Андрей Кураев - Сегодня ли дают печать антихриста? Страница 5

В жизни много ситуаций, когда человек действует анонимно. Например, проходя в метро, я же не останавливаюсь для того, чтобы громко оповестить всех — начиная от пассажиров и контролера и кончая уважаемым турникетом: «Внимание, я, диакон Андрей Кураев, прохожу в метро!». Я просто бросаю совершенно анонимный пятачок или жетон в этот самый турникет или засовываю в него не менее безымянную магнитную карточку. Из того, что при этом моем контакте с государственной службой я не назвал своего крещального имени, никак не следует, будто я от этого своего имени отрекся. Более того — разве нам хотелось бы, чтобы турникеты в метро узнавали нас по имени и знали, когда и куда мы едем? Нет? Мне, например, не нравится, когда меня узнают неведомые мне люди в магазинах или на улицах. Если налоговый номер спрячет мое имя от любопытствующих клерков из налоговой инспекции — я буду только рад. А использование номера в налоговых документах не позволяет людям, работающим с этими документами, сразу узнавать — с кем же именно они имеют дело.

ИНН — это номер налогоплательщика. Не человека, а налогоплательщика. Что же — когда я выступаю именно в качестве налогоплательщика — речь идет об одном из моих социальных проявлений. Если это проявление обозначат номером — мне от этого ни холодно, ни жарко. Когда я проявляю себя в качестве пассажира метро — то турникет вообще никак меня не обозначает — ни именем, ни даже номером. Я для него просто тень в фотодатчике. Но я-то сам не тождествен этой своей тени. Точно так же я не тождествен той тени, что я оставляю в базах данных налоговой инспекции.

Так что сама по себе ситуация, в которой человек не называет себя своим крещальным именем, не есть ситуация вероотступничества. Нет оснований утверждать, будто «идентификационный номер лишает человека имени» (листовка Одесского Успенского монастыря). Ничто не мешает человеку в одной ситуации называть себя по церковному имени, а в другой — по фамилии, в одном месте упомянуть свою должность, а в другой — номер, под которым хранится информация о его жизни. Разве те люди, что уже приняли идентификационный номер, утратили свои имена? Разве при встречах они приветствуют друзей: «Здравствуй, номер такой-то!»? Разве в храмах они именуют себя: «Раб налоговой полиции за номером таким-то»?

Итак, то, что при некоторых обстоятельствах человек будет фиксироваться не по-своему святому имени, не является угрозой для христианина. То, что у человека есть иные имена, помимо крещального (точнее говоря — не имена, а прозвища и характеристики), не означает отречения от Христа.

Разве на исповеди священники спрашивают детей: «Не отзывался ли ты на клички, с которыми обращались к тебе твои приятели? Не позволял ли ты называть себя „Мишкой“ вместо церковного имени „Михаил“? Не откликался ли ты, когда вместо имени к тебе обращались „Рыжий“?» Клички и прозвища всегда малоприятны. Но зачем же заверять, будто «принятие кодов есть грех отречения от христианского имени»[19]?

Дело же ведь не в том, как кто-то опознает меня, а в том, кем я сам себя считаю.

Мой кот меня распознает по каким-то ему одному ведомым признакам. Он не знает моего имени. И что же — это означает, что у меня имени и вовсе нет, если мой кот о нем не знает? Если некий замок будет распознавать меня по отпечатку приложенного пальца — это также не будет означать, что теперь я превратился в отпечаток пальца или что я лишился имени. Если же налоговый компьютер будет распознавать меня с помощью набора цифр — то и это не будет означать, что я лишился христианского и человеческого имени. Мы же разрешаем младенцам коверкать наши имена и не смущаемся тем, что они неправильно их произносят (мой младший брат звал меня «Дей!» — и меня это радовало). Ну, а компьютер еще менее интеллектуален, чем наши малыши, — он даже слогов идентифицировать не желает. И что же — нам из-за этого на стенку лезть?

В проекте Закона «Об основных документах Российской Федерации, удостоверяющих личность гражданина Российской Федерации» (его обсуждение в Думе началось 21 февраля 2001 года) предполагается ввести «личный код гражданина» — «комбинация символов, устанавливаемая для каждого гражданина Российской Федерации при первичном получении паспорта гражданина Российской Федерации». Но этот код не заменяет имя и не отменяет его, ибо в той же ст. 1 проекта Закона говорится: «Имя — наименование лица, данное ему при государственной регистрации рождения, включающее в себя индивидуальное имя, отчество (родовое имя) и фамилию, переходящую к потомкам».

