Святой Николай Кавасила - Изъяснение Божественной Литургии, обрядов и священных одежд Страница 5

12

О начальном славословии

Первое место в ряду священных слов занимает начальное славословие: Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа. Молитва к Богу обыкновенно состоит в благодарении, в славословии, в исповедании, в прошении. Но первое место между ними принадлежит славо словию, в особенности потому, что таково правило людей благоразумных, приступающих к Господу, – прежде всего выставлять на вид не то, что касается их самих, а то, что как будто бы только и относится к Господу. А таково именно и есть славословие, ибо кто просит, тот водится желанием поправить свои обстоятельства; кто приносит исповедание, стараясь освободиться от зла, тот также выставляет себя на вид; и кто благодарит, очевидно, действует под влиянием удовольствия при виде своих благ; а кто приносит славословие, тот оставляет в стороне и себя, и все свое и славословит Господа ради Самого Господа, ради Его силы и славы. Затем и самый порядок вещей, самая сообразность с существом дела требуют, чтобы на первом месте здесь было славословие. Как только мы приступаем к Богу, мы прежде всего познаем Его неприступную славу, силу и величие. Следствием этого бывает удивление, изумление и тому подобное, а это уже и есть славословие. Если мы пойдем далее, узнаем Его благость и человеколюбие, – следствием того бывает благодарение. После того мы начинаем созерцать все величие благости Его, все богатство Его человеколюбия. Первым и вполне достаточным доказательством этого величия, этого богатства для нас служит то, что мы сами так злы и что, несмотря на то, Он не перестает нам благодетельствовать; это доказательство убеждает нас, как человеколюбив Бог, и убеждает лучше других, потому что оно ближе к нам, оно – в нас, оно у нас перед глазами; между тем, если мы будем припоминать свои дурные поступки перед Богом, это и будет то, что называется исповеданием. Прошение же занимает четвертое место; после таких размышлений, посредством которых мы познаем благость и человеколюбие Божие к нам, само собою следует, что мы должны быть смело уверены, что, если будем просить – непременно получим то, в чем нуждаемся. Если уже Он был так благ к людям дурным, то каков будет для тех, кто переменяется [к лучшему], кто уже оправдан за то, что исповедал свои грехи, по слову пророка: глаголи ты прежде беззакония твоя, да оправдишися! (Ис. 43, 26).

Таким образом, славословие занимает первое место в ряду молитвы; по этой причине прежде всякой молитвы, прежде всех священных слов священник славословит Бога. Но зачем он провозглашает троичность в Боге, а не единство Божие? Не говорит: «благословен Бог» или «благословенно Царство» [Божие], но различает Лица: благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа. Через вочеловечение Господа люди в первый раз узнали, что в Боге три Лица; между тем то, что совершается здесь, служит таинственным изображением этого самого вочеловечения Господня, поэтому и нужно, чтобы в самом начале этого священнодействия просияла, была провозглашена Троица.

После славословия он предлагает прошение, говоря: миром Господу помолимся. Ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно (Рим. 8, 26). Поэтому, чтобы мы не пустословили, он дает нам касательно молитвы необходимые наставления и прежде всего научает, как нужно молиться, – что нужно молиться миром. Но почему он после славословия непосредственно велит воссылать прошение, между тем как еще не было ни исповедания, ни благодарения Богу? Потому что в этом слове «мир» заключается уже мысль о тех [видах молитвы], если только кто захочет настоящим образом об этом поразмыслить, ибо кто недоволен встречающимися с ним в жизни обстоятельствами, тот не может иметь и мира в самом себе – его имеет только человек благоразумный, который за все благодарит, по правилу блаженного Павла (1 Фес. 5, 18); не может иметь и тот, у кого нечиста совесть, а чистая совесть без исповеди – дело невозможное. Таким образом, кто молится с миром, у того в душе уже было и благодарение, и исповедание. А притом и прошение, которое они приносят Богу, представляет их и благодарящими, и исповедающимися.

О чем они просят? О помиловании. А это просьба осужденных: когда у этих последних нет более никаких средств к защите, когда им нечего уже бывает говорить в свое оправдание, они обращаются к судье с этим последним словом в надежде получить просимое, если уже не по праву, то по его человеколюбию. А кто поступает так, тот этим самым свидетельствует, с одной стороны, об особенном добродушии Судии, с другой – о своих дурных качествах: здесь одно есть свойство исповеди, а другое – свойство благодарения. К молитве же народ побуждает священник, как лицо, на то поставленное. Для этого-то, собственно, он и поставлен во главе народа, как ходатай за него и посредник, чтобы его молитва была действительна и имела больше силы, как сказал и апостол Иаков: много может молитва праведного (Иак. 5, 16), когда и все те, за кого воссылается молитва, прилагают к тому все, что только нужно с их стороны: благие нравы, молитву, покорность и другие добрые качества, о которых знают, что они приятны Богу.

