Д. Баффа - Сценарий убийства Страница 38

Все смотрели на Льюиса Гриффина. Безупречно оформленный акт открытого неповиновения они восприняли с изумлением – все, кроме Майкла Уирлинга. Не переставая помешивать кофе, он сидел, словно был один в переполненном ресторане, уйдя в собственные мысли и едва замечая бушующие вокруг страсти. В сущности, это было как раз то, что Уирлинг хотел им внушить: он почти безразличен ко всему, что говорится. Впрочем, с каждым словом, произнесенным Льюисом Гриффином, держать марку становилось все труднее и труднее. Взгляд Уирлинга становился тверже и холоднее, челюсти сжимались, кровь сама собой отлила от побледневших губ. Гриффин замолчал, и Уирлинг вынул ложку из кофейной чашечки. Двумя руками он осторожно отодвинул чашку и блюдце. Выпрямившись, укоризненно покачал головой, словно взрослый, удивившийся своенравному безрассудству ребенка. Затем по очереди посмотрел в лицо каждому, будто желая убедиться, что все поняли значение сказанного.

– Ты сам не знаешь, что говоришь. – Уирлинг бросил на Гриффина безразличный взгляд. – Этот бизнес уже не тот, каким был вначале. Ты и Стэнли – оба вечно твердили о том, как снимать кино. Фильм стоит денег, серьезных денег. Деньги такого порядка вырастают на финансовых рынках, их не собирают по друзьям. Говоришь, Стэнли Рот – это «Блу зефир»? Если бы я не вошел в дело, не было бы «Блу зефир». После моего ухода этой студии не будет.

Гриффин пристально смотрел на Уирлинга. Он ни разу не отвел взгляда, не пытался создать впечатления – ничего, кроме стойкого терпения и безупречных манер воспитанного человека.

– Майкл, я согласен, что без вас мы не могли бы основать студию «Блу зефир». Я также согласен, что пришел момент, когда вы должны уйти.

Уирлинг поверил не сразу. Не мог поверить, что Льюис Гриффин и впрямь хочет увидеть, как он покидает студию. На его губах мелькнула неуверенная улыбка и тут же стерлась. Взгляд сосредоточился на чем-то, понятном ему одному, пока Уирлинг продумывал дальнейшие действия. Он как раз собирался что-то сказать, когда в холле хлопнула входная дверь и послышались громкие, быстро приближавшиеся голоса. Сердитый знакомый голос прокричал:

– Я сам найду дорогу, без вашей помощи!

Безропотный японец-дворецкий смущенно придержал дверь, и в гостиную ввалился пьяный Стэнли Рот, тут же принявшийся искать Майкла Уирлинга.

– Вот ты где… Ты, жалкий сукин сын! – воскликнул Рот, размахивая зажатым в руке листом бумаги.

Рот собирался сказать что-то еще, куда более неприятное, когда этот листок внезапно попался ему на глаза. Как будто он только сейчас заметил, что машет бумагой, но еще не понял зачем. Наконец Рот вспомнил, и в его глазах мелькнуло трезвое выражение. Сделав шаг, он попытался рассмеяться, но тут же замолк и замер на месте.

Льюис Гриффин медленно встал со стула:

– Стэнли, я…

Рот вскинул голову, углы его губ пошли вниз. Обращаясь к Гриффину, он требовательно спросил:

– Как ты мог?

– Что? Я ничего не сделал…

Развернувшись, Рот оказался рядом с Уирлингом.

– Думал, я это подпишу? – гневно спросил он, потрясая листком бумаги перед его лицом.

– Что это, Стэнли? – спросил Гриффин, поднимаясь со своего места во главе стола. Голос его звучал тихо, но твердо. По взгляду Льюиса я понял, что он сильно обеспокоен. – Что написано в бумаге, которую ты держишь? Клянусь, я не знаю.

Рот даже не повернулся, чтобы взглянуть на Льюиса. Он продолжал смотреть на Уирлинга, старавшегося выглядеть равнодушным.

– Но ведь ты знаешь, что там, не так ли? – усмехнулся Рот. Скомкав бумагу, он бросил комок в сторону Уирлинга.

– Майкл, что это?

Гриффин задал вопрос тоном настолько командирским, что Уирлинг ответил, не колеблясь ни секунды:

– Моя последняя попытка спасти студию. – На считанные секунды отвернувшись от Стэнли Рота, он пояснил: – Это соглашение о ликвидации. Стэнли покидает студию, отказываясь от всех интересов в «Блу зефир». Партнерство остается, но в составе двух, а не трех участников.

Этого ждал Стэнли Рот. Оттолкнув в сторону Джули Эванс, он схватил ее стул и метнул его в Уирлинга. Тот оказался достаточно проворен, чтобы увернуться. Зацепив спину Уирлинга, стул влетел в застекленный проем, и тысячи осколков мгновенно усыпали пол. Комната наполнилась криками. Я машинально закрыл лицо.

