Мойзес Наим - Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе Страница 6

Упадок власти также не следует путать с любой из “модных” смен власти, которые аналитики и комментаторы исследуют с тех пор, как ослабление Америки и усиление Китая было безоговорочно признано ключевой геополитической трансформацией нашей эпохи: одни радовались, другие порицали, третьи предупреждали о ее недопустимости, с разными нюансами – в зависимости от точки зрения автора. Профессиональные и доморощенные политологи развлекаются вовсю, предрекая грядущий закат Европы и возвышение стран БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка) и “прочих”. Но поскольку соперничество между государствами всегда находится в состоянии изменения, чрезмерная сосредоточенность на том, кто слабеет, а кто входит в силу, большое и опасное заблуждение. Это пустая трата времени. Каждую новую группу победителей ждет неприятное открытие: в будущем свобода и эффективность действий властей предержащих окажется ограничена, причем так, как они даже не подозревают, поскольку их предшественники ни с чем подобным не сталкивались.

Кроме того, суммарный эффект этих перемен ускорил разрушение морального авторитета и законности в общем.

Одно из проявлений этой тенденции – утрата веры в профессии и государственные организации, о которой писалось не раз. И дело не только в том, что общественные лидеры теперь кажутся более уязвимыми: те, над кем они некогда властвовали безраздельно, осознали многообразие возможностей и больше прежнего нацелены на то, чтобы реализовать себя в профессии. Сегодня мы не спрашиваем себя, что мы можем сделать для страны: мы спрашиваем, что наша страна, работодатель, поставщик быстрого питания или любимая авиакомпания могут нам предложить.

Неспособность отвлечься от текущих битв и осознать упадок власти в целом обходится дорого. Она вызывает растерянность, мешает осознать важные и сложные проблемы, которые требуют нашего внимания, – от эпидемии финансовых кризисов, безработицы и бедности до истощения ресурсов и климатических изменений. Как бы парадоксально это ни звучало, сейчас мы куда острее осознаем и лучше, чем когда-либо, понимаем эти явления, но при этом совершенно неспособны пойти на решительные действия, чтобы исправить ситуацию. А виной всему упадок власти.

Что же такое власть?

В книге о власти без определения власти не обойтись – равно как и без причины, которая побудила автора взяться за эту старую как мир, но в каком-то смысле самую сложную для понимания тему.

Власть диктовала образ действий и порождала соперничество с тех самых пор, как возникло общество. Аристотель считал власть, богатство и дружбу тремя составляющими счастья. Практически все философы согласны с тем, что человеку свойственно добиваться власти на личном уровне, а правители стремятся укрепить и расширить сферу своего влияния. В XVI веке Никколо Макиавелли в трактате “Государь”, посвященном искусству управления государством, писал о том, что приобретение территорий и политический контроль “поистине… дело естественное и обычное: и тех, кто учитывает свои возможности, все одобрят или же никто не осудит[2]”{19}. Английский философ XVII века Томас Гоббс в “Левиафане”, классическом трактате о природе человека и общества, заходит еще дальше: “.на первое место я ставлю как общую склонность всего человеческого рода вечное и беспрестанное желание все большей и большей власти, желание, прекращающееся лишь со смертью[3]”{20}. Два с половиной столетия спустя, в 1885 году, Фридрих Ницше скажет устами героя “Так говорил Заратустра”: “Везде, где находил я живое, находил я и волю к власти; и даже в воле служащего находил я волю быть господином[4]”{21}.

Это вовсе не означает, что все человеческие устремления сводятся исключительно к жажде власти. Разумеется, любовь, секс, вера и прочие потребности и чувства играют немаловажную роль в жизни человека. Но погоня за властью служила и служит побудительной причиной. Власть формирует общественную структуру, помогает управлять взаимоотношениями как между людьми, так и между членами общества и между государствами. Власть пронизывает все сферы, в которых существует борьба, соперничество или организация: международную политику, войны, внутреннюю политику, бизнес, научные исследования, религию, социальные действия, такие как благотворительность и гражданская активность, социальные и культурные связи всех видов. Даже в нашей личной и семейной жизни власть играет не последнюю роль, равно как и в речи, и даже во снах. Последние две сферы мы затрагивать не будем, но это вовсе не значит, что для них не характерны тенденции, которые я стараюсь объяснить.