Какое же первое, непосредственно следующее за тем прошение? О свышнем мире и спасении душ наших. Дав наставление сначала о том, какое расположение духа надобно иметь во время молитвы, теперь он научает и тому, чего прежде всего надобно просить, а именно: сперва Царствия Божия и правды его, так как спасение душ означает Царствие, а свышний мир – правду Божию. Об этом мире сказал апостол Павел: мир Божий, превосходящий всякий ум (Флп. 4, 7). Его оставил Господь апостолам, отходя ко Отцу, когда сказал: мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам (Ин. 14, 27). Как там слово «правда» означает не одно только раздаяние всего поровну, а выражает собой добродетель в каком бы то ни было роде, так и здесь слово «мир» означает нечто общее, потому что Он есть плод всех добрых качеств в совокупности, плод всякого вообще любомудрия, ибо невозможно стяжать совершенный мир тому, у кого недостает хотя бы одной какой-нибудь добродетели; напротив, необходимо пройти по всем степеням добродетели тому, кто хочет наслаждаться миром.

Таким образом, нужно сначала приучать себя к тому, чтобы иметь мир с людьми, какой только возможен для нас, а потом просить у Бога Его мира. Такой порядок существует и в отношении всякой добродетели: есть целомудрие, которое достигается посредством подвига, и есть целомудрие, которое дается душе от Бога; и любовь, и молитва, и мудрость, точно так и в отношении ко всему прочему. Потому и священник сначала говорит нам о том мире, который в нашей власти, который достигается нами самими, и с таким миром повелевает нам возносить свои прошения к Богу; а затем – о том мире, который дается от Бога, и о нем он заставляет нас молить Бога, когда говорит: о свышнем мире помолимся.

Он говорит здесь не о мире только в отношении друг к другу, когда мы бываем незлопамятны по отношению друг к другу, но и о мире с самими собою, когда сердце наше не осуждает нас (1 Ин. 3, 20). А от такого мира великая польза; можно сказать даже, он необходим нам на каждом шагу и потому, что для души, волнуемой смятением, совершенно невозможно достигнуть единения с Богом по самому свойству смятения: как мир производит то, что многие представляют собой одно лицо, так смятение одно лицо разделяет на многих. Каким же образом такое лицо может быть в согласии с Богом, Существом единым и простым? Да и потому еще, что тот, кто молится без мира, не может ни хорошо помолиться, ни получить что-нибудь хорошее от своей молитвы. Если волнует человека гнев, злопамятство изгнало мир из его души, он не обретет через свою молитву и прощения грехов, а тем более не получит какой-нибудь другой милости. Или если вследствие каких-нибудь других грехов человек мучится совестью и в сердце своем носит упреки и его волнует такое смущение, то и в таком случае он потерял всякое дерзновение пред Богом, по известному изречению, и, когда молится, молится без дерзновения, то есть без веры; а кто молится без веры, тот молится напрасно, без всякой пользы.

Поэтому-то нам и повелевается, чтобы мы и молились Богу с миром и прежде всего просили себе мира свыше, а после этого воссылали бы с добрым намерением прошения к Богу и о других предметах: не только о Церкви и государстве, о начальствующих в той и другом, о тех, кто находится в опасностях, напастях и несчастиях, но, одним словом, обо всех людях, о целой вселенной, ибо о мире, говорит далее, всего мира. И это в особенности потому, что своего Господа мы почитаем общим Господом всех их и верим, что Он обо всех их заботится, как Творец о Своих творениях, что, кто печется о них, тот угождает Ему даже лучше того, кто приносит Ему жертву; а с другой стороны, по словам блаженного Павла, да и мы в мире тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте; и молимся мы не об одних только благах, относящихся к душе, но и о благах телесных, для нас необходимых, – о благорастворении воздухов и изобилии плодов земных, чтобы виновником и подателем всех этих благ мы почитали Бога и к Нему одному обращали свои взоры, ибо Сам Христос повелел нам просить у Него, между прочим, и насущного хлеба (Мф. 6, 11; Лк. 11, 3).