Когда я снова поднял глаза, Рот уже стоял по другую сторону стола рядом с тем местом, где скорчился Уирлинг, закрыв голову руками. Потянувшись к откупоренной бутылке вина, Рот схватил ее за горлышко и поднял вверх. Он повернул бутылку, и я увидел этикетку – цветную картинку с танцовщицей из «Мулен-Руж» с красным плюмажем и задранной в канкане юбкой. Стэнли Рот занес бутылку для удара, и мне почему-то показалось, что юбка с танцовщицы вот-вот спадет.

Это было последним, что осталось в памяти: цветная этикетка, а на ней танцовщица с красным плюмажем на голове и торчащими вверх ногами. Не помню, как я кинулся через стол в попытке остановить Стэнли Рота, удержать его руку, не дать бутылке разбиться о голову Майкла Уирлинга. Не помню, как, схватив Рота, рухнул на пол, и не помню, что чувствовал, когда зазубренный край бутылки вонзился мне в лицо.

Все, что помню: я лежу на спине в незнакомой спальне и доктор в деловом костюме орудует иглой, сшивая мне кожу. Он напевал себе под нос какую-то песню, которую я вроде бы знал и все пытался вспомнить, но никак не мог. Наконец, едва я подумал, что помню название, вокруг потемнело и все потеряло смысл.

Безразлично.

15

– Доктор говорит, вам повезло.

Солнечный свет попадал в комнату через окно в спальне. Я подвинул голову – так, чтобы свет не бил в глаза. В квадратном кресле с низкой спинкой сидел Льюис Гриффин. Попытавшись подняться с подушки, я тут же ощутил в голове пульсирующую боль.

– Повезло? – промычал я, ложась и стараясь по возможности не шевелиться в надежде, что пульсация остановится.

– Позвольте, я немного задерну шторы. Возможно, тогда вам станет легче, – с сочувствием сказал Льюис.

Яркий свет рассеялся, и боль понемногу отступила. Появилась шаткая надежда: возможно, теперь я смогу посмотреть по сторонам, избежав болезненных ощущений. В первый момент я только водил глазами по сторонам, боясь пошевелиться.

Я лежал на большой кровати, укрытый ватным стеганым одеялом. Когда я пошевелился, возникло ощущение, что серые атласные простыни скользят по ногам.

Наверное, удивление отразилось на моем лице. Негромко рассмеявшись, Льюис пояснил, что обычно гостей размещают в другом месте.

– Комната принадлежала дочери, и мы решили, что здесь будет удобнее всего.

Я исхитрился сесть, и Гриффин подсунул мне под спину вторую подушку. Пульсация боли осталась, но теперь ощущение не было таким резким и продолжалось, только если я двигался. Я замер.

– Вы упали довольно неудачно. Удариться о каменный пол – само по себе опасно, но вы умудрились еще и приземлиться на битое стекло. Впрочем, врач сказал, что вам повезло. Полдюйма ниже – и вместо рассеченной брови вы могли лишиться глаза.

Пробежав пальцами по дорожке стежков, я задумался – может ли такой уродливый шрам зажить, не оставив следа? И что я скажу про это в суде? Потом я вспомнил. Скользнув по гладкому атласу, ступни коснулись пола. Движение оказалось слишком быстрым, и через мгновение меня ослепила боль. Стиснув зубы, я уставился в пол. На помощь подоспел Льюис, помогая вернуться на постель.

– Вам нужен покой.

– Я должен встать, – воспротивился я, – чтобы попасть на утреннее заседание. Кстати, который час?

Боль понемногу отступала.

– Сегодняшнее заседание отменили, – успокоил меня Гриффин.

– Отменили? Почему? – тупо спросил я.

Поправив шторы, Льюис впустил в комнату чуть больше света. На шкафчике под зеркалом косо стояла цветная фотография в простой рамке. Снимок изображал девочку-подростка в костюме для верховой езды, державшую лошадь за уздечку.

Льюис пояснил:

– Отменили потому, что вчера вечером с адвокатом произошел несчастный случай. Он споткнулся на лестнице, когда уходил с ужина в одном из частных домов в Лос-Анджелесе, и получил легкое сотрясение.

– Вчера вечером в доме присутствовал и и другие люди, – скептически заметил я. – Вы так уверены, что они не расскажут об увиденной картине: Стэнли Рот убивает своего компаньона Майкла Уирлинга…

Гриффин окинул взглядом комнату. В свое время здесь жила его дочь. Но Гриффин не думал о ней, как не думал о событиях прошлого вечера. Насколько я мог судить по его полному затаенной тоски взгляду, он размышлял о том, что не было связано с чем-то или кем-то конкретным. Скорее, это было раздумье о прожитой жизни – о том, к чему он пришел, и сомнение в истинном смысле этого пути.

Встретившись со мной взглядом, Гриффин сказал: