Жанна Гийон - Автобиография Страница 20

Чернота и опухоль моего носа прошла и я думаю, что если бы мне продолжали делать кровопускания, я бы чувствовала большое облегчение. Но из–за отсутствия этих процедур мне снова стало хуже. Болезнь перешла на глаза, и воспаление привело к таким жестоким болям, что я опасалась потерять оба глаза. Эти мучения продолжались три недели, в течение которых я очень мало спала. Я не могла ни закрывать глаза, так как они были наполнены оспой, ни открывать их из–за боли. Мое горло, небо и десна также были заполнены оспинами, так что я была не в состоянии глотать даже бульон, или принимать другую пищу без чрезвычайных страданий. Все мое тело было похоже на тело прокаженного. Все, кто видели меня, говорили, что им никогда не доводилось наблюдать столь шокирующего зрелища. Но что касается моей души, она была в состоянии невыразимого довольства. Надежда на освобождение души с потерей этой красоты, которая так часто приводила меня к рабству, делала меня столь удовлетворенной и так тесно соединяла с Богом, что я бы не поменялась своим положением ни с одним принцем во всем мире. Все думали, что я буду безутешна. Несколько человек выразили свое сочувствие по поводу моего печального положения, каковым они его считали. Я же лежала спокойно, тайком наслаждаясь неизъяснимой радостью, полностью лишенная того, что зачастую становилось сетью для моей гордыни и ловушкой для мужских страстей. В глубокой тишине я благословляла Бога. Никто не слышал от меня каких–либо жалоб по поводу приступов боли или из–за потерь, которые я переживала. Единственное, что я говорила, так это то, что я радуюсь и крайне благодарна за ту внутреннюю свободу, которую я таким образом обрела. Тогда они воспринимали это как великое преступление. Мой исповедник, который раньше был так недоволен мною, пришел навестить меня и спросил, не сожалею ли я о том, что у меня оспа. Услышав мой ответ, он упрекнул меня в гордыне. Мой самый младший сын заболел в тот же день что и я. Он умер из–за недостатка лечения. Этот удар действительно поразил меня в самое сердце, но, все же, черпая силы из своих немощей, я отдала его, сказав Богу так же, как Иов: «Ты дал его мне, и Ты же забираешь его от меня, да благословенно будет Твое Святое Имя». Дух жертвенности охватил меня столь сильно, что, несмотря на нежную любовь к своему ребенку, я не пролила и слезинки, услышав о его смерти.

В день его похорон доктор послал ко мне сказать, что он не положил надгробный камень на его могилу, потому, что моя маленькая дочка не переживет его и на два дня. Мой старший сын также еще был в опасности, так что я уже видела себя лишенной всех своих детей в одночасье, моего мужа настроенным против меня, а саму себя в таком крайнем положении. Господь не забрал тогда мою маленькую девочку. Он продлил ее жизнь на несколько лет. Наконец прибыл доктор моей свекрови. Но теперь он очень мало мог мне помочь. Когда он увидел это странное воспаление на моих глазах, он несколько раз пустил мне кровь, но было уже слишком поздно. И те кровопускания, которые были так необходимы вначале, не принесли мне теперь ничего кроме ослабления. В нынешнем моем состоянии они могли мне пускать кровь лишь с большими затруднениями. Мои руки были настолько опухшими, что хирургу приходилось вонзать иглу очень глубоко. Более того, это несвоевременное кровопускание с большой вероятностью могло бы привести к моей смерти. Я исповедую, что это, конечно, было бы для меня очень приятным поворотом. Я взирала на смерть, как на величайшее для меня благословение. Однако я видела, что мне не на что надеяться в этом случае. Вместо встречи с таким желанным событием, я должна приготовиться переносить дальше жизненные испытания. После того как моему старшему сыну стало лучше, он встал и пришел в мою комнату. Я была удивлена той чрезвычайной перемене, которую я в нем увидела. Его лицо, еще недавно такое умное и прекрасное, стало похожим на необработанный участок земли, все испещренное яминами. Это вызвало у меня любопытство увидеть себя.

