Ольга Иженякова - Великая сила молитвы Страница 33

Поэтому сейчас мы имеем ряд социально значимых законодательных актов, где попросту «забыли» о людях коренных северных народностей, будь то пенсионная система или защита водных территорий (акваторий). Нельзя не согласиться с профессором Тишковым, который определяет основные критерии решения проблем малых народностей.

Главное – право на свою землю (территорию), которая – дом родной, «кормящий ландшафт», где нашли покой предки.

Второе – право на сохранение традиционного уклада, языка, культуры и обеспечение преемственности традиционных знаний. Без назойливого навязывания со стороны властей «образцов развития».

Третье – право на традиционное использование биоресурсов: кормовых угодий, промысловой фауны, рыбы, недревесных ресурсов леса и проч. с сохранением своих приоритетов над пришлым населением и освоителями.

Четвертое – право самим отстаивать свои интересы по всей вертикали власти, иметь гарантии представительства в них, создавать свои органы самоуправления.

Пятое – юридически закрепленные права самим контролировать экологическую и ресурсную ситуации на территориях проживания и ведения традиционного хозяйства, участвовать в принятии решений по любому вопросу, затрагивающему интересы малочисленных северных народностей, требовать проведения и участвовать в экспертизах проектов, осуществляемых на их землях.

Интересное наблюдение: многознающий Интернет при поиске научных исследователей Сибири выдает А. Регули и М.А. Кастрена, которые ездили по Иртышу, Северному Уралу и Нижнему Приобью в… 1843–1845 годах. Далее читаем: «С конца 1880-х гг. по первые годы нового столетия был собран такой огромный материал по обско-угорской мифологии, верованиям, как будто было предчувствие грядущего векового запрета на эту тему…»

Но сейчас прямого запрета нет, и все равно серьезных исследований никто не проводит. А зря. Ведь еще буквально до тридцатых годов прошлого столетия у угорских народов не было письменности. И история народа передавалась из поколения в поколение в устной форме, чем и вызвано многообразие фольклора этих народов. Вот она, кладовая для ученых, художников, поэтов, сценаристов! Но странным образом мы больше осведомлены о культуре и образе жизни американских индейцев, чем о собственных, таких же маленьких и не менее самобытных народах. Даже в отдельно взятом Ханты-Мансийском округе дети в школах, как правило, не знают о хантыйских писателях и поэтах…

Правительство округа каждый год выделяет деньги для научных и культурных исследований, которые «осваиваются» одними и теми же людьми. Активно и своевременно пишутся отчеты. Но все происходящее не имеет отношения к жизни. Давно не новость, что почти на всех руководящих должностях на Севере – люди пришлые, не скрывающие чисто финансового интереса, попутно насаждающие свои обычаи, культуру, понимание форм хозяйствования. Аборигены же стоят на бирже труда, и считается, что в этом ничего зазорного для них нет. Не говоря уже о том, что они не имеют практической возможности выехать куда-либо, чтобы элементарно подлечиться…

Что (или кто) кроется за этим? Почему быть коренным жителем в своей стране – позор, а не гордость? Ответы на эти вопросы, конечно, есть, но их заглушает ласкающий уши власть имущих шум нефти в трубах.

Так и хочется воскликнуть: «Господи, пронеси мимо чашу сию»… Но смиряешься и понимаешь, на все Его святая воля. Раньше на местах нефтяных разработок стояли идольские капища, шаманы перед ними танцевали ритуальные танцы и приносили жертвы. Но, Боже мой, как хочется быстрее избавиться от мерзости запустения и принять нормальную жизнь. Нарушен Господень завет, ведь ясно сказано в Писании: «Я Господь, Бог твой… Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим. Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли; не поклоняйся им и не служи им, ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель» (Исх. 20, 2:3–5).

Остается нам только каяться…

Часть седьмая

«Благослови, душа моя, Господа».

Песня сегодняшнего дня

Каждый раз, прогуливаясь по относительно спокойным улочкам старой Москвы, я с удовольствием читаю таблички «Здесь жил писатель…» или артист, или композитор, или врач, имена которых в большинстве случаев помнят памятные доски да энциклопедии. Мое любимое место – Гончарный переулок на Таганке. На доме со львами висит табличка с именем земляка советского оперного и эстрадного певца Юрия Гуляева. Помните: «Желаю вам всегдашней радости в судьбе. Желаю вам всего, что вы желаете себе». Мне даже пришлось участвовать в кампании за сохранение наследия Юрия Александровича, конкретно за то, чтобы строительная фирма не сносила избушонку, где родился и вырос сибирский соловей. Но, увы, наше дело потерпело крах. Аргументы застройщика в виде денежных знаков, предъявленные чиновникам из городской администрации, оказались куда убедительнее исторических фактов и общественного мнения. Обычное дело в наши дни.

