Джулия Кэмерон - Золотая жила Страница 31

Не зря мы говорим "ритм сердца", ведь музыка – его родной язык. Мы говорим на нем в минуты печали и радости. Мы говорим на нем интуитивно и бессознательно. Многие из нас пользуются звуком, не задумываясь. Что мы делаем, когда ребенку не спится? Мы напеваем ему колыбельную.

"Каждый ребенок – это музыкальный инструмент", – настаивал Рудольф Штайнер, который основал Вальдорфскую школу, чтобы применить свои педагогические теории на практике.

Какой бы сложной ни была наша жизнь, нам все равно нужно видеть в себе творческого ребенка и быть такими же открытыми, как дети.

Как и эти дети, каждый из нас – не только инструмент, но и нота и даже песня. Когда мы раскрываем сердце и поем вместе, то создаем гармонию – в буквальном смысле. И если мы желаем исцелить напасти этого мира – которые всего лишь повторяют наши собственные, – музыка и есть лекарство, способное нам помочь.

Я представляю себе, как мы собираемся в широкие круги-хороводы, держим в руках мерцающие свечки и тонируем все вместе. (О тонировании мы еще поговорим.)

"Поднимайтесь вверх по гамме обертонов как по лестнице Иакова",* – советует Вилайат Инайат Хан.

* Лестница Иакова – лестница, соединяющая землю и небо, упоминавшаяся в Книге Бытия, 28:12.

Если тонирование вас пока пугает, можете начать с чего-нибудь попроще, вроде колыбельной или "Песни духа".

Композитор и звукотерапевт Шона Кэрол утверждает, что пение – это естественное лекарство. Она ведет курс под названием "Песня духа", где помогает людям справиться с эмоциональными и творческими блоками. "Песни духа" – это импровизированные песни из самого сердца, которые формируют не слова, а эмоции. Вы просто выбираете тему, над которой хотели бы поработать, и поете о ней без слов. (Это необыкновенно сильная техника.) Работая с Шоной, я начала петь о своей умершей матери, по которой скучаю, но которую никогда не оплакивала. Через несколько минут слезы свободно потекли из моих глаз. Эта боль жила во мне столько лет, но тогда я, наконец, соприкоснулась с ней и начала исцеление.

Как и запахи, звуки проникают в самое сердце, минуя интеллект. Однажды мы с моим первым мужем работали над документальным фильмом о музыке под названием "Последний вальс". Для нас это были далеко не лучшие времена. Мы были молоды, ветрены, ранимы и упрямы. Казалось, силы, неподвластные нам, старались нас развести. И все же я отлично помню, как мы сидели в одном из офисов киностудии после долгих, изнурительных съемок, во время которых несколько дней подряд слушали "Последний вальс" Робби Робертсона.

– Не припомню, когда еще я была так счастлива... – сказала я тогда. – Знаю, все так отвратительно, но все же есть в этом нечто прекрасное.

Прекрасной была музыка Робертсона. Ритм вальса придавал ей эффект покачивания, раскрывавшего сердце. Тогда я этого не понимала.

Музыка воздействует на раны, которые мы даже не можем описать словами. Она воздействует на те сферы, в которых остальные средства бессильны. Каждый из нас способен не только творить, но и исцелять. Мы снова и снова делаем это, хотя почти никогда не замечаем. Более того, многие из нас интуитивно тянулись к музыке за исцелением, хотя и не понимали этого.

"Внимательно прислушиваться – значит пробудить в себе музыканта", – уверяет звукотерапевт Дон Кэмпбелл. Я находила этому подтверждение и в своей жизни.

Когда моя мама Дороти Кэролайн чувствовала, что не справляется с нахлынувшими эмоциями, она садилась за фортепиано и играла вальс Штрауса "Голубой Дунай", пока ее настроение не становилось столь же безмятежным, как музыка.

А одна моя подруга, вечно занятый адвокат, едва переступив порог своей модной квартиры в небоскребе, немедленно включает музыку. Нажатие одной кнопки переносит ее в Рио-де-Жанейро, где обитает ее второе "я". И уже через пять минут она гораздо больше похожа на латиноамериканскую танцовщицу с карнавала, чем на женщину в строгом костюме, произносящую: "Ваша честь, касательно данного ходатайства..."

Приходилось ли вам наблюдать, как знакомый человек залечивает раны, преодолевает депрессию, избавляется от вредных привычек и сбрасывает лишний вес? Недавно моя близкая подруга пережила тяжелый развод и быстро вернулась в форму, благодаря танцам шесть раз в неделю.

– На это же надо столько сил! – сказала я, а про себя подумала: "У нее что, навязчивая идея?"

