Алексей Осипов - Лекции профессора Московской Духовной Академии А. И. Осипова Страница 59

И они не содрогаются от этой жуткой вещи. А потому что все это понимают таким кровяным каким‑то образом. Ничего подобного! Происходит нечто другое — великое и спасительное для человека. Чем тело Христово отличалось от нашего тела? По своим физическим, химическим свойствам? Ничем. Если мы скажем отличалось, тогда мы впадаем в величайшее заблуждение. Ничем. Такое же было. Такое же… Подчинялось тем же законам, имело те же формулы и больше ничего. Ничем не отличалось.

И глубочайшим образом отличалось! Чем же? Только тем, что оно было соединено — неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно — было соединено с Богом Словом. Это был Богочеловек. Поэтому прикосновение одно к нему исцеляло человека. Одно прикосновение… Женщина только прикоснулась, и тут же она исцелилась. Вот чем отличалось. Оказывается, соединение с Богом делало Его — делало Его плоть, эту плоть — делало такой, скажем, чудодейственной. Делало Его плоть спасительной. В силу чего? — повторяю еще раз — вот этого нераздельного соединения с Божеством.

Почему я об этом говорю? Потому что как раз в этом‑то происходит основное, что совершается в Таинстве Евхаристии. Что там происходит? Происходит именно восприятие, восприятие Христом в свою ипостась, в свое естество Богочеловеческое, этого хлеба и вина. Происходит вот это неслитное, неизменное, нераздельное, неразлучное единение этого хлеба и вина с кем? — с Богом Словом воплощенным. Соединение вот какое — теснейшее. Благодаря чему? Не физическому изменению, а соединению этих хлеба и вина с Богом Словом. Это соединение хлеба и вина отныне именуется истинным Телом и Кровью Христа. Потому что отныне они соединены с Богом Словом Воплощенным, становятся едиными с ним, поэтому каждый причащающийся, как говорил Кирилл Александрийский, сотелесен Христу, единокровен Христу, то есть мы становимся — мы, по своему телесному (не только душевному) состоянию — становимся такими, как Он.

Но кому же когда приходила мысль, что мое тело — тело Христа? Да нет, Его тело и остается Его телом. Мы становимся едиными с ним, ибо соединяемся, а не превращаемся. Вот два ключевых термина, которые показывают все отличие нашего понимания Евхаристии от понимания католического. Там, если хотите, происходит превеществление — одно вещество в другое. Там происходит изменение, превращение… Кстати, все это возникло знаете на какой волне? На волне алхимии, когда думали, что путем смешения могут возникнуть новые элементы.

Здесь: не превращение происходит, а единение происходит. Вы слышите, до чего разные подходы и разные понятия. Поэтому, Евхаристия — Дар. Причащаясь этих Святых Даров, мы соединяемся, самым существенным, каким только есть, образом, то есть не только моя душа, но и само мое тело, соединяется самым существенным образом с тем Христом, которому я причащаюсь.

Об этом есть целый ряд высказываний святых отцов, я не буду их зачитывать, а прочту только одно. Оно, может быть, наиболее интересное — из святого Иренея Лионского. Он описывает один из эпизодов, связанный с мучениками. С мучениками… Санкта и Блондины. Поскольку это очень интересный эпизод, небольшой, то послушайте. «Поскольку эллины, схватив рабов, христиан оглашенных, употребляли потом насилие, чтобы выведать от них что либо тайное о христианах, то эти рабы, не зная, что сказать в угоду насильствующим, кроме того, что слышали от своих господ: именно, что Божественное Причастие есть Тело и Кровь Христа, и сами воображая, что это на самом деле есть кровь и плоть, такой ответ давали и своим истязателям. Они же, эллины, принимая, что это действительно совершается христианами, внушили и другим эллинам, и мучениями заставляли мучеников Санкта и Блондину признаться в этом». То есть, что они едят плоть и кровь человеческую. «И им Блондина смело отвечала: «Как могут допустить это люди, которые, ради благочестивого подвига, не вкушают даже дозволенного мяса». Слышите. Даже дозволенного не вкушают, то есть обычного — животного — что бы вот здесь могли это сделать: вкушать плоть или кровь Христа.

Понимаете, как великолепно, в образе, высказана эта мысль. Митрополит Вениамин Федченко в своей работе «Литургия» ( Известный такой митрополит, написавший довольно много работ по различным темам) писал: « Но, Боже сохрани, предаваться здесь мечтательному воображению физического воззрения на Святые Тайны. Здесь все духовно, все сверхъестественно, все Божественно».

Тот же святой Иреней Лионский, которого я только сейчас зачитывал, пишет: «Как хлеб, взятый от земли, после призывания над ним Бога, уже не есть обыкновенный хлеб, но Евхаристия, состоящая из двух вещей — из земного и небесного — так и тела наши, принимая Евхаристию».

