Наталья Горбачева - Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих Страница 43

– Не всё знаю, что за грех считать, – сказал он в самом начале, и мы ему помогли.

– Первым делом: женщины, вино, карты? – спросила я.

– Было… – вздохнул он.

– Пиши: блудил, время в праздности губил.

– Так точно!

– Но это же до крещения? – вступился Олег.

– Перед Крещением положено взрослому человеку провести генеральную исповедь, – ответила я. – Давайте дальше…

Таким образом исписали мы листок с двух сторон.

– Вить, понял, как надо?

– Так точно!

– Ну а теперь сам припиши то, в чем хочешь признаться только Богу.

– Так точно! – отрапортовал Виктор, что-то дописал и сказал: – У меня еще вот такой грех: к подчиненным я чересчур строгий.

– В каком смысле? – спросила я.

– Ну… Наказываю за опоздания, потом… вот с утра приду – они у меня за компутером сидят: кто пасьянс раскладывает, кто порнушку смотрит, кто чай пьет. И если матом ругаются, не люблю. Когда слов не понимают, наказываю. Они меня за глаза называют «церьберь» – цербер. Как этот грех-то написать?

– Как у Пушкина, да? – и я продекламировала:

В саду служанки, на грядах,

Сбирали ягоды в кустах

И хором по наказу пели.

Ты их, как пушкинская барыня, заставляешь работать и ругаешь за мат. Кому ж такое понравится! Учреждение-то военное?

– Примерно так, – кивнул Виктор.

– Ну и молодец, правильно делаешь, – сказал Олег. – Молиться за них еще надо. Научишься – будешь идеальным начальником.

Потом мы прочитали вслух Правило ко причастию и стали решать, когда идти в церковь.

– Давайте прямо завтра, – сказал Виктор. – Отозвать меня могут. Полвосьмого у ворот будет стоять машина.

На том и расстались. Положили мы с Олегом по десятку земных поклонов и легли спать.

Утром Виктор уже ждал у машины – приехало такси. Когда поехали, Виктор, обернувшись к нам с переднего сиденья, с тревогой сказал:

– Сегодня в пять утра позвонил водитель служебки: у матери случился инсульт, приехать не может… Что бы это значило?

– Банально, – вздохнула я. – Даже предупреждать тебя не хотелось. Знаю много случаев: вот человек наконец собрался с духом и решил идти в церковь каяться. В этот момент бес подножку-то и подставляет: руку человек внезапно ломает, глазом на сучок натыкается, температура сорок два поднимается, ключ от квартиры пропадает… И не идет грешник на радость бесу в церковь – ни в этот день, ни в последующие. А ты не поддался, взял и вызвал такси, крепкий ты наш орешек.

– Я бы не поверил, честно, – ответил Виктор. – Женщину жалко.

– Воля Божия, – сказал Олег. – Помолимся за ее здравие.

На богослужении я иногда бросала взгляды на Виктора, стоящего в очереди исповедающихся. Издалека было видно, что он переживал: высокий военный летчик, как пацан, переминался с ноги на ногу, вздрагивал головой, несколько раз уступил свою очередь, так что к священнику подошел последним. Он осторожно подал батюшке свои исписанные грехами листки. Священник, видимо, читать отказался и стал его расспрашивать – довольно долго и, наконец, накрыл Виктора епитрахилью. Когда из алтаря вынесли чашу, Виктор, неумело скрестив руки на груди, подошел и впервые в жизни причастился.

Кто чему в этой жизни радуется; а я вместе с ангелами: «…бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся» [22] . По поводу этой радости мы с Олегом позволили себе вместо пропущенного санаторного завтрака и утренних процедур посидеть в уютненьком кафе на Цветнике. Ни Виктора, ни Толь Толича в течение этого и следующего дня мы нигде не встречали… Был странный звонок на мой мобильник: никто не отвечал. Но мало ли… В конце концов мы решили вечерком пойти в панельный корпус узнать, что с ними? Когда вошли в холл, увидели веселую парочку – Виктора и Толь Толича, рядом с ними стоял большой чемодан. Виктор, какой-то помолодевший, подтянутый, обрадовался нам:

– Вот… Уезжаю, не досидев срока…

– Ну что ж… жалко, – грустно ответила я – его «срок» кончался только через неделю. – Где же ты пропадал?

– За шубами на рынок ездили, шуб накупили – вишь, какой чемодан, – рассмеялся Толь Толич.

– Фи, какая проза!

Ко входу подкатила машина, водитель вошел в здание, кивнул Виктору и забрал чемодан.

– Ну, до свидания. – Виктор пожал руку Олегу и галантно поцеловал мою ладонь. – Спасибо вам.

– Эх, Витек, Туся меня одного теперь загрызет от тоски… – вздохнул и Олег.

– С какой тоски! – засмеялся Виктор. – У нее тут непаханое поле деятельности.

– Благодарствуйте, – обиделась я. – Тратишь тут на вас последние силы, а вы молчком и в кусты. Случайно бы не зашли сюда, так и не попрощались бы с тобой, брат…

– Сама говорила, что после причастия надо вести себя благоговейно и благочинно, вот и старался. А тут вызвали на работу. Я молился, чтобы вы пришли, как учила… – улыбнулся Виктор.

– Да ты чудотворец! – воскликнул Олег. – Молись теперь, чтобы Туся с генералом познакомилась, всю плешь мне проела: где генералы, где генералы? Рожу я их, что ли?

– Зачем это ей? – удивился Виктор.

– Как зачем? – Я театрально всплеснула руками. – Подружкам рассказывать, что с живым генералом знакома. Чтоб завидовали.

