Лев Толстой - Гонение на христиан в России в 1895 г. Страница 4

Подобным образом продолжали поступать духоборцы и при других разного рода столкновениях с властями.

Но все это были только первые шаги, не доставало еще общего торжественного выражения своего отречения от насилия. Такое торжественное отречение они выразили тем, что решили уничтожить все имевшееся у них оружие.

Для того, чтобы вполне оценить этот поступок, надо понять то значение, которое имеет оружие на Кавказе. Ношение оружия на Кавказе есть не только обычай и условие приличия, но считается необходимостью для всякого человека. С оружием ходят и по городу и в гости, с оружием отправляются в дорогу и даже работают и пасут стада, чтобы быть в состоянии защищаться от нападения зверей и разбойников. И потому уничтожение оружия имело для духоборов важное значение. Это уничтожение было поступком, выражающим на деле готовность принять все последствия непротивления злу насилием, т. е. терпеть всякого рода посягательства на жизнь и безопасность скорее, чем позволить себе сделать насилие над другим человеком.

Решено было сжечь оружие, и для этого назначена была ночь с 28 на 29 июня на день Петра и Павла.

Сожжение оружия происходило одновременно в Карсской области, в Елизаветпольской губернии и в Ахалкалакском уезде Тифлисской губернии.

«В Карсской области, рассказывал мне тамошний духобор, участвовавший в сожжении оружия, старики не гово-рили нам, молодым, где было выбрано место для сожжения, чтобы не было лишней болтовни и чтобы никто не помешал. Старики велели приготовить четыре места, чтобы запутать начальство. А между тем начальство уже проведало и полиция рыскала и искала места собрания и по-бывала на всех четырех местах, но ничего не нашла и успокоилась. С наступлением же ночи старики указали нам место и мы все пошли и снесли туда все оружие и там сожгли его. На другой день пристав с чапарами (конная стража) приехали и забрали остатки.

После этого сейчас же стали отказываться от службы наши ротники ополчения и сдавать свои билеты; отказалось всего человек 60, а посадили в тюрьму около 15, потом перестали сажать».

В Елизаветпольской губернии сожжение оружия также произошло благополучно.

В Ахалкалакском же уезде при этом случилось столкновение с властями, рассказ о котором, записанный мною со слов участников в ней, я передаю почти дословно.

«Решили мы, рассказывал мне старик духобор, больше не служить и не повиноваться никакому начальству, а слу-жить только Богу, идти по его пути и творить правду. Решили также не творить никому зла и насилия, а тем более никого не убивать и не только человека, но и других живых тварей, даже до самой малой птицы. Тогда нам стало не нужно оружия. Вот мы и решили уничто-жить его, чтобы наше оружие и другим людям не послу-жило на зло. Выбрали мы сообща день Петра и Павла и объявили об этом всем нашим селениям. Оставили мы у себя только ножи, а всякое оружие сделанное на убийство человека, собрали и снесли на заранее приготовленное место. Место это с давних времен назначено у нас для больших молитвенных собраний и называется «Пещерой». Там действительно есть углубление в скале. Место это находится в 3-х верстах от Орловки, а от других селений наших подальше».

«Собрались мы на это место, сложили в кучу все оружие, обложили дровами, углем, облили керосином – все это было заранее приписано – и зажгли. Народу сошлось до 2.000 человек.

«Мы очень беспокоились о том, чтобы начальство не помешало нашему делу и потому не всем говорили раньше об этом намерении. И действительно, нам удалось сде-лать это без помехи. Приходили другие жители соседних деревень, армяне смотрели, как мы жгли оружие, но никто в эту ночь не донес и к утру костер догорел и мы стали молиться, петь и читать псалмы. Окончив молитву, мы разошлись по домам и все ждали, что будет нам от начальства. Но весь этот день прошел спокойно. Вечером мы опять собрались на это место и стали дожигать остатки, чтобы никому не досталось; принесли еще угля и мехи, чтобы раздувать огонь и чтобы сплавить металлические части в один кусок. И ночь прошла спокойно. Взошла заря и мы опять стали на молитву. Собралось еще больше народа. Были и женщины и подростки. Те, которым было далеко, приехали на фургонах.

«Как сказано, мы держали между собой в тайне намерение сжечь оружие, боясь, чтобы нам не помешали; наши же соседи духоборцы, несогласные с нами, подозре-вали, что мы что-то намереваемся делать с оружием, но не зная наверное что и, слыша, что мы собираем оружие, решили, что мы идем грабить Сиротский дом, из-за которого у нас были с ними раздоры. Так как мы ждали, что начальство прогонит или сошлет нас за отказ от службы правительству, то некоторые из нас делали приготовления к походу, молодые парни понакупили себе бурок, и все эти приготовления были приняты нашими вра-гами за приготовления к бунту и грабежу. Они так боялись нападения, что донесли начальству, и в селение Гореловку, населенную духоборами малой партии, к этому дню при-гнали два батальона пехоты из Александрополя и две сотни казаков из Ардагана.

Таким образом войско уже было готово и губернатор выехал на место предполагавшегося бунта. Приехав в Горловку, губернатор разослал нарочных по всем семи селениям, чтобы все шли в Богдановку, где жил пристав, и куда он намеревался прибыть сам. Те из наших, ко-торые оставались по домам и не были на общей молитве, пошли. Мы же на утро 30-го июня молились и ждали, что будет. Приехал нарочный и к нам с приказом идти всем в Богдановку к губернатору. Так как мы реши-лись не повиноваться никакому начальству, а только Богу, то старики ответили: «мы теперь молимся и раньше, чем окончим молитву, никуда не пойдем, а если губернатор хотеть нас видеть, пускай приедет к нам; нас тысячи, а он один». Нарочный уехал, а мы продолжали молиться, петь псалмы. Приехал второй нарочный, ему ответили то же самое и продолжали петь псалмы, решив между собой, по окончании молитвы, все-таки идти всем к губернатору, узнать чего он от нас хочет.

«Богомоление еще не было окончено, как расставленные нами наши вестовые дали нам знать, что виднеются казаки. Тогда мы столпились в кучу и стали их ждать. Казаки стали подъезжать к нам. Впереди ехал командир и как только приблизился к нам, закричал: «ура!» и со всей сотней налетел на нас. И казаки начали бить нас по чему попало и топтать лошадьми, и сильно избили тех, ко-торые были внутри, и многие едва не задохлись от давки.

«Долго они били нас, потом остановились бить и командир закричал: «марш все к губернатору». Тогда старики сказали ему: «что же ты нам раньше этого не сказал, мы уж и то собирались идти; зачем стал бить?» – «А, разговаривать!» закричал командир и опять с каза-ками бросился на нас. И опять нас стали бить плетьми и долго били. Никоторым казакам было стыдно бить. В одном месте два казака по команде бить стали, махать плетьми по воздуху, нарочно никого не задавая. Вахмистр увидал это, доложил командиру, и тот, подъехав к одному из них, закричал: «ты царя обманываешь!» и так ударил его плетью по лицу, что у него брызнула кровь из носу.

Конец ознакомительного фрагмента.