А. Спасский - Лекции по истории западно–европейского Средневековья Страница 38

Согласно Вердюнскому договору, области франкской монархии распались между тремя сыновьями Людовика Благочестивого следующим образом: Карл Лысый получил западную часть Империи, включавшую в себя все франкские владения по левую сторону Шельды, Мозеля, Сены и Роны; Людовик сделался королем восточной части, лежавшей по эту сторону, т. е. на восток от Рейна, а именно Австразии, Саксонии, Баварии, Алемании и Каринтии; старший же брат Лотарь удержал в своей власти Италию вместе с узкой полосой, проходившей посередине Европы и разделявшей владения Карла и Людовика, — той полосой, которая от имени его и сына получила название Лотарингии. Если теперь на время оставить в стороне Италию, которая уже по одному своему географическому положению выделялась из монархии Карла Великого в Самостоятельную область, то мы получим, что в Вердюне договором братьев–внуков Карла Великого средняя Европа была разбита на две самостоятельные половины — восточную и западную, причем пограничную линию между ними составила упомянутая полоса земли Лотаря, т. е. Лотарингия. Эти две половины Европы уже никогда более не соединялись в одно политическое целое, и их история пошла различными путями, приведшими к тому, что из восточной половины образовались постепенно современные германские государства, а из западной — современная Франция. Причина этого выдающегося значения Вердюнского договора в ряду других разделов франкского государства, происходивших после смерти Карла Великого, заключалась именно в том, что в Вердюнском разделе политические границы, границы власти трех братьев, совпали с этнографическими границами, с границами вновь образовавшихся на исторической сцене национальностей Западной Европы, так что каждая область, выделенная этим договором, представляла собой не только политически самостоятельное, но этнографически обособленное целое. Разделяя среднюю Европу на две половины, Вердюнский договор, таким образом, имел в своей основе национальный принцип и выполнял лишь то, что давно требовалось всем ходом западно–европейской жизни.

Еще во времена Меровингов, задолго до основания Империи Карла Великого, франкское государство обнаружило наклонность к распадению на две половины: западную, называвшуюся тогда Нейстрией, и восточную, носившую имя Австразии. Уже тогда это распадение вызывалось не чем другим, как именно различием в составе коренного населения той и другой части франкского государства. Оно состояло в следующем. Как известно, западная половина французского государства образовалась из провинций бывшей Римской империи, которые носили одно общее название Галлии. Древнейшим населением этих провинций были различные мелкие отрасли кельтического племени, в доисторические времена занявшего Европу и выработавшего свой особый склад жизни. Но после побед Цезаря в Галлии обитавшие здесь кельтические племена потеряли свою самостоятельность и быстро подпали влиянию римской культуры. Можно сказать, что из всех народов, подчиненных Римом ни один столь легко не усвоил себе римскую цивилизацию, ни один столь скоро не надел на себя внешних признаков чужой народности, как именно население Галлии. О юго–восточной части Галлии еще в I в. нашей эры говорили, что она скорее должна называться Италией, чем провинцией. Тот же Цезарь ввел в сенат многих галльских уроженцев; с другой стороны, и знатные римляне охотно шли в Галлию, селились здесь и смешивались с его первобытным населением, содействуя его быстрой романизации. Под управлением римлян Галлия превратилась в прекрасную страну со множеством богатых городов, удобными путями сообщения, с библиотеками, школами и учеными кружками, процветавшими вплоть до V в. Кельты забыли свой язык и свои учреждения и так тесно слились с победителями, что составили однородное население вполне римского характера. Когда в эпоху переселения в Галлию явились новые германские племена вестготов, бургундов и франков и основали здесь варварские государства, то в состав их вошло и это оставшееся нa своих местах население, говорившее римским языком, жившее по римским обычаям и считавшее для себя обязательным только римское право. С расширением власти франкских королей на чисто германские области сюда в разное время перешло много германцев других племен или в качестве заложников, или в качестве добровольных поселенцев. Долго эти разнородные элементы жили здесь рядом, чуждаясь друг друга и сохраняя оригинальный племенной быт. Варварское законодательство, т. н. leges barbarorum, еще постоянно и строго различает римлянина–галла от германца. Но с течением времени из различных племен, нагроможденных на галльской почве, образуется одна более или менее однородная масса, которую еще нельзя назвать французской нацией, но которая составляла то, что обыкновенно называют романским населением. В этом населении уже не было ни римлянина, ни франка: они Слились вместе, составили один тип, в котором преобладание оказалось на стороне римского элемента. С германцами, поселившимися в Галлии, случилось почти то же, что ранее произошло с кельтами: они подпали влиянию римской культуры и приняли латинский язык — с тем, однако, различием, что германцы, как победители, не забыли всего своего и в римское наследие внесли свои германские перемены, чего не могли в такой же мере достигнуть кельты, как побежденные. КIX в. процесс образования романского населения в Галлии уже закончился.

