Народное - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ Страница 22

— Эй бедолага — чужестранец! Обвяжись покрепче концом веревки вокруг пояса и схватись на нее руками. Настало время избавления из ямы горестей.

Я подумал, что братья сжалились надо мной, раскаялись, что столько времени продержали меня в этой яме и пришли вызволить меня из нее. Короче, я вцепился в эту веревку и от радости взлетел по ней, как птица. Когда я выбрался наверх, я не узнал моего избавителя, так как было темно и зрение мое за это время ослабло. Он тоже не стал приглядываться ко мне, не спросил о моем положении и, отвязывая от моего пояса веревку, лишь сказал: Иди скорей, не время здесь стоять.

Я побежал следом за ним. Добежали мы до какого-то места, где стояли две лошади и было приготовлено оружие. Он усадил меня на лошадь, сам взобрался на другую, и мы, молча, поскакали. Ехали мы всю ночь. Когда рассвело, я увидел перед собой юношу, статного, красивого, вооруженного с ног до головы. Он тоже посмотрел на меня и вдруг, натянув поводья, остановил лошадь и прикусил руку в изумлении. Затем он выхватил меч, подскакал ко мне и хотел ударить меня. Я спрыгнул с лошади, упал в пыль и стал плакать, просить и умолять его:

— Почему вы сначала проявили милость, а теперь хотите лишить меня жизни?

Он ответил:

— О злосчастный, кто ты и как встретился со мной? Я сказал:

— Я — странник, испытавший боль разлуки и горечь судьбы...

После этого я так просил и умолял его, что сердце его смягчилось, он заплакал, не стал меня убивать и сказал:

— Эх ты, несчастный! Садись на лошадь, некогда тут разговаривать.

Он погнал своего коня и больше не обращал на меня внимания. Но всю дорогу сожалел о чем-то. В полдень он остановил коня, спешился и велел мне слезть с лошади. Он снял с лошадей хурджины, пустил животных пастись, сбросил с себя оружие, уселся на траве и сказал:

— Ну, несчастный, рассказывай теперь, что с тобой приключилось и объясни, кто ты такой?

Я подробно поведал ему о своих мытарствах. Выслушав рассказ о моих приключениях, он сжалился надо мной и сказал:

— А теперь послушай меня! Я — дочь шаха вилоята, пограничного с Вазирабадом. В том зиндане, где ты был, сидел юноша по имени Вехруз. Он сын везиря моего отца.

Однажды отец приказал сыновьям эмиров устроить на площади у крытых помещений, ведущих во двор дворца, военные игры и гуйбози'[24]. Он позволил всем обитательницам гарема наблюдать за этим праздником с крыши дворца. Поэтому мы, девушки, уселись за шитую золотом занавеску и беспечно и с интересом следили за играми...

В тех играх всех сыновей эмиров одолел Бехруз. Он превосходил всех и красотой и статностью. В моем сердце зародилась, любовь к нему и некоторое время тайком я лелеяла в душе любовь к нему. Это продолжалось до тех пор, пока невмоготу мне стало терпеть. Я открыла свою сердечную тайну няне и пообещала ей сто разных подарков. Наконец она согласилась стать моей сообщницей и, ухитряясь по-всякому, сумела привести того юношу в мои покои... Юноша, увидев мою красоту, полюбил меня всем сердцем. Некоторое время мы наслаждались красотой и изяществом друг друга. Ночами он пробирался ко мне. Так продолжалось до тех пор, пока вооруженные стражники t отца не схватили его у гарема. Они все рассказали отцу. Так как отец не знал его намерений, велел юношу вместе с его отцом казнить. Но, прислушавшись к просьбам везирей, бросил их в зиндан. Вот уже три года, как они в заключении, и я все это время тайком приношу им воду и хлеб. Вчера вечером после долгих раздумий я решила взять лошадей и оружие, вызволить юношу из ямы и покинуть этот вилоят... С этой мыслью я выбралась из дворца, все подготовила для путешествия, захватила золото, драгоценности и отправилась к яме. Но его счастье спало, зато бодрствовало твое. Ну что ж, такова значит судьба...

Рассказав это, девушка вынула из хурджина хлеб, жареную курицу и ивовую настойку. Она налила и подала мне шербет, выпила сама, а затем мы поели хлеба и мяса. Она дала поесть и собаке. Потом вымыла мне голову, постригла волосы и ногти и одела в новую одежду. Я, смыв грязь, облегченно вздохнул. Вновь мы оседлали лошадей и пустились в путь. Через два месяца мы добрались до города в центре Европы — до Вазирабада. Он был хорош, благоустроен, как об этом сказал бы поэт:

Как исфаганская невеста видом,

Был город Халаба[25] отсюда виден.