Видите, оказывается, что происходит? Вот, оказывается, это очень важный момент. Я почему об этом говорю: неоднократно уже обращались много людей, я вам скажу, с этим вопросом, иногда прямо даже — что же мы, людоеды, да? Что пьем настоящую кровь? Помню, даже, один студент привел свою сестру, которая не могла причащаться по этой причине. Только вот после такого объяснения, она наконец осознала, что мы не людоеды, не христоеды. Вот так.

Вот понимаете, чем нас награждает это западное богословие? Их и термин‑то, «транссубстанциацио», то есть — пресуществление: сущность хлеба и вина меняется в сущность Тела и Крови Христовой. То есть, какие‑то алхимические процессы. Ничего подобного. Ни в какой лаборатории, нигде вы не найдете никаких физических и химических изменений. Речь совсем не об этом идет. На что внимание‑то обрати? Все на эту грубую, внешнюю сторону.

В Евхаристии мы причащаемся Христу — сопричащаемся, то есть, соединяемся с Ним, как и Бог Слово соединился с человеческой природой, а не изменил ее, не превратил ее во что‑то иное. Так и мы в Святой Евхаристии причащаемся, да, самого Христа, ибо эти хлеб и вино, воспринятые им в Свое естество, тем самым становятся Им, то есть Его Плотью и Кровью, но не в физическом и химическом смысле. Вот, что я хотел сказать.

И еще, в связи с этим, конечно очень важно (но это относится уже ко всем Таинствам, и к Таинству Крещению), кто причащается достойно. Это вопрос очень важный. Часто спрашивают: «Как достойно причаститься?». Знаете, этот термин у нас вошел в обычай («достойно»), но он немножко, знаете ли, немножко мне не нравится. Вы знаете, что такое достойно? У меня сразу нос немножко кверху поднимается. Не о достоинстве идет речь, а о полезности… о полезности. Когда человек причастится с пользой, действительно с пользой?.. Когда? Только при одном условии: когда он действительно видит, действительно осознает, действительно чувствует, действительно переживает насколько он не достоин, не достоин сопричаститься Христу.

Мерою смирения измеряется, если хотите, достоинство человека. То есть, проще сказать, мерой осознания им своего недостоинства измеряется подлинное достоинство человека. Вот, оказывается, чем. Звучит это несколько парадоксально, но это именно так.

Серафим Саровский поэтому и говорил: « Бывает иногда так: здесь, на земле, и приобщаются, а у Господа остаются не приобщенными». Оказывается, так же, как и в любом таинстве, можно приступить к нему, совершат надо мной священнодействие, приму я эти Святые Дары, а сам останусь не приобщенным. Почему? Самое главное почему… Самое главное — или чувствуешь себя достойным (А это бывает часто, когда человек все вычитает, отпостится дня три, вычитает все, и подходит уже, знаете ли, гоголем. Это беда.), или человек подходит без благоговения. Без благоговения… Вот тогда — не меньшая беда. Лучше не подходить человеку. Нет веры — тогда и воздержись, нет благоговения — тогда и воздержись.

Мы подходим, приступаем к Богу, а не к чему либо. К какому‑нибудь начальничку, и то уже подходим с соответствующим почтением, а, если высокий начальник, то уже и с некоторой, так сказать, робостью. Здесь, если Бог позволил приступить к себе, неужели мы приступим без соответствующего благоговения? По–видимому надо это помнить.

В противном случае апостол Павел прямо пишет: «Кто ест или пьет недостойно — суд себе ест и пьет. И от того многие из вас болеют и умирают». Болеют и умирают… К таинствам нужно относиться с очень большой ответственностью. Недаром это сказано: «Это — огнь поедающий!». Даже некоторые лекарства нельзя принимать, не подготовившись соответственно. Здесь это — лекарство из лекарств и здесь ответственность налагается огромнейшая. Вы слышите — «… болеют и умирают».

Таинство Покаяния — это одно из самых насущных Таинств, с которыми соприкасается каждый верующий человек.

И здесь нужно отметить вот что: вот сейчас наблюдается тенденция, опять‑таки, перейти нам на католическое понимание этого Таинства. Это просто какая‑то беда. Это вот западное, на самом‑то деле, ветхочеловеческое отношение к Таинствам. Вы знаете, к чему там сведено Таинство? Вот, например, (кто‑то, кто был в Риме или кто будет), обратите внимание: в Соборе св. Петра стоят будочки, там написано — франсе, дойч, инглиш — то есть, человек с соответствующим языком может зайти в эту кабиночку, там решеточка небольшая, и с другой сидит священник и вы можете в эту решеточку, не видя друг друга, говорить все, что вам угодно. Можете поисповедоваться, можете спросить что‑то такое — в общем, это ваше дело.