Шантепи Сосей - Иллюстрированная история религий Страница 76

Точно так же и пессимизм в Санкхьи имеет более определенный характер, чем в Веданте. Согласно учению Санкхья, всякое сознательное состояние причиняет боль. Радость и счастье, существование которых доказывается опытом, в действительности не существуют, так как "каждое удовольствие проникнуто страданием". И только во время сна, лишенного грез, во время обморока человек временно избавляется от страдания.

Нельзя не признать за учением Санкхья и гуманности. Прежде всего, оно, хоть и в виде полемики против жрецов, совершенно уничтожило разделение на касты и, в противоположность Веданте, оставило открытым путь к спасению шудрам и женщинам. Кроме того, каждый, достигший освобождения, может стать учителем истины. К сожалению, активному проявлению этой любви к людям со стороны приверженцев Санкхьи мешало учение о вреде всякой деятельности.

Подобно тому, как философия Веданты имела большое религиозно-историческое значение благодаря своей связи с ведами, так и школа Санкхья имела не меньшее религиозное значение благодаря тому, что она явилась философской предшественницей величайшей из индийских религий – буддизма.

Но, прежде чем перейти к последней и старшей, родственной буддизму религии джайнизму, мы должны остановиться еще на своеобразном явлении брахманского периода, на так называемом учении Йога.

Йога означает "привязанность", соединение души с высочайшим началом. Широко распространившись, йога стала своего рода аскетическим упражнением, или духовным умерщвлением плоти, при помощи которого стремились достичь того же освобождения, что и при постижении философского познания. Упражнения Йоги заключались в самогипнотизировании, которое достигалось определенными приемами: при помощи неподвижного сидения на корточках, устремления взгляда в одну точку, задерживания дыхания и непрерывного держания в уме абстрактных понятий или многозначительных слогов, как, например, знаменитого Ом мистической формулы Брахмы; состояние экстаза позволяло чувствовать себя тождественным с высшим началом. Таков был чувственный и бессмысленный способ, каким пытались достичь цели религиозной философии, освобождения сознания. Йоги считали себя выше всяких определений и рамок мирской жизни. Йог удостаивался той же власти над божеством, какой достигала и ведическая жертва.

Йога, однако, не остановилась на этом духовном умерщвлении. Повсюду в брахманизме мы видим склонность к истинному аскетизму. Отшельническая жизнь в лесу, особенно ее последняя ступень, была обязательной формой жреческого аскетизма, но телесное отрешение от мира отнюдь не ограничивалось этими установленными упражнениями. Известно, с какой дикостью брахманские жрецы проводили умерщвление плоти: вытягивание и связывание накрепко рук с целью их отсыхания, упорное смотрение на солнце до слепоты глаз, неподвижное стояние между четырьмя огнями, стояние целыми часами на голове или опасное балансирование на головокружительной высоте, пост, при котором количество принимаемой пищи уменьшается и вновь увеличивается сообразно возрастанию или уменьшению луны. Все эти упражнения носят характер бездеятельного самоотречения или самоистязания. Йоги образуют философскую школу постольку, поскольку они с достойной удивления энергией предаются анализу мыслительного процесса, что всегда помогает им устранить все случайное, мешающее постичь сущность вещей.

Священное знание – изучение вед было с самого начала присвоено брахманской касте. Однако, как мы видели, некоторое время спустя ситуация несколько изменилась: воинская каста приняла активное участие в теоретических занятиях и даже заняла определенную позицию, став выше веры в святость этих книг и относясь с некоторым пренебрежением к тем, кто не способен отрешиться от писания брахманов. Гораздо более привлекательной для благородного сословия была другая сторона брахманской жизни: практическое рвение к святости, отрешение от мира и отшельничество; но жрецы, насколько было возможно, ревниво отстраняли их от этого звания. "Ни один благородный воин не должен вступать на монашеский путь" – этот принцип долго являлся непререкаемой формулой среди брахманов. Но и в этом отношении запрет жрецов не остановил воинов: уже в VIII столетии до н.э. мы замечаем аскетическое движение в касте кшатриев, приведшее к образованию небрахманских сект. Наиболее знаменитые среди них – секта джайна и буддизм; из этого движения вышли и другие секты, которые ныне причисляются к индуизму. Но все эти секты вначале не признавались самостоятельными религиями. Скорее всего, их нужно рассматривать как распространение известных воззрений относительно вопроса о спасении, которые затем на практике вылились в монашеские формы.