– Да? Тогда можешь говорить, что знакома… – по-простецки сказал Виктор.

– В смысле? – не поняла я.

– Толь Толич, объясни писателю…

– Витя у нас генерал, – объяснил тот. – Ге-не-рал живой, можно дотронуться.

Я вдруг расхохоталась: жизнь пишет сценарий, который и в голову не придет! Вот, оказывается, какой генерал все время крутился у меня в голове, вот ради кого Господь организовал отдых в военном санатории, помочь надо было русскому генералу сделать первый шаг к Божией Церкви…

– Вить, ой… Товарищ генерал! Скажи, ты, конечно, случайно попал в этот санаторий, да?

– Неслучайно случайно… сам не понял. Внезапно обнаружили болезнь, срочно сделали операцию и вдруг вне отпуска отправили сюда на реабилитацию… Вот и думай. Ну, всё, труба зовет…

Мы вышли из здания. Водитель услужливо открыл дверцу машины. Виктор улучил момент, повернулся ко мне и сказал:

– Это я тебе утром звонил, запомни номер. Будет нужна помощь – звоните – и ты, и Олег. Христиане должны друг другу помогать…

– Спасибо, брат… При таких генералах можно было бы не переживать за Россию! – Я не удержалась и поцеловала его в щеку.

Генерал дал поцеловать себя три раза – по обычаю христианского приветствия. И уехал.

Вдохновленная духовной победой, я приступила к тетке. Еще пару раз заходила я к ней в гости и настойчиво просила вызвать на дом священника.

– Это самая важная вещь, которую нужно сейчас для нашего Сандро сделать, – уговаривала я. – Душа его томится на земле, всем тяжело смотреть на это его растительное существование. Болезнь неизлечима. Отпустите его на покой. В соборовании прощаются человеку все неисповеданные за жизнь и забытые грехи. Господь ждет этой последней милости к нему родственников. Ну пожалуйста, тетечка, поверьте, что так надо. И я уеду со спокойной душой…

Я почувствовала, что ее сердце склоняется к моей просьбе. Последней каплей стала рассказанная мною история про обращение ко Христу генерала… Она этому очень удивилась и сказала то, что удивило меня:

– А Сандро наш был солдатом, и Бог хранил его всю войну. Ни одного ранения…

Через несколько дней пришел священник, которого мы с Олегом пригласили из церкви около санатория. Он исповедал – впервые в жизни – мою тетку, обоих причастил и соборовал.

Когда священник ушел, тетя Соня сказала:

– А ведь правда полегчало, какой-то камень с души свалился…

На «отдых» оставались последние три дня, и я уже стала молить Бога, чтобы не посылал больше никого. Тяжелая это работа – миссионерство.

По слову Олега на обратном пути из Пятигорска в Москву я фонтанировала весельем – душа пела… Завязались новые знакомства. Пассажиры соседних купе по очереди постоянно заходили к нам в гости. Я знала, что среди них два-три человека готовы стать верующими, и им нужен только толчок. Эти обязательно позвонят…

Наша с Олегом санаторная история стала хитом на очередной встрече с одноклассниками… Правда, рассказывали мы в основном байки, как выдавали себя за мужа и жену. Не все еще готовы слушать «глупости» про верующего генерала и умирающего дядьку…

Сандро тихо скончался через месяц. Я сообщила об этом генералу, и он по-военному обещал сорок дней молиться за упокой его светлой души. Слава Богу за всё!

Про котов. Израильский кот

Как только отменили визы в Израиль, я напросилась в гости к своей однокласснице Алене Майлер, которую в нашем дружном классе прозвали Мюллер. Она жила в предместье Ашкелона, вблизи сектора Газа и по телефону пугала, что с палестинской стороны долетают до них порой снаряды… Когда я приехала, она мне даже показала остатки воронки около дома и следы осколков на двери. Чудом ее не было в этот момент дома, в котором ударной волной все стекла повыбивало. Но совсем не хотелось думать о войне. Ведь я – на Святой Земле, это предел мечтаний для верующего! Газа и Ашкелон – древнейшие города мира, не раз упоминаемые в Библии. На этом небольшом клочке земли между Газой и Аскалоном (как называется Ашкелон в Библии) зародилось пятнадцать веков назад палестинское монашество, где-то до сих пор существуют развалины монастыря аввы Серида, в котором подвизались знаменитые преподобные авва Дорофей, Варсонофий Великий и Иоанн Пророк. Сколько читано обо всем этом – и вот тебе въяве… В первые дни казалось, что дух этих великих святых витает рядом… Но обычный человек не может долго пребывать в духовном напряжении. И я спустилась на грешную землю. Первыми, кого я увидела, были кошки. Несчастные голодные кошки – с котятами и без. Во множестве они бегали по территории закрытой школы, где жила и преподавала Алена. Питались в основном отбросами, которые находили в помойных контейнерах. Вид у некоторых был столь жалкий, что хотелось тут же позвонить в Международный фонд охраны животных: «Товарищи, так же нельзя издеваться над братьями нашими меньшими». Но организация эта была далеко, а законов Израиля в этом отношении я не знала. Решив действовать собственными силами, стала прикармливать диких маленьких, со слезящимися глазами котят около помойки, а остальных, по возможности, около дома. Конечно, думала я, ситуация в корне не изменится за те три недели, что я проживу здесь, но… может, что-то и изменится. В Москве, между прочим, в подвале моего дома живет от пятнадцати до двадцати кошек, потому крыс и мышей во дворе нет. Кошачьи энтузиасты кормят их ежедневно, правда, котят раздавать они поручают мне. Сначала я очень злилась, но практика показала, что по молитве все пристраиваются в «добрые руки».