Иларион Алфеев - Жизнь и учение св. Григория Богослова Страница 30

Григорий Богослов повторяет мысли св. Мефодия, говоря о том, как тайна девства, прообразованная в Ветхом Завете, была полностью явлена в Новом Завете, когда Христос родился от Девы и избрал образ жизни девственника. Григорий тоже сравнивает Бога с Живописцем, начертавшим для людей образ девственной жизни:

Как человек, который на картине изображает бездушные подобия,

Сначала легкими и неясными чертами

Оттеняет образ (eidos), а потом

Разными красками выводит полное изображение (morphen);

Так и девство, достояние всегда существуюшего Христа,

Прежде являлось в немногих (людях), и, словно тень -

Пока еще царствовал закон — живописуемое слабыми красками,

В немногих (чертах) возгоралось сокровенным светом.

Но когда Христос пришел через Матерь чистую,

Девственную, незамужнюю, богобоязненную, нескверную…

Тогда светлое девство воссияло для людей,

Отрешенное от мира и отрешающее (от себя) немощный мир,

Столь же предпочтительное браку и житейским узам,

Сколь душа предпочтительнее плоти… и Бог совершеннее человека.

И вокруг светозарного Царя предстоит сонм непорочный,

Небесный, от земли убегающий, чтобы быть богом,

Христоносный, служитель Креста, презритель мира,

Умерший для земного, заботящийся о небесном.

Это — светильники миру, светлейшие зеркала света:

Они видят Бога, а Бог — их, и они — Божии.[472]

Здесь девство представлено как путь к боговидению и обожению. Если брак свойствен земному человеку, то девство является одной из характеристик человека обоженного: и Божия Матерь была Девой, и Христос был девственником. Более того, девство и чистота присущи самой природе Божества. В этом смысле Григорий говорит, что" "первая дева есть чистая Троица" ". [473] В Троице есть и любовь, и чадородие: три Лица Святой Троицы объединены любовью Друг к Другу, и Отец превечно рождает Сына; однако природе Божества чужда страстность, являющаяся неизбежной принадлежностью человеческого брака. Любовь царствует также между ангелами, однако и у них нет" "ни брака, ни скорбей, ни забот, ни страстей…"[474]Любовь, наконец, объединит всех, кто после всеобщего воскресения войдет в Небесное Царство, где" "не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как ангелы на небесах" ".[475]

Таким образом, и в браке, и в безбрачии Григорий видит путь к богообщению, необходимым условием которого является возрастание человека в любви. Смысл брака не ограничивается деторождением: его сущность — во взаимной любви супругов, перерастающей в любовь к Богу. Точно так же и безрачие не есть только воздержание от полового общения, но прежде всего стяжание любви к Богу, союз со Христом. Григорий ставит девство выше брака, однако делает акцент на целомудрии, необходимом и в браке, и в девстве. Только полная и интегральная любовь — к Богу, к другому человеку и к Богу, или к Богу через другого человека — может привести христианина к обожению и сделать его душу невестой Христа.

Монашество

В христианской традиции идеал безбрачия как подражания Христу нашел свое воплощение в монашестве.

Время жизни Григория Богослова совпало с формированием монашества на христианском Востоке. Старшим современником Григория был Афанасий Великий, нарисовавший в своем" "Житии преп. Антония" "образ идеального монаха–отшельника. На первую половину IV в. приходится деятельность Пахомия Великого, устроителя общежительного монашества в Египте, Илариона Великого, организатора палестинского монашества, а также двух Великих Макариев — Александрийского и Египетского. [476] В это же время в Сирии процветает прото–монашеское движение" "сынов завета" "; [477] там же зарождается движение мессалиан, вскоре проникшее в монашеские круги на всем Православном Востоке.[478]

В Каппадокии распространение монашества связано прежде всего с именем Евстафия Севастийского, который на протяжении многих лет, вплоть до 373 г., был другом и наставником Василия Великого. [479] Евстафий принадлежал к тому кругу аскетов, который был осужден Гангрским Собором; [480] именно из анафем этого Собора мы узнаем об основных характеристиках учения Евстафия. Собор, в частности, анафематствовал тех, кто осуждает легитимный брак, кто не допускает вкушения мяса, кто не причащается у женатых священников, кто практикует девство по причине гнушения браком, кто, соблюдая обет девства, превозносится над состоящими в браке, кто постится по воскресениям, кто пренебрегает церковными собраниями или устраивает свои собственные собрания отдельно от местного епископа; анафеме подверглись также женщины, которые под предлогом аскетических подвигов оставляют своих мужей или пренебрегают воспитанием детей. [481] Вполне вероятно, что сам Евстафий не был сторонником тех крайностей, которые осудил Гангрский Собор, и что эти ошибочные мнения разделялись лишь отдельными лицами в его кругах. [482] Однако, поскольку сочинения Евстафия до нас не дошли, установить степень соответствия анафем Собора его учению в настоящий момент невозможно.

