Раймонд Чандлер - Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты Страница 14

— Ну, выяснили что-нибудь? — спросил Кингсли голосом, какой бывает после трех стаканов виски с содовой. Тон опять был высокомерный и самоуверенный.

— Выяснил, и довольно многое, — сказал я. — Только не то, что нам требуется. Вы одни?

— А какое это имеет значение?

— Для меня — никакого. Только я-то знаю, о чем буду говорить, а вы нет.

— Ладно, говорите, — разрешил он.

— У меня произошел долгий разговор с Биллом Чессом. Он остался один. Месяц назад от него ушла жена. Они поссорились, и он уехал и напился, а когда вернулся, жены уже не было. Она оставила записку, в которой написала, что лучше умереть, чем жить с ним.

— Мне кажется, Билл слишком много пьет, — откуда-то издалека донесся голос Кингсли.

— Когда он вернулся, обеих женщин уже не было. Куда уехала миссис Кингсли, он не имеет понятия. Лоури был тут в последний раз в мае. Это по словам самого Лоури и по словам Билла. Он мог, конечно, приехать сюда еще раз, в тот момент, когда Билл пьянствовал, но это маловероятно. Я подумал, что миссис Кингсли и Мюриэл Чесс могли уехать вместе, хотя у Мюриэл и была своя собственная машина. Но эта малостоящая мысль была отброшена новым поворотом событий: Мюриэл Чесс вообще никуда не уезжала. Она утонула в вашем озере. Сегодня труп всплыл на поверхность. Я сам при этом присутствовал.

— Боже правый! — Похоже, Кингсли не на шутку испугался. — Вы хотите сказать — она утопилась?

— Возможно. Записка, которую она оставила, могла быть запиской самоубийцы. Толковать можно и так и этак. Труп был под старым затопленным настилом. Мы стояли на причале и смотрели в воду, и Билл заметил, что там шевелится рука. Он же и вытащил тело. Билла арестовали. Бедный парень совсем раскис.

— Боже правый! — повторил Кингсли. — Еще бы. А не похоже, что это он… — Он не договорил, потому что в разговор вклинилась телефонистка и потребовала еще сорок пять центов. Я кинул две монеты по двадцать пять, и линия освободилась.

— Не похоже на что?

Неожиданно голос Кингсли зазвучал необычайно отчетливо:

— Не похоже на то, что это он убил ее?

— Очень похоже, — ответил я. — Джиму Паттону — это здешний констебль — не понравилось, что записка без даты. Жена, похоже, и раньше уходила от Билла из-за какой-то женщины. Естественно, Паттон подозревает, что Билл мог сохранить старую записку. В общем, Билла забрали, чтобы допросить, а труп увезли на вскрытие.

— А вы что думаете по этому поводу? — медленно спросил Кингсли.

— Ну, что сказать? Билл сам обнаружил труп. Затаскивать меня на этот самый причал ему нужды не было. Труп мог оставаться под водой еще сколько угодно, если вообще не вечность. Записка могла истрепаться из-за того, что Билл таскал ее в бумажнике и время от времени вынимал, чтобы перечитать. Дату она могла не поставить как в тот, так и в этот раз. Записки такого рода чаще всего бывают без дат. Тот, кто их пишет, обычно спешит и о датах не заботится.

— Тело, наверное, совсем разложилось. Что теперь они смогут выяснить?

— Не знаю, все зависит от того, насколько хорошее у них оборудование. Могут установить, наступила ли смерть в результате утопления. Я склоняюсь именно к такой мысли. И нет ли признаков насильственной смерти, которые не смогли уничтожить ни вода, ни разложение. Могут определить, не стреляли ли в нее, не зарезали ли. Если сломана подъязычная кость, то могут предположить, что она была задушена. Для нас главное в этом деле то, что мне придется рассказать, зачем я сюда приехал. И придется давать свидетельские показания во время следствия.

— Это плохо, — пробормотал Кингсли. — Очень плохо. Что вы теперь собираетесь предпринять?

— По дороге домой я заеду в гостиницу «Прескот» и посмотрю, не удастся ли что-нибудь там выудить. Ваша жена была в хороших отношениях с Мюриэл Чесс?

— Думаю, что да. Кристал всегда легко сходилась с людьми. А сам я с Мюриэл Чесс был почти не знаком.

— Вы никогда не слышали о женщине по имени Милдред Хэвилэнд?

— Как?

Я повторил имя.

— Нет, — ответил Кингсли. — А что, я должен был что-то о ней слышать?

— На каждый вопрос вы отвечаете контрвопросом, — сказал я. Нет. Вы не обязаны были знать о существовании Милдред Хэвилэнд. Тем более что и с Мюриэл Чесс едва были знакомы. Я позвоню вам утром.

