого издевательства над всем святым («религиозная свобода»), над всякой правдой и истиной — это не совлечение с себя современным цивилизованным обществом образа Божия и человеческого и ревность об образе зверином (Откр. 13, 1-18)?

Несомненно, что в самой идее безграничного познания («по ту сторону добра и зла»), изначально заложенной в «проекте» нашей цивилизации, человеческий разум допустил принципиальный просчет. Сейчас, в конце XX столетия, это стало очевидным фактом. (Преп. Каллист Катафигиот говорил: «Ум должен соблюдать меру познания, чтобы не погибнуть»)

4. Христианство

Каково понимание истины в христианстве? Уже исповедание Единого Личного Бога существенно меняет, по сравнению с научным и философским подходами, христианское осмысление проблемы истины. Бог есть не просто источник всякого бытия и сознания (смысла), но само Бытие (

«Я есмь Сущий»

, Исх. 3, 14) и Сознание, то есть сама Истина. Этот логически естественный вывод является бесспорным для всех монотеистических религий. Однако в христианстве он принципиально углубляется и приобретает иной, уникальный в истории человеческой мысли, характер.

Инаковость эта обусловлена христианским учением, во-первых, о Боге как Триипостасном и Единосущном, во-вторых, о человеке как существе духовно-телесном и богоподобном. Из первого следует догмат воплощения Второй Ипостаси через совершенно особый, не имевший прецедентов в истории религиозного и философского сознания, т. н. «халкидонский» способ восприятия Ею человеческой природы и таким образом установление теснейшего единения человека с Богом. Из второго — что полноценное знание истины человеку возможно (1 Ин. 2, 13; 1 Кор. 13, 12), но осуществляется при участии в познавательном процессе всей его природы, а не одной души, тем более не одного разума.

Христианство исповедует истину как совершенное Богочеловечество, осуществленное в неслитном, неизменном, нераздельном и неразлучном (по определению четвертого Вселенского Халкидонского Собора 451 года) соединении Божественного Логоса с человеческой природой в Богочеловеке Иисусе Христе. Христос, в Котором

«обитает вся полнота Божества телесно»

(Кол. 2, 9), есть высшее, доступное человеческому постижению, самооткровение Бога миру, Самой Истины человеку. Об этом говорят Его совершенно поразительные, единственные в истории слова:

«Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня; если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего; и отныне знаете Его, и видели Его… Видевший Меня видел Отца»

, ибо

«Я в Отце и Отец во Мне»

(Ин. 14, 6-7; 9; 11). Христос прямо говорит, что знание Его есть знание Отца-Бога, и оно отныне уже есть для «избранных». Поэтому приобщение ко Христу в Церкви как Теле Его и достижение в Его богочеловечности полноты богообщения (

«и вы имеете полноту в Нем»

— Кол. 2, 10) есть единственная возможность познания Истины человеком.

При этом в ее познании человек оказывается не перед высшей умосозерцаемой идеей или совершенной рациональной моделью, или универсальной волновой функцией, или в состоянии экстатического растворения в Божестве, или особом переживании своей экзистенции, — но сам в совершенстве личностного раскрытия и духовно-телесного единения со Христом, становится ее носителем, ее членом, ее соучастником.

Предвосхищением этой полноты бытия-в-истине для христианина является его участие в Евхаристии, в которой, по самой сути этого Таинства, причастник становится едино-телесным, едино-духовным, единым Христу (хотя полнота осуществления этого личностного единения, естественно, прямо обусловлена степенью духовной подготовленности человека).

Таким образом, христианство утверждает, что Истина — это не просто моноличностный Бог-Дух, ибо тогда она оставалась бы, в силу Божественной трансцендентности, принципиально недоступной человеческому познанию. Истина, разумеется, и не вне (без) Бога, ибо она есть то, что есть и всегда есть, поэтому она не может быть изменчивым тварным миром (включая и человека) и не может быть познана на путях его философского, научного, эстетического, мистического (оккультного) созерцания. Христианство утверждает, что Истина — это реальность богочеловеческого единства, во-первых, во Христе, как «начатке» (Кол. 1, 18) и актуально-бесконечном совершенстве богочеловечества, затем и в тех, которые Христовы, и суть члены Его Тела (1 Кор. 12, 27), Его Церковь