Законодательство Карла Великого уже не знает различия между галлом и германцем: оно имеет в виду именно эту однородную массу, которая возникла из их смешения. Около того же времени, т. е. в IX в., можно видеть и следы того романского наречия, на каком говорила эта масса. Когда в 841 г., за два года до Вердюнского договора, Карл Лысый и Людовик Немецкий клялись перед своими войсками в неразрывном союзе, то каждый из них, чтобы быть понятным войскам другого, клялся на том языке, которым говорило войско его союзника. Очевидно, между восточной и западной половиной франкского государства в это время существовало коренное различие в населении, простиравшееся до различия в языке, причем западная половина говорила языком, представлявшим собой германское видоизменение латинского языка. Эти клятвы двух братьев записаны и являются на сегодня древнейшими филологическими памятниками двух главнейших европейских языков: немецкого и французского.

Совершенно иной характер носило на себе население восточных частей франкского государства. Эти области состояли из чисто германского населения и лежали за Рейном, куда никогда прочно не проникало ни внешнее, ни внутреннее влияние римлян. Здесь в чистом, первоначальном виде сохранялись племенной тип германства, древнегерманские обычаи и германская речь. При Карле Великом германские элементы восточных областей были усилены еще присоединением саксов, отличавшихся особенным упорством в сохранении национальных форм быта, и баварцев. В противоположность романизированной западной половине франкской Империи, восток ее носил на себе, таким образом, строгий германский характер, не знал и не хотел знать ничего римского. Эти‑то две половины с различным населением и были выделены на Вердюнском договоре в политически самостоятельные области и достались западная — Карлу, а восточная — Людовику. Политическая самостоятельность здесь, следовательно, соединилась с национальной обособленностью, вследствие этого и та и другая оказались особенно прочными. Благодаря политической самостоятельности национальные особенности каждой из этих частей получили возможность беспрепятственного развития и свободного выражения в обычаях, нравах и учреждениях страны; в свою очередь, и политическая самостоятельность, опираясь на национальное чувство, нашла в нем такую твердую основу своей независимости, какой не могли дать Карловой монархии ни ее войско, ни скопированные по римским образцам законы и учреждения. Лучшим подтверждением сказанного может служить судьба той полосы, которая разделяла восточную половину Европы от западной и называлась Лотарингией. Эта полоса имела смешанное романо–германское население и потому никогда не могла составить собой независимое государство; она присоединялась то к восточному, то к западному королевству, то подвергалась разделу между обоими и, несмотря на эти перемены, до сих пор сохранила за собой характер пограничной страны, являясь предметом спора между Францией и Германией, к счастью Европы, кажется, теперь уже поконченного.

Но Вердюнский договор был днем рождения современных западно–европейских народов, а не днем их совершеннолетия. Национальное сознание не только было слабо, но почти не проявлялось. Единственным признаком новых национальных групп был язык, но этот признак оказывался слишком слабым для того, чтобы задержать естественное стремление того времени к образованию мел — " ких самостоятельных политических единиц. К тому же внутри каждой группы, созданной Вердюнским договором, существовали еще свои части, отличавшиеся обычаями и особенностями языка. Поэтому должно было пройти еще значительное время, прежде чем эти группы достигли полного объединения и образовали из себя один народ, связанный общими потребностями и с развитым сознанием своего единства.