Помню то чувство абсолютной беззащитности перед людьми с лоснящимися физиономиями. О чем с ними говорить и на каком языке, чтобы они услышали? А они были готовы, по собственному выражению, «перетереть пару тем с корреспондентом в неформальной обстановке». Потом эти люди заняли все ветви власти, и пришлось выбросить телевизор. Некоторые из знакомых тоже последовали моему примеру. В тридцать – сорок и больше учить язык маргиналов нам показалось делом непостижимым, зато мы с ужасом наблюдали, как видоизменяется мир вокруг. И если вначале на дне рождения мы все объясняли тете Лене значение слов «понты» и «стремно», то теперь, услышав в маршрутке хит «Боже, какой мужчина», смеемся над ее наивностью, она же говорит: «Я прослушала песню от начала до конца, искала стеб, насмешку. Но нельзя же такие слова девочкам-подросткам слушать, они же могут принять информацию всерьез». Так, поначалу незаметно, страна поделилась на две, и если у Ахматовой были русские сажавшие и русские сидевшие, то у нас гораздо проще – русские, знающие стыд и не знающие его. И понятно, что первые не поймут вторых. Потому что стыд связан с чувством социальной неприемлемости того, за что стыдно. А вторым, получается, социально приемлемо все…

В этой связи серьезная литература востребована все меньше и меньше, как и серьезные кино, музыка, живопись. Публичные персоны открыто признаются, что книжек не читают и так, мол, знают, как «пробиться» в жизни. Отсюда вывод: раз не читают те, кто «пробился», то зачем такие книги вообще? Умилила девица, представляющая нашу страну на конкурсе «Мисс Мира», который теперь добрался до нашей столицы, на вопрос корреспондента: «Какие книги вы читаете?» Отвечает: «Я читаю разную развивающую литературу, посещаю всевозможные тренинги, как добиться успеха… Нет, художественную не читаю, нет времени». Под этими словами могут подписаться миллионы наших юных соотечественниц, грезящих о карьере модели. И эта вторая Россия умиляет все больше и больше. Она живет в другом измерении.

А первая Россия, реально смотрящая на мир, без призм и радужных стекол, казалось бы, должна сдаться, забиться в дальний угол и проводить свои дни, именуемые нашими депутатами «веком дожития», таясь, вместо этого, подобно ученикам Христа, идет ко второй и говорит о главных ценностях. О вечных законах. О неприемлемости равнодушия, а значит, и зла. Об этих людях, их труде писательница Екатерина Глушик и написала книгу. Она так и называется «Почитай книгу». Под одной обложкой собраны рецензии, анализирующие разные издания: поэтические, прозаические, публицистику, статьи, которые характеризуют стороны литературного процесса, беседы с писателями и художниками. Первое впечатление после прочтения у меня было такое, будто я ходила незрячей и вдруг мне успешно провели операцию на глаза. Я вижу мир во всех красках. И по первому, самому искреннему чувству хочу узнать больше. Передо мной мелькают имена, цифры, строки.

У героев черты всегда из биографии автора, цифры – произведения, которые потом поделятся на ранние, зрелые и поздние. Строки – это пара-тройка новых фраз, свежих идей, предложенных художником миру.

«Ранние рассказы Проханова – о деревне, куда отправляется герой, молодой писатель, чтобы оказаться в непривычной для него, москвича, среде, которая, по его подтвердившемуся по приезде на место мнению, и есть настоящая жизнь, наполненная естественными страстями, чувствами, переживаниями, истинными целями, к которым и следует идти человеку, не мучаясь непонятными для деревенских жителей страданиями, размышлениями, сомнениями типа «быть или не быть».

Деревенская жизнь знакомит со своими героями. Ослепший крестьянин завидует ушедшим на покос и, случайно натыкаясь в сарае на косу, берет ее и, как ему кажется, незаметно, крадется на поле, на котором хочется покосить хотя бы с краешка. Но сосед, знающий его беду – тоску по настоящей крестьянской работе, молча наблюдает за ним и не окликает, даже когда незрячий переходит на колхозное поле с недозревшим овсом, более того, когда его дочка хотела крикнуть, он сказал: «Стой, Дашка, дура! Цыц! Дай пожить человеку!»