Либерализм и его недостатки - Фрэнсис Фукуяма Страница 23

Именно этот аргумент сегодня взяли на вооружение правоэкстремистские группировки в США, открыто высказывающие опасения, что их "вытеснят" цветные люди. Этот страх сильно преувеличен, но он становится правдоподобным, если отбросить либеральное предположение о том, что любой человек, независимо от расы, этнической принадлежности или пола, может на равных участвовать в широкой либеральной идентичности. Эти экстремистские группы борются не за сохранение либерального порядка, сохранение своей власти в борьбе с другими этническими группами с нулевой суммой.

Хотя либеральные общества согласны не соглашаться с конечными целями, они не смогут выжить, если не смогут установить иерархию фактических истин. Эта иерархия создается элитами разного рода, которые действуют независимо от тех, кто обладает политической властью. Американские суды имеют право отклонять иски, не имеющие добросовестного обоснования с точки зрения фактов и закона, и могут наказывать адвокатов, которые им лгут. Научные журналы не публикуют исследования, не прошедшие экспертную оценку, и отзывают их, если выясняется, что они подложны или основаны на недостоверных данных. Ответственные журналисты имеют системы проверки фактов, а ответственные СМИ отзывают материалы, которые оказались неверными или вводящими в заблуждение. Ни одна из этих систем не является надежной, и все они могут быть необъективными. Но они не создаются элитами, контролирующими их, специально для того, чтобы лишить права голоса или манипулировать обычными людьми .

Таким образом, существует две версии современной политики идентичности. В одной из них стремление к идентичности рассматривается как завершение либеральной политики: исторически доминирующие элиты не могут оценить специфическую борьбу маргинальных групп и, следовательно, не могут признать их общую человеческую сущность. Цель этой формы политики идентичности - добиться признания и равного отношения к членам маргинальной группы как к личностям, исходя из либеральной презумпции общей человечности.

.Такое понимание идентичности во времени полностью совпадает с историческим национализмом, который чаще всего ассоциируется с правыми. Национализм зародился в начале XIX века как реакция на универсализирующие притязания либерализма. Националисты утверждали, что у каждого народа есть своя история и культурные традиции, которые необходимо сохранять и беречь в противовес либеральной политике, признающей людей просто аморфными индивидами. Немецкие романтики, например, отвергали научный и эмпирический подход английских либералов и отстаивали истину, основанную на чувствах и интуиции.

Все это говорит не о том, что политика идентичности ошибочна, а о том, что мы должны вернуться к либеральной трактовке ее целей. Либерализм с его предпосылкой о всеобщем равенстве людей должен стать рамками, в которых группы идентичности должны бороться за свои права.

Глава 7. Технологии, частная жизнь и свобода слова

Один из основополагающих принципов классического либерализма связан с защитой свободы слова. Эта защита зафиксирована в Первой поправке к американскому Биллю о правах, а также закреплена в основных законах многих либеральных демократий и во Всеобщей декларации прав человека. Речь имеет как внутреннюю моральную ценность как место мысли и выбора, так и практическую ценность, позволяя человеку общаться сложными способами, на которые не способен ни один другой вид. Речь необходима для создания институтов, которые делают возможным координацию и сотрудничество во времени и в гигантских масштабах. Свобода слова подразумевает свободу мыслить и является основой для всех других свобод, которые стремятся защитить либеральные порядки.

В рамках более широкой атаки на либерализм свобода слова оспаривается как правыми, так и левыми. Она также подвергается серьезному сомнению в связи с изменениями в технологиях, которые предоставляют новые и непроверенные каналы, по которым общество может общаться.

В основе свободы слова в либеральном обществе лежат два нормативных принципа. Первый связан с необходимостью избегать искусственной концентрации власти над речью. Второй, менее очевидный, но столь же необходимый, заключается в том, что и государство, и граждане должны уважать зону приватности, окружающую каждого члена общества. Эта зона может быть определена в терминах фундаментального юридического права, как это имеет место в Европе, но лучше понимать ее как норму, а не как право, подлежащее защите в судебном порядке, поскольку она должна влиять на частное поведение граждан по отношению друг к другу и рассматриваться как продолжение добродетели толерантности. Оба эти принципа оказались под угрозой в результате технологических изменений в способах коммуникации, а также других социальных изменений, таких как политическая поляризация.

Сегодня власть над словом концентрируется несколькими способами. Первый - это извечная попытка авторитарных правительств или потенциальных авторитаристов в якобы демократических странах монополизировать и контролировать речь. Классический либерализм с большим недоверием относится к такого рода государственной власти, и действительно, речь обычно является первой мишенью любого авторитарного режима. Нынешняя Коммунистическая партия Китая осуществляет все более жесткий контроль как над традиционными СМИ, так и над Интернетом, а Владимир Путин в России поставил все основные СМИ под свой контроль или контроль своих приближенных. Интернет способствует слежке в небывалых масштабах с помощью датчиков и устройств слежения, которые стали повсеместно использоваться в повседневной жизни. Китайская система социального кредитования объединяет слежку с масштабным анализом данных и искусственным интеллектом, что позволяет правительству следить за мыслями и поведением своих граждан, как мелких, так и крупных.

Вторая угроза исходит не от правительств, а от частного контроля над унаследованными СМИ и коммуникациями, пионером которого стал бывший премьер-министр Италии Сильвио Берлускони. Берлускони стал богатым олигархом благодаря, владея крупной медиа-империей Mediaset, в которую входили газеты, издательства и телерадиовещание. Этот контроль позволил ему стать знаменитостью, которую он превратил в премьер-министра в начале 1990-х годов, когда политический строй Италии, сложившийся после Второй мировой войны, рушился в связи с распадом Социалистической и Христианско-демократической партий. Оказавшись во власти, Берлускони смог использовать обретенное политическое влияние для защиты своих бизнес-интересов и ограждения себя от уголовной ответственности.

Успех Берлускони в совмещении СМИ и политической власти с тех пор стал предметом многочисленных подражаний. Владимир Путин, не будучи сам медиабароном, рано осознал важность подчинения частных медиаканалов своему контролю или контролю своих приближенных. В результате он лично стал одним из самых богатых людей в России, если не в мире. Виктор Орбан в Венгрии и Реджеп Тайип Эрдоган в Турции использовали личный контроль над медиа-каналами для укрепления своей политической власти и семейного богатства. Интернета в конце 1990-х годов традиционные СМИ стали менее привлекательными для инвестиций, и многие медиа были куплены местными олигархами, которые рассматривали их не столько как привлекательные бизнес-предприятия, сколько как путь в политику. Страна, в которой олигархический контроль над традиционными СМИ зашел наиболее далеко, - это Украина, где практически все основные радио- и телеканалы контролируются одним из семи олигархов.

Третья серьезная угроза свободе слова