Андрей Воронин - Алкоголик. Эхо дуэли Страница 41

— Зато здесь должна быть турбаза, – сказала Любаша, – на которой я предлагаю остановиться и заночевать. Потому что вечно ездить на машине мы не можем.

Перед турбазой они сразу же нашли место для парковки.

— Интересно, есть ли тут кто живой, – произнесла Лика, выходя из машины.

Живые на турбазе были. Более того, здесь оказались рады неожиданным клиентам. Они заказали два номера: один для Любаши, второй для Медузы и Лики. Лика была заложницей, поэтому ее надо было сторожить и не спускать с нее глаз. «Скажи спасибо, что не надеваю тебе наручники и не заклеиваю рот клейкой лентой», – проворчал Медуза в адрес Лики, которая всем видом демонстрировала возмущение таким соседством.

— Да, но впереди ночь, – отозвалась Лика.

Выдавая незамысловатые постельные принадлежности, горничная поспешила рассказать стандартную легенду, объясняющую происхождение названия Замка коварства и любви.

Такие легенды стабильно рассказывают во всех местах, где есть что-то высокое или глубокое и туристы, способные это выслушать. Если есть большое озеро, то в нем обязательно кто-то утопится от большой любви; если высокая скала или замок, с них в обязательном порядке должен сброситься несчастный влюбленный.

Так и здесь горничная уверенно поведала, что свое поэтическое название причудливые скалы получили после трагедии, которая произошла во владениях местного князя. Она сказала, что когда-то здесь жил богатый князь, сердце которого было подобно куску ржавого железа.

В этом месте рассказа Лика кивнула Медузе и сказала:

— Совсем как у вас, Виктор. Вот такое и у вас сердце – из ржавого металла. И сам вы – ржавый Терминатор.

— А при чем тут ржавое железо? – спросил Медуза. Слова о куске ржавого железа живо напомнили ему о пистолете системы Кухенройтера, который он должен добыть для заказчика. Да, именно так, он тут для того, чтобы добыть ржавый кусок железа. А с ним две женщины, которые целиком и полностью зависят от него (по крайней мере, одна из них – точно), а сам он зависит от куска ржавого железа и пары негодяев, пославших его сюда.

А горничная, ощупывая влажноватые подушки и байковые одеяла, продолжала:

— Сердце у князя было как кусок ржавого железа, потому что он не знал ни любви, ни жалости. Единственную свою дочь, выросшую одиноким цветком среди диких скал и серых камней, князь любил и лелеял, берег от чужого глаза и держал взаперти. В детских играх она знала лишь одного мальчика – сына старого чабана. Быстро бегущие годы превратили подростков в красивых юношу и девушку. Между ними родилась страстная любовь, но она принесла только горе. Не отдавал чабану князь свою любимую дочь. За ней приехал богатый и знатный жених. Помертвел чабан. Побледнела девушка.

Приходит конец, и решили они: лучше умереть, чем разлучиться. «Умирать с любимой не страшно», – крикнул парень и прыгнул в глубокую пропасть. А девушка испугалась, вернулась домой и вышла замуж за богатого и знатного.

— С тех пор эти скалы стали называть Замком коварства и любви, – подвела итог горничная и, взяв чаевые, повернулась и вышла из номера.

— Эй, подождите, – крикнула ей вслед Любаша. – А выпить у вас что-нибудь найдется?

— У нас есть неплохое шампанское.

— Что значит неплохое?

— Местного производства.

— Местного так местного, – согласилась Любаша. – Организуйте нам пару бутылок.

— Две бутылки шампанского?

— Нет. Лучше сразу четыре. А там посмотрим.

Собрались в номере Любаши. Номер бы стандартный – ничего особенного. Даже глазу не за что зацепиться. Зато вид из окна прекрасный. Раньше, когда Лика путешествовала по разным странам как туристка, она обязательно фотографировала вид из каждого окна, каждого номера, где жила. Потом эти снимки грели ей душу сильнее, чем фотки с основными достопримечательностями.

Шампанское моментально ударило в голову.

— Это шампанское – лучшее из всего, что я пила в своей жизни! – кричала Любаша, прыгая на панцирной сетке кровати чуть ли не до потолка. – Вам оно нравится?

— Нравится! – визжала Лика.

— Мне никогда не нравилось так ни одно шампанское! – Любаша тянула Медузе пустой бокал для наполнения. – Как оно называется?

— Обыкновенное полусухое, – сказал Медуза, посмотрев на этикетку. И добавил со значением: – Это уже четвертая бутылка.

Бесполезно.

— Я еще две заказала! Две бутылки! – махала руками на стонущей и прогибающейся почти до самого пола сетке Любаша.