Торговцы-индусы

Люди различного звания, примкнувшие к секте джайна и буддизму, долго еще продолжали придерживаться привычного брахманизма во всем, что касалось религиозных церемоний и внешнего образа жизни.

Несомненное сходство между сектой джайна и буддизмом привело более старых индологов (К. Лассен, Г. Вильсон, А. Вебер) к тому заключению, что секта джайна есть лишь разветвление буддизма. Но все более поздние исследователи (Г. Якоби, Г. Бюлер, Р. Гернле) отвергают это мнение. Фактическое сходство между обеими сектами состоит лишь в общем наследии брахманского аскетизма. Первые пять из восьми или десяти монашеских обетов джайнистского "ниргран-та" и буддистского "бикку" (так эти секты называют своих монахов) вполне совпадают с обетами брахманских санньясин. Но те особые заповеди, которые прибавляют к ним монахи джайны и буддисты, значительно различаются между собой, причем джайнистские ближе всего стоят к брахманским. И вообще, джайнизм, в отношении как монашеской практики, так и философских принципов, гораздо ближе стоит к брахманизму; решительный разрыв с первобытными воззрениями и гениальные нововведения имели место только в буддизме. Отсюда не только следует то, что джайнизм был самостоятельной, параллельной буддизму сектой, но и получает основание тот вывод, что джайнизм был старшим из обоих соперничающих направлений. Этот вывод подтверждается историей основателя их секты.

Джайна получила название от слова, которым секта называла своего основателя и его именем всех, достигших освобождения:jina, победитель. Относительно происхождения секты нам известно немногое. Сказание повествует, что из 24 джайнов, которые выступали в качестве провозвестников джайны, выделялись двое, заслуживающих особого внимания: Парсва и Вардхамана. Последний является фигурой действительно исторической. Относительно Парсвы, жившего якобы за 250 лет до Вардхамана, трудно решить, является ли он личностью исторической или легендарной. В первом случае он, по-видимому, является, основателем джайны, и начало этого движения приходится отнести приблизительно к 850 году до н.э., а Вардхамана, выступивший лишь в 600 г. до н.э., должен рассматриваться только как реформатор или обновитель секты джайнов. В пользу последнего предположения высказались Якоби и Бюлер. Гернле сомневается, что Вардхамана имел дело с уже сложившейся сектой джайнов, а не просто с выработанными аскетическими упражнениями. Во всяком случае, движение, приведшее к развитому джайнизму, появилось гораздо раньше, чем зародился буддизм, так как Вардхамана является современником основателя буддизма. Будда стал более знаменитым в результате невероятного распространения его религии. Но пророк джайны играет в современной Индии большую роль и сохранил свое влияние над индусами, так как его религия гораздо ближе индийской душе, чем учение Будды.

Индийские доспехи

Махавира (великий герой) – почетное звание Вардхаманы. Он был сыном мелкого князька в империи Магадха и принадлежал к воинской касте. Он родился в Кундаграме, предместье столицы княжества личчхавов, городе Весали.

Происходил Вардхамана из малозначительного рода Инатрика, но с материнской стороны приходился родственником могущественному магадхскому правителю Бимбисаре, который покровительствовал также и Будде[9]. До тридцати лет он вел светский образ жизни, но к этому времени, после смерти своих родителей, он проникся строгим воззрением на жизнь, оставил жену, родных и стал странствовать но миру как бездомный аскет. Двенадцать лет провел он в тяжком самоистязании и глубоком размышлении. Тогда его осенил свет познания, и он уверовал, что достиг звания святого. Он выступил тогда в качестве учителя, проповедовал истину в духе Парсвы и, найдя много последователей в окрестных землях, основал религиозную общину. Тридцать лет он действовал в качестве пророка, умер на семьдесят втором году жизни, приблизительно за 467 лет до н.э.