Эрл Гарднер - Дело небрежной нимфы Страница 13

– О’кей, – кивнул Мейсон. – А теперь назовите мне один предмет из числа похищенных драгоценностей, не записанный в этом страховом полисе.

– Ну, скажем, наручные часы.

– Какой марки?

– Довольно дорогие швейцарские часы.

– Откуда вам известно, что они похищены?

– Я их давно не видел… мне кажется, они пропали.

– О’кей, – еле скрывал торжество Мейсон. – Но эти наручные часы должны быть в списке ваших вещей в первом страховом полисе, не правда ли? В разделе десяти процентов стоимости всего вашего имущества?

– Наверное, так, да.

– Так что, если полиция не найдет эти наручные часы, – продолжал Мейсон, – вы предъявите страховой компании иск на них, не так ли?

– Ну, вероятно. Я человек занятой. Я не думал…

– Да или нет? – спросил Мейсон. – Вы намерены предъявить иск страховой компании?

– Какое это имеет отношение к делу? – спросил Колтон.

– А вот какое, – ответил Мейсон. – В том случае, если эти наручные часы не были взяты, а этот человек предъявляет иск к страховой компании, он будет виновен в ложной клятве и в намерении получить деньги под фальшивым предлогом. Думаю, он это понимает. Таким образом, он не собирается делать ложное заявление в связи с иском к страховой компании. Так вот, мистер Олдер, вы дали суду клятву. Помните об этом. Я хочу, чтобы вы назвали нам какую-нибудь одну из похищенных у вас драгоценностей. Одну, только одну!

– Ну… я увидел эту особу… то есть ее обнаружили, когда она пыталась украсть вещи из моего письменного стола, и я… Я вошел туда и открыл запертое отделение, где храню драгоценности, и… в общем, я взглянул в шкатулку и увидел, что там недостает очень многих вещей.

– Откуда у вас эти драгоценности?

– Большая часть перешла ко мне от моей матери после смерти отца. То есть они являлись частью имущества отца, драгоценности моей матери.

– А некоторые из них были ваши собственные?

– Наручные часы, запонки, бриллиантовая булавка для галстука, кольцо с рубином…

– Ну хорошо, – сказал Мейсон, – чтобы у нас не создавалось лишних трудностей, давайте запишем сейчас эти вещи. Итак, пропала булавка с бриллиантами, кольцо с рубином…

– Я не сказал, что они пропали.

– Эти вещи числились в страховом полисе?

– Вероятно, да.

– Ну так как же, пропали они или нет?

– Я не знаю. Говорю, что я не проводил тщательной инвентаризации. Я заглянул в шкатулку и заметил, что похищено драгоценностей примерно на пятьдесят тысяч долларов.

– Пятьдесят тысяч долларов – это довольно много вещей, – заметил Мейсон.

– Да, сэр.

Олдер провел языком по губам и умоляюще посмотрел в направлении окружного прокурора.

– Сколько драгоценностей было в этой шкатулке?

– Очень много.

– И все застрахованы?

– Да, сэр.

– На какую сумму застрахованы?

– На пятьдесят тысяч долларов.

– Такова их истинная стоимость?

– Да, сэр.

– В таком случае, если у вас пропало на пятьдесят тысяч драгоценностей, они, должно быть, похищены все.

– Ну, они не все пропали… Я… я вам уже сказал, что не проводил инвентаризацию.

– Почему? – спросил Мейсон. – Разве в этом не было насущной необходимости?

– В самом деле, мистер Олдер, – вмешался судья Ланкершим, – вы должны были произвести внимательный осмотр, чтобы узнать, чего не хватает.

– Ну, я не просматривал вещь за вещью. Я был слишком взволнован и… вот именно, так оно и было, я был взволнован, и…

– А сейчас вы не взволнованы, нет? – внимательно посмотрел на Олдера Мейсон.

– Нет.

– О’кей. Так скажите же нам, чего все-таки не хватает в шкатулке?

– У меня нет ее с собой.

– А сегодня утром, скажите, перед тем как пойти в офис окружного прокурора, вы были взволнованы?

– Ну конечно, для меня было потрясением узнать, что в мой дом с целью ограбления проник некто, кому я доверял…

– Вы испытали сильное потрясение?

– Весьма сильное.

– Настолько сильное, что не смогли сосредоточиться на составлении списка драгоценностей?

– Ну… да, я был… взволнован.

– Значит, вы были очень взволнованы, когда заявили окружному прокурору, что у вас похитили драгоценностей на пятьдесят тысяч?

– Не понимаю, какое это имеет отношение к делу?

– Вы были так взволнованы, что даже не могли произвести инвентаризацию, чтобы определить, каких вещей не хватает. Так?

– Ну, можете поставить вопрос и так.