«Сейчас сетка не выдержит, – подумал Медуза, – и ты расцарапаешь свои роскошные конечности. А завтра мы будем выплачивать стоимость этого и без нас продавленного корыта».

— Заказала? Когда ты успела? – радовалась Лика.

— Уметь надо! Жизненный опыт ничем не уничтожишь!

«Так уж ничем, – подумал он, – дать тебе хорошенько по голове – и ни тебя, ни твоего жизненного опыта как не бывало».

Глаза обеих женщин лихорадочно сверкали и блестели от пота. Они слишком горячо жестикулировали и слишком много смеялись. Он тоже пил. Невозможно оставаться трезвым среди пьяных. Любаша пила, потому что сбежала от сутенера, от своей работы и теперь не знала, что ее ждет. Лика пила потому, что сначала стала брошенной женщиной, а потом – заложницей. Он тоже пил, потому что уже много лет ему была противна та жизнь, которую он вел, и сам себе он был тоже противен. Так они вместе напились полусухим шампанским. Все трое у подножья скалы под названием Замок коварства и любви.

Но со стороны все выглядело весело – они бесились, как подростки, впервые попробовавшие спиртное и захмелевшие от незнания меры.

Лика продолжала прихлебывать шампанское. Он подумал: «Ей бы перестать пить. Всем надо перестать. Причем немедленно. Прежде, чем что-то случится. А что-то должно случиться. Это как в природе: сначала накапливается напряжение, сгущаются тучи, а потом происходит разрядка – гром, молнии, ливень – неподконтрольная стихия вырывается наружу и проливается на головы».

Пробка очередной бутылки выскочила так быстро, что он не успел ее удержать. Белая пена струей ударила и облила с головы до ног Лику. Она только расхохоталась.

— Ты не Медуза, ты Медведь, – только и сказала она. – Неуклюжий медведь. Тебя можно показывать в цирке-шапито, ты бы там ездил на мотоцикле по стенам.

Любаша рассмеялась.

— Мне придется переодеться, – сказала Лика, – не могу же я быть вся мокрая. Противно.

Пошатываясь, она направилась в ванную, оставив дверь полуоткрытой. Было слышно, как она хихикает и что-то напевает. Потом послышался звук, как будто что-то упало. Тело. На кафельный пол. Только этого не хватало. Он поспешил ей на помощь, но она уже сама встала и осматривалась на предмет синяков, ссадин и ушибов. Все было чисто. На удивление.

— А вы знаете, кто часто падает? – спросила она с улыбкой, когда он подошел к ней.

— Знаю – пьяницы и алкоголики.

— Неправильно, – она покачала головой. – Часто падает тот, кто не имеет в жизни поддержки. Вот так.

Пьяна. Пьяна. Пьяна. Все трое пьяны. И он тоже пьян. Этого нельзя было допускать. Но тем не менее все трое пьяны.

Выходя из ванной, она попыталась проскользнуть мимо него, но он сделал шаг в сторону, и они столкнулись.

— Извините, – произнесла она.

Он ощутил ее гибкое тело. Из самых потайных глубин его существа поднялась и бросилась в голову горячая волна. Словно по молчаливому взаимному согласию, они резко отпрянули друг от друга. Но именно с этого момента в их отношения вкралось нечто новое – понимание, что это весьма возможно.

Любаша устала прыгать, растянулась на своей кровати и, сопровождая свои слова царственным жестом Клеопатры, произнесла:

— Все. Всем спать. Посмотрите на часы: уже завтра.

На часах действительно было «завтра», но до рассвета еще далеко. Ночь. Черная и влажная от дождя южная ночь. Он устало зевнул.

— Ладно, действительно пора спать.

Они вышли в коридор. Лику покачивало. Он придерживал ее. Хихикая, Лика извлекла из кармана ключ и попыталась открыть их общий номер. Ключ упрямо не хотел попадать в скважину, царапал замок.

— Нет, так дело не пойдет, – он забрал ключ и довольно легко открыл дверь.

Лика пробормотала слова благодарности и попыталась проскользнуть в номер, закрыв за собой дверь.

Он остановил ее.

— Ты, наверно, забыла, что у нас один номер на двоих, так что придется нам зайти вместе…

— Ну конечно, – с досадой проговорила она и, пройдя в номер, с размаху плюхнулась в кресло.

Он осторожно закрыл двери.

Молнии, разрывающиеся в небе, придавали ему смелость и уверенность. Он чувствовал электрический ток в крови. Лика сидела в кресле, скрестив перед собой длинные, невероятно красивые ноги, и щелкала зажигалкой, рассматривая вылетающее пламя. Он подошел к креслу и опустился на пол у самых ее ног.