Нелюбимые - Дмитрий Болдин Страница 13

номер просто про русский дизайн, от архитектуры до условного Гоши Рубчинского. Серега объясняет, что в таком случае можно сделать большой культурный номер, отразив весь генезис дизайна, и даже можно написать большой очерк о Малевиче и Родченко. Мне нравится идея Сереги, но она не нравится Игорю, поскольку он хочет номер исключительно про дизайнеров одежды. Серега отвечает, что обложка с нашими дизайнерами может выглядеть как колумбарий. Я начинаю смеяться, и Игорь бросает на меня недобрый взгляд, после чего я возвращаюсь к нарисованному треугольнику и закрашиваю его черным цветом. Игорь спрашивает мнение Ники, и та заявляет, что ей нравится идея Сережи и с его концепцией можно сделать красивую рисованную обложку, которая будет выделяться на полках среди остальных журналов. Игорь снова берет слово и замечает, что в W никогда не было рисованных обложек и делать он этого не планирует, потому что наш журнал — большой глянец, а не книжка-­раскраска. Я продолжаю наблюдать за спором, который начинает раздражать Игоря, и мне от этого становится радостно.

— Мы не New Yorker, чтобы рисовать ­чего-то. И не надо судить всех по себе и мыслить рамками Садового кольца, — озлобленно говорит Игорь, а я снова думаю о том, какие у него могут быть вещи от российских дизайнеров и большая ли у него квартира на Чистых прудах.

Игорь предлагает всем, кто поддерживает идею Сереги и идею рисованной обложки от Ники, билеты в Третьяковскую галерею за его счет, и в очередной раз повторяет, что мы крупный глянец, у которого есть свой стиль.

«Какой же он пустой дебил», — приходит мне сообщение от Сереги, и я улыбаюсь.

Затем слово берет Алла, которая рассказывает о проданной рекламе на предстоящий месяц, а также заявляет, что не понимает, кто сейчас из российских дизайнеров может заплатить за то, что будет представлять свой бренд на обложке W. Игорь настаивает, что сейчас нужно просто поддерживать друг друга и не быть меркантильными. Алла отвечает, что не спорит с ним, просто как директор по рекламе она в первую очередь всегда думает о прибыли, а затем она опускает взгляд и грустно смотрит на часы на своей левой руке. Следом меня просят рассказать о том, чем я могу дополнить журнал, и может, стоит подумать о мероприятии с российскими дизайнерами.

В мыслях я сразу же хороню идею такой вечеринки, считая ее полным бредом, но вслух заявляю, что подумаю о рентабельности и поиске партнеров. Также я напоминаю, что в предстоящем номере должно быть две полосы сети «Золото», поскольку они купили большой партнерский пакет, который включает в себя поддержку в печатной версии журнала. Алла молча кивает и даже не смотрит в мою сторону, а Катя начинает хвалить, отчего внутри меня всего передергивает. Затем Катя просит собравшихся уделить внимание важной информации, и все поворачиваются в ее сторону.

— Как вы заметили, — начинает Катя, скрестив пальцы на руках, — у нас происходит оптимизация рабочих пространств. Связано это, как вы понимаете, с волной кризиса на рекламном рынке. Из-за ухода крупных брендов денег стало меньше, а снижать аренду владелец здания отказывается. Поэтому, чтобы сохранить рабочие места, компании пришлось пойти на этот шаг. Это временное явление; как все нормализуется, издательский дом снова арендует те пространства, которые занимал раньше, и все вернутся на свои места. Прошу отнестись к этому спокойно. Не стоит забывать, что мы все — один дом. И продолжаем в нем работать.