Чтобы ИНН не заменяло имя, достаточно лишь самому избегать формулы «Я — номер такой-то». Следует выражаться продуманнее «Номер моего кода или номер моего файла такой-то». Или: «Я владею таким-то номером», «Я имею такой-то номер», «Номер, под которым вы меня записали, — такой-то», «Данные на меня вы найдете, если наберете номер такой-то», или просто — «мой ИНН». Эти формулы растождествляют человека и его номер.

«Мой ИНН» — это то же самое, что «моя собака» или «мой сапог». Если человек скажет: «Я владею машиной за номером таким-то», всем будет понятно: сам говорящий — это одно, а его машина и ее номер — нечто совсем иное. В Православии вообще принято избегать отожествления человека с той или иной чертой, которой он обладает, с тем или иным его поступком, с той или иной гранью его характера. Нельзя говорить: «Павел — лжец», но можно сказать: «Павел солгал»[20]. Точно так же нельзя сказать (ни о себе самом, ни о другом человеке): «Это номер такой-то», но можно провести отчуждающее расщепление и сказать: «Я владею таким-то номером». Даже реклама ИНН гласит: «Только твой номер». Понимаете — не я принадлежу номеру, а номер принадлежит мне.

Хорошо, пусть он в той же мере является моим, как моей же является моя язва. И язву, и номер я не люблю, не дорожу ими и был бы рад расстаться. Но раз они вошли в мою жизнь без моей на то воли — надо просто трезво учитывать и то и другое в некоторых жизненных ситуациях. Если человек при заполнении какой-нибудь бумаги (скажем, квитанции оплаты за коммунальные услуги) в графе «ИНН» проставит некий набор цифр — он просто сообщит известный ему пароль доступа к той папке, где хранится информация о нем (другой вопрос — что нужно требовать свободного доступа самих людей к той личной информации о них самих, что хранится в государственных досье).

ИНН помечает не меня, а информацию обо мне; это номер того файла, в котором компьютерная система хранит память о моей жизни. Это всего лишь номер архивной папки.

Если в канцелярии я подскажу растерявшейся девушке-делопроизводителю: «Посмотрите мое дело вон в том шкафу! Я полагаю, что оно стоит там под таким-то номером» — разве будет в этом грех? Точно так же, приходя в налоговую полицию и называя номер, под которым в полиции хранится информация обо мне, я лишь облегчаю работу чиновникам и сокращаю время своего контакта с госструктурами.

Уверение, будто регистрация человека под цифрами лишает его имени, лишается всякой разумности, если вспомнить, какова вообще сегодня технология фотографирования, видеозаписи и телевещания. Всюду сегодня производится так называемая «цифровая запись». Это означает, что лицо любого человека, заснятого на современную видеокамеру или на современный фотоаппарат, анализируется компьютером и изображение этого человека разбирается на множество «точек», каждая из которых затем хранится в памяти компьютера или транслируется по сетям связи в виде потока цифр…

И что же — неужели тот, кого засняли такой аппаратурой во время его посещения храма, уже перестал существовать как человек или потерял свое христианское имя? Неужели тот, кто сам поместил такое свое фото в свой компьютер, уже растворился в машине и отрекся от христианского имени? Патриарх Алексий II многократно зафиксирован с помощью этой цифровой технологии. И что же — мы теперь ежедневно молимся о «комбинации цифр», а не о человеке, носящем имя Алексий и патриарший сан? Такой вывод абсурден? — Значит, абсурдно и представление, будто регистрация под набором цифр лишает человека его христианского имени. Значит, лишь по ведомству поэтических преувеличений может числиться триллер из газеты «Сербский крест» — «строится всемирное антихристово царство, в котором каждому уж заготовлены вместо имени номер, вместо паспорта чип, а вместо души ее электронная тень»[21].

Компьютер, похищающий человеческие души и заменяющий их своей «электронной тенью», — да ежели бы такая идея пришла в голову голливудскому сценаристу, то он бы стал миллионером (ему, впрочем, пришлось бы из сценария выбросить плач об утерянном советском паспорте, подло замененном на «чип»)!..

Я не испытываю никаких «трансформаций» и «мистических воздействий», когда компьютер при сканировании моего фото превращает мои черты лица в поток цифр. Тогда зачем же опасаться, что какая-то мистическая дурь произойдет со мною, если компьютер сделает то же самое при подсчете моих денег.