– Гм, наверное. Но это так весело, – ответила она. – Я так люблю музыку!

В полной уверенности, что потом буду вспоминать об этом как о "маниакальном периоде", я решила подождать, пока она успокоится. Но этого не произошло. Вместо этого она развеселилась. Несмотря на мою критику и сомнения, она все-таки занялась танцами. И через несколько месяцев даже мне пришлось признать, что это была отличная идея. По телефону она радостным голосом рассказывала о новых планах. Конечно, благодаря танцам ее физическая форма тоже была на высоте, и я все чаще слышала, как она напевает себе под нос. Так что роль сыграли не только упражнения для тела, но и музыка.

Через три месяца после начала своего танцевального марафона подруга купила себе синтезатор "Касио" – "просто повалять дурака". Через четыре начала кое-что сочинять "так, для себя". А через пять она уже каждый день проводила за клавишами некоторое время. Вернувшись с работы, она садилась за синтезатор, чтобы расслабиться и позволить рукам порезвиться, а затем шла на занятие по танцам. Стоит ли упоминать, что ее новый возлюбленный – тоже танцор?

Моя подруга исцелила сердце, делая то, что ей по душе. "Чем бы мне хотелось заняться?" – спрашивала она себя, а не: "Что мне надо делать?" Звук лечит, если его применять осознанно, пользоваться им, чтобы восстановить душу и тело, пораженные негативной энергией, которая вначале проявляет себя как отсутствие гармонии, а потом и как недомогание.

Пусть все мы называем это по-разному, каждому приходилось сталкиваться с позитивной и негативной энергией.

"Что его гложет?" – спрашиваем мы о коллеге, который явно не в духе.

"Я не помешал? Наверное, сейчас не самое подходящее время?" – сомневаемся мы, заглядывая в комнату, где воздух сгустился от напряжения.

Наши тела безошибочно различают негативную и позитивную энергию. Различная интонация может успокоить нас, а может вывести из себя. Наш собственный голос может исцелить и нас, и других людей. Позвольте мне поделиться ярким примером.

Дело было в девять вечера, через несколько дней после того, как я впервые попросила Уитера помочь мне вести занятие. Тогда мне сообщили о предстоящей работе со звукотерапией, но мне мало было известно о ней. Я собиралась узнать о ней больше, но не ожидала, что так скоро испытаю ее на себе.

Мы с Уитером встретились за ужином, долго говорили о работе, а после зашли в магазин в калифорнийском городке Венис – купить воды и продолжить разговор. На выходе с нами заговорил молодой и обаятельный, но очень пьяный нищий. Что-то меня в нем зацепило. Я потянула Уитера за рукав. Мы стали смотреть.

Спиртное в желудке, песни в голове и печаль в сердце – очень сильное сочетание. Молодой выпивоха вдруг вывел трель и немедленно завладел нашим вниманием и сочувствием.

"Сыпьте звонкие монеты, буду петь я вам куплеты, – завел он. – Вечер добрый, хлеб да соль – до-ре-ми-фа-соль!"

Его рифмы были легки и незамысловаты, но глаза его были пусты – как будто души в этом зеркале уже не было.

"Столько таланта – и все впустую", – подумала я, вспоминая, как и сама в молодости не могла отказаться от рюмки. Так и хотелось сказать ему: "Бросай эту дрянь, пока она не убила и тебя, и твои творческие начинания". Но все равно он бы меня не послушал. Слова иногда звучат чересчур высокомерно, они разделяют нас, когда мы желаем обратного.

Очевидно, я почувствовала родственную душу творческого человека. Но если рассказать свою историю я не могла, что можно было предложить взамен? Как заговорить с ним на одном языке?

Вот тогда-то я снова удивила Уитера просьбой о помощи.

– Ты не мог бы тонировать для него? – взмолилась я. – Ну пожалуйста!

Остававшийся любезным даже под давлением, он наверняка понимал, что я не сдвинусь с места, пока он не выполнит просьбу. Уитер тихонько подошел к молодому человеку и спросил:

– Можно вам кое-что показать?

Тот удивленно кивнул.

Тогда Уитер положил руку ему на плечо, наклонил голову к его уху и начал тонировать.

Все это продолжалось несколько минут. Я наблюдала со стороны и видела, как пьяный бродяга менялся в лице. Его глаза прояснились, словно душа возвратилась в тело. Когда Уитер закончил, во взгляде юноши все еще было страдание, но он как будто сосредоточился и пришел в себя.

– Спасибо, приятель. Я тоже тебя люблю, – теперь бродяга говорил отчетливо. – Ты ведь это хотел сказать?