Мы остались жить в этом городе. Оказалось, что там проживало несколько человек из Аджама. Они пользовались почетом и уважением. Я сблизился с ними, устроил свадебное пиршество и женился на той красавице. Затем, превратив сундучок с драгоценностями моей единственной в оборотные средства, открыл ювелирную лавку. Три года прожил я там в радости и покое. За это время я стал известен среди великих мира сего и знати, многие торговцы беспрекословно подчинялись мне, я руководил ими. День изо дня положение мое улучшалось, а состояние увеличивалось. Жизнь моя была прекрасна, с красавицей жил в согласии и полном наслаждении.

Однажды я шел по площади и увидел толпу. Я подошел поближе и спросил, в чем дело. Мне ответили, что наказывают двух жителей Аджама за воровство и пролитие невинной крови. Услышав это, я вспомнил свое прошлое. Я встревожился, пробрался вперед и увидел моих братьев, которых, со связанными руками, униженных, избитых, волокли по земле. При виде этого, сердце мое облилось кровью. Не стерпев, я подбежал к начальнику стражников хакима, всунул ему в ладонь горсть динаров и попросил повременить с их казнью. Он согласился. Я побежал к хакиму и попросил пощадить моих братьев. За это я подарил ему дорогой рубин.

Хаким сказал:

— Несколько человек предъявляют к твоим братьям иск. Нужно ублажить их золотом, чтобы они отказались от своих притязаний.

По совету хакима я позвал истцов, вручил им пятьсот туманов, освободил братьев, отправил их в баню, затем привел домой. Жену свою я им не показывал. Я сам прислуживал им, одел, обул, ухаживал за ними. Год я провел в радости, ублажая их. Через год жена, возвращаясь из бани, во дворе нечаянно откинула с лица покрывало. Случайно мой средний брат увидел ее лицо и полюбил ее. Некоторое время он горел в пламени отдаления. Дело дошло до того, что он решился убить меня. Об этом он посоветовался со старшим братом, и они пришли к мысли, что необходимо отправиться в путешествие и где-нибудь в пустыне расправиться со мной.

Они замышляли убить меня, а я был весел и доволен, что братья мои оставили свой дурной нрав и поступки и стали людьми. Однажды вечером, во время беседы, старший брат завел разговор о родных краях. Средний брат вздохнул. На следующий вечер средний стал рассказывать о прелестях Аджама, старший брат заплакал. Я же, не подозревая об их злом умысле, сказал им:

— Братья мои, вы тоскуете по родине, я тоже мечтаю о ней. Поэтому не печальтесь, вскоре мы поедем туда.

Я ушел в свои покои и сказал об этом моей солнцеликой. Она согласилась. Через некоторое время, только ради них, я начал хлопотать о поездке и вскоре мы уже были в пути. К нам присоединилось еще несколько торговцев, и они избрали меня предводителем каравана. Месяц мы ехали безо всяких происшествий. Б один из вечеров, когда отдыхали на привале, один из братьев сказал:

— Неплохо бы было, если и завтра остались бы здесь, на этой стоянке. Устроили бы чудную прогулку.

Я спросил:

— Какую еще прогулку? Он ответил:

— Мы однажды побывали уже в этих местах, провели здесь два-три дня. Здесь много родников, лугов, пестрящих цветами и тюльпанами. Примерно в одном фарсахе отсюда протекает большая река с прозрачной водой.

Я сказал:

— Раз вы хотите побыть здесь еще, то завтра не поедем. Каравану сообщили, чтобы завтра не трогались, и я велел к утренней трапезе приготовить еду.

На следующий день братья проснулись до рассвета и стали готовиться в дорогу. Позвали и меня. Я быстро оделся, вышел к ним и попросил коня.

— Зачем лошадь, — сказали они, — по лугу лучше гулять пешком.

На всякий случай мы взяли с собой двух-трех рабов, нагрузили их кальяном, кофе, хлебом, захватили несколько стрел и отправились на прогулку. По дороге мы шутили, резвились, стреляли из лука. Собака по привычке последовала за мной. Пройдя некоторое расстояние, братья под каким-то предлогом отправили одного из рабов обратно на стоянку. Через некоторое время другого раба отослали за первым. Меня же вели дальше, развлекая разговорами. Но сколько мы ни шли, ни луга я не видел, ни родника. Так мы прошли расстояние в один фарсах. Тут я снял лук и стрелы и присел по нужде. Так как братья замыслили убить меня, оба спрятали под одеждой кинжалы. Увидев, что я присел, они, выхватив оружие, бросились на меня с кинжалами. Из-за веток я увидел их с кинжалами и отодвинулся подальше. В это время старший брат ударил меня по голове кинжалом и отсек мочку уха. Пока я говорил: «Злодей, что ж ты делаешь?», — другой брат так ударил меня по плечу, что я повалился наземь. Эти бессердечные насильники нанесли мне множество ран по спине и бокам. Но тут на них кинулась собака. Они ранили и её. Затем, кое-как вымазавшись в моей крови, побежали к каравану и сказали: