Александр Каменский-Мальцев - Лёшка-"студент" Страница 28

— А с другими животными ты так пробовал?

— Конечно! — Костя повернулся к своим кубикам и опять принялся за строительство.

— С какими?

— Папа, ты пока поговори с мамой о чем-нибудь, а я дострою башню и тогда расскажу.

Лешка опешил от рациональной рассудительности маленького человечка, он растерянно посмотрел на сосредоточенное лицо малыша, пристраивающего красный кубик поверх голубого, хмыкнул и повернулся к смеющейся жене. Вера горделиво качнула головой — мол, знай, наших! — и показала кулак с оттопыренным вверх большим пальцем.

— А почему бы их не лечить обычными методами? — спросил Лешка.

Он сидел в лаборатории, стены которой были заставлены различной аппаратурой, и слушал объяснения врача. Этого врача Лешка про себя называл Черным за волосы цвета вороньего крыла и такие же черные глаза, пронзительный взгляд которых мог выдержать далеко не каждый человек. Врач отлично владел приемами внушения и был, по-видимому, крупным специалистом в области гипноза, но ученый получил свой дар благодаря знаниям и усиленной тренировке, а Лешка — случайно.

— Понимаете, обычные методы лечения алкоголизма не дают гарантий против рецидива. Да, неплохо действуют препараты, вшиваемые в мышцу больного, но еще никому не удалось убрать из самых дальних закоулков памяти пьяницы то ощущение эйфории и легкости, которое дает алкоголь…

Врач всегда давал объяснения каким-то менторским, высокомерным тоном, как будто он снисходил к невежеству собеседника с неземных высот, и особенно это проявлялось, когда он разговаривал с Лешкой. Ковалеву иногда казалось, что в душе врач презирал его. Но Черный прекрасно знал методику внушения, в его распоряжении находилось множество препаратов, резко усиливающих эффект гипноза, да и Лешка за год совместной работы научился не обращать на его тон внимания.

— Действие любых лекарств когда-нибудь заканчивается, — продолжал врач, — и тогда больной остается один на один со своей надорванной психикой. Его борьбу с алкогольной зависимостью надо поддерживать…

— Но почему нельзя лекарствами?

— Можно. Но можно и другими методами! И мы их должны найти. Так вот, с некоторыми пациентами мы проводили необычный опыт. Все знают, что регулярно пьющие постепенно разрушают организм, но больше всего страдают сердце и печень. Короче говоря, каждому алкоголику ежесекундно грозит инфаркт, и они об этом знают. Так вот, тех, в лечении которых мы не могли использовать фармакологию, мы помещали в больницу, объясняя это угрозой инфаркта, после чего сами вводили больного в состояние комы…

— Это как? — не понял Лешка. — Инфаркт вызывали, что ли?

— Не совсем. Но похоже. Больной чувствовал, что сердце начинает работать неравномерно, с перебоями, он задыхался, после чего мы подключали его к аппаратам искусственного дыхания. Впрочем, всю процедуру вы уже видели.

— И это делалось только для введения в транс?

— То есть для внушения? Нет. Как это ни поразительно, многим больным хватало получаса нахождения в реанимации. Вся эта обстановка — шипение аппаратов, заменяющих легкие и стимулирующих работу сердца, медицинские приборы — настолько глубоко потрясала душу больного, что многих после этого больше и не нужно было лечить от алкоголизма! Мы им объясняли, что второй раз можем не успеть реанимировать, и эти люди бросали пить. Однажды с больным, находящимся в коме, мы провели сеанс внушения, и, как ни странно, сеанс удался. Более того, установка, заданная в эти минуты, остается в самой глубине подсознания, и в обычном состоянии больной никогда не вспомнит установки, да и сам факт проведения сеанса внушения, конечно, если при нем не повторят ключевую фразу, введенную в подсознание…

— Так ведь это — управление поведением людей!.. — задумчиво сказал Лешка. — Так, значит, и делаются «зомби»…

— Ну, дорогой мой, каждым из нас кто-то управляет, одними в большей степени, другими — в меньшей!.. Но сейчас нас не должен волновать этот вопрос. Люди, с которыми мы будем работать, — алкоголики. Вы будете прорываться в подсознание, а я — вводить код. Дальше уже моя задача.

— Но если у вас так хорошо получалось, зачем я?!

Черный на секунду задумался, внимательно разглядывая свои пальцы, пожал плечами и продолжал, вперив взгляд в угол лаборатории.

— Во-первых, каждый пятый человек вообще не поддается внушению, — он смотрел на телекамеру, которая на этот раз была выключена, впрочем, Черный всегда избегал смотреть на Лешку, хотя всех остальных при встрече сверлил взглядом до тех пор, пока они не отводили глаз, а Черный при этом снисходительно улыбался. — Во-вторых, пациенты с сильной, тренированной психикой при определенных условиях могут вспомнить все, что когда-либо происходило с ними, а наши больные относятся именно к этой категории.

— А кто они, я могу узнать?

Черный улыбнулся и пожал плечами, не ответив на вопрос.

Лешка не выбирал тех ученых и пациентов, с которыми ему приходилось работать, за эти годы он познакомился с многими, но из всех исследователей больше всех он не любил Черного.

— Значит, я только ввожу в транс?

— Да.

— Скажите, а как вы определяете, дошла ли установка до больного и насколько прочно она сидит в нем?

— Ну, есть различные методы…

— А вы всегда уверены, что не ошиблись?

— Всю процедуру мы повторяем по нескольку раз.

— И каждый раз вводите больного в кому?

— Иногда в этом нет необходимости… Так что, приступим?

Лешка кивнул.

— Ну как, понравился цирк? — спросил Лешка, как только Вера с Костей перешагнули порог комнаты.

Костя молча прошел к коту, начавшему громко мурлыкать еще пять минут назад, как только почувствовал приближение своего маленького дружка, и присел около кресла, поглаживая изгибающегося от удовольствия Мурлыку.

— Ты на меня за что-то обиделся? — спросил Лешка. — Почему не говоришь со мной?.. Я же спросил…

Вера тихо разделась, мокрое от снега пальто повесила в шкаф и присела в кресло, с интересом поглядывая, как отец разберется в сложной ситуации.

— Я больше в цирк не пойду, — пробурчал Костя.

— Это почему? Тебе ведь медведи нравились!..

— Их там бьют… — Костя немного подумал и добавил: — А остальные — смеются!

— Кто смеется? — не понял Лешка.

— Все. Кроме зверей…

Лешка повернулся к жене.

— Что там у вас произошло?

— Да не знаю я! Он вдруг надулся и заявил, что надо ехать домой. Сказал, что не хочет больше смотреть… Я же знаю ваши характеры, пришлось уехать!..

Лешка притянул к себе Костю.

— Ты опять почувствовал, да? — тихо спросил он.

У Кости на глаза навернулись крупные слезы. Эти слезы копились, набухали, зацепившись за пушистые длинные ресницы, и наконец потекли по щеке.

Лешка прижал зарыдавшего сынишку к груди и гладил по спине, прижимая все крепче, а сын даже без страшной гипнотической силы отца знал, что крепкие руки папы всегда защитят его от тех злых людей, которые бьют беззащитных животных, что папа спасет его самого от всех опасностей, а когда они рядом с мамой, вдвоем, они смогут объяснить все-все, что происходит вокруг, и объяснить так, что все, даже самое страшное, станет простым и понятным…

Но Костя не знал, что стены, возведенные вокруг этого маленького уютного мирка, полоса вспаханной земли, несколько систем сигнализации и посменно дежурившие люди в соседнем доме, отделенные от этого здания высоким забором, всегда имеющие под рукой оружие, в свою очередь оберегают этот мир от папы, от того доброго и понятного папы, который сейчас ласково гладит его, и эти люди с оружием, при всей своей внешней мощи, боятся своего узника, потому что не представляют размеров опасности, исходящей от него, не понимают, кем дана ему беспощадная сила и зачем на него свалился этот дар.

Лешка же, пока успокаивал маленького родного человечка, от всей души поблагодарил Бога за то, что вместе с даром понимать людей и животных Бог не дал его сыну силу поражать людей так, как мог он, Лешка Ковалев. Ведь даже слабый маленький зверек нападает на врага, во много раз превосходящего его по силе и свирепости, когда чувствует жестокую боль. А Костя эту боль ощущал почти всегда… Наш мир так устроен, что ежесекундно человечество кому-то приносит боль. Это боль сорванного цветка и боль приговоренного к съедению животного, это и боль травы, погибающей под ножом бульдозера, а его сыну было дано чувствовать всю боль!.. А кто может выдержать такое испытание хоть сколько-нибудь длительный срок… Но пока они рядом, он, Лешка, сможет сберечь сына.

На экране телевизора бесстрашные диверсанты, под условным названием «наши», дрались кулаками, ногами, палками и лопатами, а если в их руках оказывался пулемет, то «наши» косили людей десятками. Лешка бурно переживал увлекательные погони, засады и перестрелки блистательных героев, а Вера, расположившись в кресле под уютным зеленым торшером, вязала свитер. Костя, разглядывающий картинки в книжке, поднял голову, внимательно посмотрел на отца, перевел взгляд на экран, где в этот момент трое в десантных костюмах, испуская дикие крики, закидали гранатами спящих вражеских солдат. Фильм был снят недавно, и, в соответствии с модой, на экране показывали все подробности битвы — отчетливо было видно кровь, струей брызнувшую из головы раненого офицера, медленно пролетела по комнате оторванная кисть руки солдата, а Лешка горящими глазами смотрел на перипетии битвы.