Подойдем к вопросу с практической точки зрения. Наша цель – понять, что нужно для того, чтобы обрести, сохранить и утратить власть. Следовательно, необходимо рабочее определение – например, такое: “Власть – это способность направлять настоящие или будущие действия других групп людей и отдельных лиц или препятствовать им”. Иными словами, власть – то, что позволяет нам влиять на поведение других людей, в результате чего они совершают действия, которые в противном случае не совершили бы.

Такой практический взгляд на власть не является ни новым, ни спорным. Несмотря на то, что власть – тема сложная, большинство определений, которыми пользуются социологи, похожи на приведенное выше. Так, мой подход перекликается с изложенным в классическом труде политолога Роберта Даля “Концепция власти” (написан в 1957 году), на который часто ссылаются. По словам Даля, “А обладает властью над Б в той степени, в которой может заставить Б сделать то, что в противном случае тот бы не сделал”. Разные способы применения власти и различные ее выражения, такие как влияние, убеждение, принуждение и авторитет – о них будет сказано в следующей главе, – существуют в этом контексте: одна сторона может (или не может) заставить другую поступать определенным образом{22}.

Но даже если власть – тот побудительный мотив, который движет каждым из нас, как утверждают философы, как сила действия она все же относительна. Чтобы измерить власть, недостаточно обычных показателей, например, чья армия больше, казна богаче, население многочисленнее или ресурсы обильнее. Власть не является неизменной, ее невозможно измерить количественно, поскольку в жизни влияние того или иного лица или организации меняется от случая к случаю. Поскольку власть, дающая возможность управлять, требует взаимодействия или обмена между двумя и более сторонами: слугой и господином, правителем и гражданином, начальником и подчиненным, родителем и ребенком, учителем и учеником – или сложной комбинацией лиц, партий, армий, компаний, институций, даже наций. И с каждой новой ситуацией меняется и способность игроков направлять действия других или препятствовать им – иными словами, их власть. Чем меньше меняются игроки и их характеристики, тем стабильнее становится распределение власти. Но когда количество, отличительные черты, мотивы, способности и характеристики игроков меняются, изменяется и соотношение сил.

И это не абстрактное утверждение. Я настаиваю на том, что власть выполняет социальную функцию. Ее задача не в том, чтобы усилить господство или создать победителей и побежденных: она упорядочивает сообщества (как малые, так и большие), рыночные отношения и весь мир. И Гоббс объяснил это очень хорошо. Поскольку человеку свойственно стремление к власти, писал Гоббс, люди по природе своей агрессивны и склонны к соперничеству. И если власть не обуздает и не направит эти их склонности, они будут воевать до последнего. Но если люди подчиняются “общей власти”, они могут направить усилия на создание общества, а не на его уничтожение. “…Пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, – писал Гоббс, – и именно в состоянии войны всех против всех[5]”{23}.

Упадок власти: что поставлено на карту?

Разрушение преград на пути к власти открывает дорогу новым игрокам вроде тех, что изменили мир шахмат и, как мы подробно разберем в следующих главах, продолжают трансформировать другие важные сферы конкуренции.

Эти новые игроки и есть микровласть, о которой мы упоминали ранее. Это власть нового типа: не та масштабная, сокрушительная, зачастую подавляющая власть крупных экспертных организаций, но сила противодействия, проистекающая из способности противостоять большим игрокам и ограничивать их возможности.

Власть эта обусловлена не только нововведениями и инициативностью, но и расширенным спектром таких методов воздействия, как вето, проволочки, диверсии и помехи. Классические тактики повстанцев в условиях военного времени теперь с успехом применяются во многих сферах деятельности. А это значит, что они открывают новые перспективы не только прогрессивным новаторам, но и экстремистам, сепаратистам и прочим людям, чьи намерения сложно назвать благими. Этих игроков, как уже ясно, с каждым днем становится все больше, что вызывает серьезные опасения по поводу того, что произойдет, если упадок власти будут по-прежнему игнорировать, не принимая никаких мер.