Я ощутила шок, ибо поняла, что Бог повелел принести жертву во всей ее ужасающей реальности. Некоторые вещи вышли из–под контроля по причине противоречивого характера моей свекрови, что привело к жестоким испытаниям в моей жизни. Они–то и нанесли решающий удар по лицу моего сына. Однако мое сердце было сильным в Боге, укрепляясь с каждым днем многочисленностью и интенсивностью моих страданий. Меня, как жертву, постоянно клали на алтарь перед Тем, который прежде из любви принес в жертву Самого Себя. «Что же я отдам Господу за все Его благодеяния ко мне? Чашу спасения приму, и буду взывать к имени Господа». Эти слова, я честно могу сказать, о мой Бог, стали усладой моего сердца, и производили на меня свое действие в течение всей моей жизни, ибо я постоянно была осыпаема как Твоими благословениями, так и испытаниями. Кроме принятия страданий за Тебя, меня более всего привлекало желание подчинить себя без всякого внешнего и внутреннего сопротивления всем Твоим божественным распоряжениям. Те дары, которыми я была осыпана в начале, продолжали окружать меня, и их число всегда возрастало до нынешнего времени. Таким образом, Ты руководил моими постоянными испытаниями, ведя меня непроходимыми путями, которые вели только к Тебе одному. Мне передали мази, чтобы излечить мое лицо и заполнить впадины от оспы. Я видела, какое прекрасное действие эти мази оказывали на других, и поначалу решила испробовать их на себе. Но, ревнуя по действиям Божьим, я все же не сделала этого. Голос моего сердца говорил мне: «Если бы Я хотел, чтобы ты была красивой, Я бы оставил тебя прежней». Таким образом, я должна была отложить в сторону всякое лекарство и выйти на воздух, который еще более усугубил эти впадины на лице. Я выставляла себя напоказ на улице, когда краснота от оспы была более всего видна, для того, чтобы мое смирение торжествовало там, где раньше я превозносилась в гордыне. Мой муж оставался в постели почти все это время, извлекая большую пользу из своего недомогания. Но теперь, когда он потерял то, что раньше доставляло ему такое наслаждение в созерцании меня, он стал относиться более подозрительно ко всем, кто говорил ему что–либо против меня. Вследствие этого, люди, говорившие ему ранее обо мне что–то негативное, чувствуя теперь, что их слушают с большим вниманием, говорили со смелостью и намного чаще. Только Ты, о мой Бог, не изменился по отношению ко мне. Ты даже удвоил мою внутреннюю благодать, по мере того как увеличились мои внешние испытания.

Глава 16

ОЯ СЛУЖАНКА с каждым днем становилась все более высокомерной. Видя, что ее брань и выкрики не причиняли мне страданий, она подумала, что если ей удастся препятствовать мне посещать вечерю Господню, то она тем самым доставит мне наибольшее огорчение. Она не ошиблась, о Божественный Супруг чистых душ, поскольку наибольшим удовольствием моей жизни было принимать и почитать Тебя. Я отдала все лучшее, что имела, чтобы снабжать церкви украшениями, и прилагала максимум усилий, чтобы у церкви были серебряные блюда и чаши.

«О моя Любовь, — восклицала я, — позволь мне быть Твоей жертвой! Не щади ничего для моего уничтожения». Я чувствовала невыразимое стремление к тому, чтобы еще более умалиться и стать, как я и есть, прахом. Эта девушка узнала о моем волнующем отношении к святому таинству, во время которого я проводила несколько часов стоя на коленях, если мне было позволено. Она приняла решение каждый день не спускать с меня глаз. И всякий раз, узнав, что я собираюсь уединиться, она бежала сообщить об этом моим свекрови и мужу. Им же немного надо было для того, чтобы прийти в негодование. Таким образом, их ругательства не прекращались весь день. Если с моих уст срывалось слово в свое оправдание, этого было достаточно, чтобы они начинали обвинять меня в святотатстве, выражая возмущение моим служением в церкви. Если же я вовсе им не отвечала, они все равно распалялись в своем негодовании, говоря мне самые жестокие вещи, которые только можно изобрести. Если я заболевала, что случалось со мной часто, они находили повод, чтобы прийти и поскандалить со мной, даже если я была в постели. Они говорили, что именно мое участие в хлебопреломлении и молитвах причиняет мне болезнь. Они так говорили, как будто ничто иное не могло быть причиной моего недомогания, но только мое поклонение Тебе, о мой Возлюбленный!

Служанка сказала мне однажды, что собиралась написать моему наставнику и просить его запретить мне посещать хлебопреломление. Когда я ничего на это не ответила, она начала кричать так громко, как только могла, что я дурно с ней обращаюсь, и что я ее презираю. Когда я уходила на молитву (позаботившись прежде о порядке во всем доме), она бежала сказать моему мужу, что я собираюсь уйти, и что я все бросила в беспорядочном состоянии. Когда я возвращалась домой, его ярость обрушивалась на меня во всем ее неистовстве. Они не прислушивались ни к одному из моих оправданий, но говорили: «Все это — нагромождение лжи». Моя свекровь убедила моего мужа, что я являюсь причиной всех неприятностей. Если бы она не заботилась обо всем, то он бы уже давно разорился. Он поверил этому, а я все переносила терпеливо, стараясь исполнять свои обязанности настолько хорошо, насколько была способна. Незнание как поступать причиняло мне самые сильные мучения, ибо, если я заказывала что–либо, минуя служанку, она жаловалась, что я не оказываю ей уважения, что я делаю все своим собственным умом, и что все у меня получается хуже некуда. Затем она делала все противоположное тому, о чем я просила. Если же я спрашивала у нее совета, чтобы узнать что или как она хотела сделать, она говорила, что я принуждаю ее заботиться и беспокоиться обо всем на свете.