Василий Великий разделял многие идеи Евстафия. [483] Однако ему был глубоко чужд тот крайний индивидуализм, который характеризовал общины аскетов, осужденные Гангрским Собором. Напротив, он всячески подчеркивал" "церковный" "характер монашеского движения. Он стремился к тому, чтобы формирующееся монашество не оказалось в оппозиции к Церкви, не превратилось в некую секту аскетов–ригористов, но чтобы оно стало интегральной частью церковного организма. Более того, в" "Правилах" "Василия [484] вообще не употребляется слово" "монах" "и не говорится о" "монашестве" "как отдельной группе людей внутри Церкви. [485] Скорее, заботой Василия было устроение церковной общины как таковой, то есть всей Церкви как единой общины" "совершенных христиан" ". [486] Внутри этой макро–общины могли существовать — и, как известно, существовали во времена Василия — микро–общины аскетов–девственников и отшельников: эти общины становились ядром того духовного возрождения, которое, по мысли Василия, должно было охватить всю Церковь.

"Правила" "Василия были адресованы всем аскетически настроенным христианам; лишь впоследствии, когда монашество окончательно сформировалось как институт, они стали восприниматься как монашеские правила и легли в основу всех монастырских уставов православного Востока. [487] Во многом благодаря Правилам Василия монашеское движение ни в его время, ни впоследствии не противопоставило себя Церкви, но осталось внутри нее. Заслугой Василия следует считать и то, что идеал монашеской жизни проник в широкие слои византийского общества и способствовал формированию так называемого" "монашества в миру" ": многие миряне вдохновлялись аскетическими нормами монашества и заимствовали отдельные элементы монашеской духовности в свою собственную практику.

Историк, безусловно, прав, когда указывают на то, что Василий, будучи епископом Церкви Христовой, сделал особый акцент на интеграции монашеских общин в жизнь Церкви, на подчинение их епископу: его общины — это скорее маленькие" "поместные церкви" "во главе с" "предстоятелями" ", чем классический монастырь типа египетских общежитий св. Пахомия. [488] Тем не менее, утверждение о том, что Василий" "не создавал и не учреждал, подобно св. Пахомию, отдельных монашеских общин" ", [489] по–видимому, нуждается в корректиковке. Во всяком случае Григорий Богослов прямо говорит о Василии как создателе" "монастырей" "и общин, которые, впрочем, не были институционально отделены от Церкви. Василию, по свидетельству Григория, удалось синтезировать идеал общинной жизни с пустынножительством, совместить" "деятельность" "с" "философией" ":

Велико девство, безбрачие и пребывание в одном чину с ангелами — одинокими по природе, [490] помедлю сказать — со Христом, Который… рождается от Девы, узаконивая девство… Итак, кто больше Василия или девство почитал, или устанавливал законы для плоти, не только на собственном примере, но и в том, что он написал? Чьи это монастыри (perthenones), [491] чьи письменные правила, которыми он уцеломудривал всякое чувство… и убеждал (хранить) истинное девство?.. Пустынножительство и общежитие часто находятся во взаимном противоборстве и противостоянии, хотя ни то, ни другое, конечно, не имеют в себе только хорошее или только плохое, но первое, хотя и более безмолвно, благоустроено и приводит к Богу, не лишено надменности.., а второе, хотя более практично и полезно, но не избегает мятежей. Василий же превосходно слил и соединил и то, и другое, построив дома для отшельников и пустынников (asketeria kai monasteria) недалеко от общежитий (koinonikon) и городских монастырей (migadon), [492] не разделял и не разлучал одних с другими как бы при помощи некоей стены, но одновременно соединил и разграничил, чтобы и философия [493] не была лишена общения, и деятельная жизнь не была лишена философии…[494]