— Звоните, — сказал Кингсли и заколебался. — Сожалею, что вам пришлось впутаться в такое дело, — добавил он и, снова поколебавшись, пожелал мне спокойной ночи и повесил трубку.

Телефонный звонок тут же зазвенел вновь, и телефонистка-междугородница строго сообщила, что я положил лишних пять центов. Я ответил, что не нахожу ничего противоестественного в том, чтобы бросать монетки в такие подходящие для них отверстия. Телефонистке это не понравилось.

Я вышел из будки и вздохнул всей грудью. Ручная олениха стояла у входа в ограждение. Я попробовал прогнать ее с дороги, но она только прижималась ко мне и не двигалась с места. Тогда я просто перешагнул через ограждение, сел в «крайслер» и поехал в поселок.

В штаб-квартире Паттона горела висячая лампочка, но комната была пуста, а записка: «Буду через двадцать минут» до сих пор висела с той стороны двери. Я проехал до лодочного причала и остановился у опустевшего пляжа. По зеркальной поверхности озера все ещё слонялись взад-вперед несколько шлюпок и моторок. На дальнем берегу озера в игрушечных домиках, облепивших миниатюрные склоны, стали зажигаться крохотные желтые огоньки. На северо-востоке над цепью гор одиноко светила яркая звезда. На вершине стофутовой сосны сидела малиновка, ожидая наступления полной темноты, чтобы запеть свою колыбельную.

Вскоре совсем стемнело, малиновка пропела свою нежную песенку и вспорхнула в бездонную пустоту темного неба. Я швырнул окурок в неподвижную воду, опять залез в машину и поехал по направлению к Малому Оленьему озеру.

11

Ворота частной дороги были заперты на висячий замок. Я поставил «крайслер» между двумя соснами, перелез через ворота и бесшумно зашагал по обочине. Внезапно у моих ног засверкала вода маленького озера. Дом Билла Чесса был темен. На другом берегу на светлом фоне гранитных обнажений резкими тенями выделялись три коттеджа. В одном месте струйка воды переливалась, поблескивая, через дамбу, почти бесшумно падала вниз и текла дальше маленьким ручейком.

Дверь в дом Чесса была заперта. Я тихо подошел к заднему входу и обнаружил там огромный висячий замок. Прошелся вдоль стен, ощупывая ставни на окнах. Все заперто. Одно маленькое двойное окошко, располагавшееся повыше других, было без ставен. Тоже заперто. Я остановился, прислушался. Ветра не было, и деревья стояли притихшие, словно собственные тени.

Я попытался просунуть между двумя половинками маленького окошка лезвие ножа. Бесполезно. Защелка не поддалась. Я прислонился к стене и принялся соображать, а потом поднял с земли здоровенный камень и шмякнул им в то место, где сходились створки. Защелка с треском вылетела из сухого дерева. Створки распахнулись внутрь, в темноту. Я подтянулся, перекинул через подоконник ногу и протиснулся внутрь. Повернулся и, посапывая от напряжения, потребовавшегося для преодоления такой высоты, снова прислушался.

Прямо в глаза мне ударил луч света.

Очень спокойный голос произнес:

— А я как раз здесь отдыхаю, сынок. Ты, наверное, тоже притомился.

Луч словно пригвоздил меня с стенке. Потом щелкнул выключатель, и зажглась настольная лампа. Фонарик погас. У стола в старом моррисовском кресле сидел Джим Паттон. Со стола свисал край коричневой бахромчатой скатерти и касался его толстого колена. Одежда на Паттоне была та же, что и днем, прибавилась только короткая кожаная куртка, которая новой была этак во времена президентства Гровера Кливленда.[10] В руках у Паттона не было ничего, кроме фонарика. Глаза совершенно ничего не выражали. Челюсти ритмично двигались.

— И что же, сынок, ты собираешься предпринять после проникновения со взломом?

Я поставил перед собой стул, сел на него верхом, положив руки на спинку, и оглядел дом.

— Была тут у меня одна мысль, — сказал я. — Казалась даже заманчивой, но теперь, думаю, с ней можно распроститься.

Внутри дом оказался просторнее, чем выглядел снаружи. Комната, в которой сидели мы, была гостиной. Обстановка скромная, на полу из сосновых досок лоскутный ковер, у стены круглый стол, рядом два стула. Сквозь открытую дверь виден угол большой черной плиты.

Паттон кивнул, его глаза смотрели на меня без злобы.

— Я услышал машину, — сказал он, — и понял, что едет она сюда. Но ты здорово подкрался. Твоих шагов я вообще не услышал. Я тут немного поинтересовался тобой, сынок.

Я молчал.

— Надеюсь, ты не обижаешься, что я называю тебя сынком? — спросил Паттон. — Не стоило бы мне вести себя запанибрата, но никак не могу избавиться от этой привычки. Любой, у кого нет длинной седой бороды и артрита, для меня «сынок».