– Не я, а вы ставите вопрос таким образом, – поправил Мейсон. – Я просто пытаюсь подвести итог вашим показаниям. Так вот, когда вы назвали сумму в пятьдесят тысяч долларов, вы, вероятно, имели в виду цифру, указанную в страховом полисе, и…

– Вероятно… вероятно, так и было.

– А сейчас, в настоящий момент, вы не поклялись бы, что вещей похищено не более чем на десять тысяч, а?

– Послушайте, – рассердился Олдер. – Эта молодая женщина пробралась в мой дом. Она была возле моего письменного стола; шкатулка с драгоценностями была открыта. Кто-то отворил дверь и застал ее врасплох. Один из гостей стал ее расспрашивать, что ей нужно, а женщина схватила эту бутылку и бросилась к окну… – Олдер вдруг замолчал.

– Какую бутылку? – спросил Мейсон.

– Бутылку с драгоценностями, – сердито сказал Олдер.

– Вы храните ваши драгоценности в бутылке?

– Не знаю. Нет, конечно, но одному из свидетелей показалось, что она выпрыгнула из окна с бутылкой в руке и что она сложила украденные вещи в эту бутылку. Она задумывала эту кражу, предполагая, что может потерять драгоценности, когда будет плыть. Знаю только, что один из гостей упомянул бутылку: он видел ее в руках женщины.

– А вы сами видели эту женщину?

– Не вблизи. Я видел, как она бежала после того, как выпрыгнула из окна. Пришлось спустить с цепи собаку. Если бы пес ее настиг, мы бы узнали, какие драгоценности она похитила. Она и ее презренный сообщник.

– Нет нужды столько времени толковать об этом, – сказал Мейсон. – Мы просто пытаемся уточнить факты. Что касается лично вас, то вы не можете даже точно назвать, на какую сумму похищено драгоценностей – на пятьдесят или десять тысяч долларов. Не так ли?..

– Ну, я думаю, что…

– Вы лично не можете утверждать, что, может быть, этих драгоценностей похищено даже на одну тысячу долларов…

– Я не знаю, похищено ли вообще что-нибудь, – вдруг сердито сказал Олдер. – Я заглянул в раскрытую шкатулку, и мне показалось, что там не хватает большого количества предметов.

– Но когда вы сказали «на пятьдесят тысяч долларов», вы, очевидно, имели в виду тот факт, что драгоценности застрахованы на эту сумму. Вы были взволнованы и, наверное, потому назвали сумму в пятьдесят тысяч долларов – дескать, столько стоят драгоценности, которые были у вас похищены. Так? Что ж, такое объяснение вполне может иметь место, – удовлетворенно констатировал Мейсон. – Вы не предъявили иск страховой компании?

– Нет, сэр.

– И в сущности, вы вообще не намерены предъявить иск страховой компании, не правда ли?

– Я не понимаю, какое это имеет отношение к делу, – заметил Олдер. – Считаю, что не обязан сидеть здесь и подвергаться всем этим неуместным допросам.

Мейсон обратился к судье Ланкершиму:

– Вот видите, ваша честь. Я желаю, чтобы было соблюдено наше условие. Если бы истец назвал сумму взятого у него имущества – пятьдесят тысяч, – я бы внес по постановлению суда залог за мисс Дороти Феннер в сумме пятидесяти тысяч долларов. Но он не может даже показать, что у него вообще что-то похищено. В таком случае окружной прокурор должен позволить моей клиентке выйти на свободу без всякого залога, под расписку, чтобы явиться в суд по первому требованию судьи, и прекратить дело против нее, так что…

– Не так быстро, не так быстро! – вмешался Колтон. – Между перекрестным допросом свидетеля и его запугиванием – дистанция огромная…

– Мне не нравится слово «запугивание», – выразил неудовольствие Мейсон. – Этот человек бизнесмен. Он знает свои права. Я просто попросил его дать суду прямое, определенное, недвусмысленное показание. Но, очевидно, он опасается делать это. Боится назвать хотя бы один предмет из якобы похищенных этой женщиной драгоценностей и поклясться, что она взяла именно этот предмет, потому что ничем не может этого доказать. Одно дело – заявить газетчикам и полиции, что он потерял драгоценностей на пятьдесят тысяч, но совсем другое – доказать это.

– Но зачем, посудите сами, человеку заявлять, что у него пропало драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов, если у него вообще ничего не пропало? – в замешательстве спросил судья Ланкершим. – Мы имеем здесь дело не с искателем дешевой популярности, который жаждет увидеть свое имя в газетах.

– Вот именно! Потому что, – сказал Мейсон, – он хотел бы по своим личным мотивам, чтобы обвиняемая была арестована.

– А вам известно, мистер Мейсон, что это в высшей степени серьезное обвинение?