Я в этот момент достаю телефон и пишу Сереге: «Скорее бы уже закончилась эта планерка». Серега обращает внимание на вибрирующий телефон на столе, берет его, смотрит на экран и начинает печатать. Через секунду мне приходит от него сообщение: «Старик, заебало это все». Он кладет телефон обратно на стол, смотрит на меня, а потом на Катю, которая продолжает вещать:

— Будьте снисходительны. И еще — очень важное. В связи с кризисом, возможно, будет сокращение номеров. Из-за того, что рекламный рынок страдает, продажи идут не как раньше, и печатать новые номера каждый месяц может быть невыгодно…

На лицах большинства собравшихся появляется недопонимание, и все обрушиваются с вопросами на Катю, которая вынуждена отвечать протокольными формулировками, что это все временные меры. На вопросы о сокращении зарплат Катя отвечает уклончиво, бесконечно повторяя, что все будет хорошо, никакие решения еще окончательно не принимались и она сделает все возможное, чтобы у всех зарплаты остались такими, как есть. Вопросы не задают ей только я и Игорь. Он наверняка знал об этом объявлении и успел обо всем переговорить в своем кабинете, а я же ничего не спрашиваю, потому что не хочу ничего говорить.

***

Я выхожу покурить, и ко мне присоединяется Серега. Мы ­какое-то время стоим молча, наблюдая за тем, как ко входу подъезжает газель с надписью: «Увезем». Машина становится задом к подъезду, и из нее выходят люди в фирменных комбинезонах, которые начинают затаскивать в кузов столы и стулья. Серега глубоко затягивается сигаретой и спрашивает:

— Интересно, куда это все?

Я смотрю, как человек в комбинезоне выносит офисный стул, ставит его на асфальт и начинает крутиться на нем. Его напарник говорит, что надо быстрее заканчивать, так как у них висит еще один заказ.

— Не знаю, может, есть ­какое-то кладбище мебели, — отвечаю я.

— Я думал, оно здесь. А оказалось, что нет.

— Тут другое кладбище, — говорю и тоже затягиваюсь.

— Что, думаешь, дальше будет?

— Я не знаю. А ты что думаешь?

— Думаю, ничего хорошего.

— Но пока только мебель вывозят.

— Сегодня мебель…

— Ее там так много, так что до людей доберутся не скоро. — Я присаживаюсь на ступеньки подъезда соседнего корпуса.

— Да скорость изменений такая, что непонятно, что будет завтра.

— Завтра будет завтра.

— Слушай, — Серега достает новую сигарету и прикуривает ее о предыдущую, — а ты с батей общаешься вообще?

— Ну вот вчера общался. А так… не особо.

— Он вообще говорит ­что-то?

— Про издательство?

— Угу.

— В основном нет. Вчера просто на собрании пиздюлей дал, чтобы ему лапшу на уши не вешали.

— Ну, сегодня нам ее навешала Катя. Что все вернутся на свои места. Про зарплаты она вообще ничего конкретного не сказала.

В этот момент грузчики тянут большой офисный шкаф, ставят на асфальт и думают, как погрузить его так, чтобы всему остальному хватило места в кузове.

— У тебя есть ­какой-то план? — спрашивает Серега.

— Нет, но и к отцу я не хочу идти.

— Он предлагает?

— Угу.

— Да иди.

— Нет, ну ты чего. Я не хочу работать у него в банке. Носить эти костюмы, общаться с менеджерьем. Да и будут постоянные унижения на его собраниях.

— Да всяко стабильнее, чем тут.

— Хочешь, сам иди. Я за тебя впрягусь.

— Да ­мне-то там что делать?

— Вот и мне нечего. Слушай…

— Что?

— Я на той вечеринке, в Доме архитектора, в туалете был.

— Очень интересно, — усмехается Серега. — И что ты там заметил?

— Короче, Серег, в соседней кабинке ­кто-то долбил.

— Кого?

— Да никого. В нос долбил.

— А-а-а… Слушай, меня не было на той вечеринке. Я тебе говорил, что дома остался.

— Да не в этом дело. Короче, я подслушал разговор, но не понимаю, кто был в той кабинке.

— Так там ­кто-то сам с собой разговаривал?

— По телефону с ­кем-то, но я не узнал голоса.

— Та-а-ак.

— Человек просил, чтобы с ним поговорили, и рассказывал, как все плохо и он не думал, что все будет именно вот так.

— Ну, старик, а кто ­думал-то?

— Ну да. Но голос очень был подавленный.

— Да уж, блять. Ну и времена. А помнишь, как еще недавно было весело?

— Помню.

— Пинали тут вечерами мяч.

— И номер