Пьер Сувестр - Пустой гроб Страница 47

Еще секунда — и автомобили врезались друг в друга, немногие свидетели случившейся драмы видели, как опрокинулось такси, в котором ехала Амели Тавернье, как на колесах лопнули шины, как на мелкие кусочки разлетелись выбитые стекла.

На какой-то миг невольные свидетели происшествия застыли от ужаса, а потом бросились к бесформенной груде обломков — ведь в обоих такси могли быть пассажиры.

По счастливой случайности в автомобиле, прибызшем с улицы Бланш и ставшим причиной аварии, пассажиров не оказалось.

Машина, в которой находилась Амели Тавернье, разбилась вдребезги.

Откуда-то набежали люди, собралась толпа, все отчаянно жестикулировали, хватались за голову — проку от этого было мало.

Полицейский, примчавшийся к месту аварии, всю свою энергию употребил на то, чтобы оттеснить собравшихся зевак, он отчаянно дул в свой свисток, надеясь, что его услышат патрульные на велосипедах.

Любопытные работали локтями, стараясь пробиться поближе, но к жертве подойти не решались.

Из опрокинутой машины доносились хриплые, жалобные стоны; нетрудно было догадаться, что состояние пострадавшей критическое.

Сколько же всего было пострадавших?

На этот счет в толпе строили разные предположения, однако оказать помощь по-прежнему никто не осмеливался.

Внезапно толпа расступилась. Немолодой, элегантно одетый господин в цилиндре решительно выступил вперед, подошел к машине и сквозь растерзанную дверцу, не колеблясь, заглянул внутрь.

Не без труда удалось ему извлечь из-под обломков безжизненное тело беспрерывно стонавшей женщины.

То была несчастная Амели Тавернье.

Тело ее было в крови, в лицо вонзились осколки стекла, порванная одежда висела клочьями.

— Да шевелитесь вы, черт возьми! — не выдержал незнакомец, с трудом удерживая пострадавшую. — Неужели никто из вас не соизволит помочь мне? Он окинул толпу гневным взглядом. — Вы же видите — женщина тяжело ранена, она без сознания…

Полицейский огляделся вокруг, прикидывая, на чем бы можно было увезти раненую.

— Может, отвезти ее в ближайшую аптеку? — предложил он.

— Именно это я и собираюсь сделать, — ответил ему господин в цилиндре, — я прибыл на площадь Трините через несколько минут после происшествия, вон моя машина.

Взглядом он показал на роскошный лимузин, припаркованный чуть поодаль.

Зеваки, которые до этой минуты не двигались с места, наперебой стали предлагать свою помощь.

Десятки рук готовы были нести несчастную, через несколько секунд ее уже бережно уложили на сиденье шикарного лимузина.

Полицейский шел следом за владельцем машины.

— Прошу вас, — обеспокоенно повторял он, — скажите мне, куда вы повезете эту даму?

Он хотел было записать номер лимузина, чтобы узнать фамилию его владельца, но господин в цилиндре предугадал его желание.

— Меня зовут Миньяс, вот мой адрес, — сказал он, протягивая полицейскому свою визитную карточку, после чего ответил на второй вопрос. — Судя по всему, эта дама ранена серьезно, необходимо как можно скорее доставить ее в лечебницу. Я намерен отвезти ее в клинику профессора Поля Дро — это на авеню Мадрид, в Нейи.

Видно было, что полицейский колеблется; несмотря на его отчаянные свистки, никто из коллег не пришел ему на помощь и посоветоваться было не с кем.

— Дело в том, — смущенно начал он, — дело в том, что… не знаю, не противоречит ли это правилам; согласно уставу, жертвы дорожных происшествий должны быть препровождены в ближайшую аптеку, а потом — в ближайший полицейский участок…

Господин в цилиндре, назвавшийся Миньясом, а это и в самом деле был загадочный греческий финансист, недовольно поморщился и пожал плечами:

— Наплевать мне на ваш устав! Долг всякого честного гражданина состоит в том, чтобы сначала оказать помощь ближнему, а уж потом думать о полицейских правилах. Вы же видите — женщина тяжело ранена, у нее сильное кровотечение, она в обмороке, здесь нужен хирург, а не аптекарь.

Полицейский переминался с ноги на ногу, и Миньяс вызывающе добавил:

— Вам известно, кто я, где проживаю, меня хорошо знают в биржевых кругах, где со мной считаются. Так вот, приятель: всю ответственность я беру на себя.

Миньяс сделал знак своему шоферу, сел в машину, устроившись рядом с пострадавшей; на глазах у восхищенной публики автомобиль тронулся с места, набрал скорость, двинулся по Лондонской улице и вскоре исчез.

По толпе прошел одобрительный ропот.

— Молодец он, этот господин, — заявила старуха, похожая на уличную торговку овощами и фруктами, — среди богатых не часто встретишь людей порядочных.

— Он не должен был этого делать! — громко запротестовал полицейский. — Не много ли он на себя берет?

Эти слова представителя власти были встречены свистом и улюлюканьем:

— Ишь ты! Что это на него нашло? Видали такого?.. Подыхать будешь на улице, а эти бездельники и пальцем не шевельнут, только бы соблюсти устав… Эй, ты!.. Плевать мы хотели на твой устав! Правильно сделал этот господин — взял и повез дамочку в больницу для богатых.

Полицейский не стал вступать в пререкания; в глубине души ему и самому было приятно, что поведение владельца лимузина толпой было одобрено.

Он робко заметил:

— Я ведь при исполнении, понятно вам? Существуют инструкции, и я обязан им следовать… Если бы кто-нибудь из вас, господа, согласился быть свидетелем, все было бы в порядке…

Ему протянули сразу несколько визитных карточек, полицейский сунул их в бумажник, но тут вспомнил о разбитых машинах и направился к груде обломков, чтобы составить протокол.

Теперь трудно было воскресить в памяти, что же произошло в момент аварии.

Полицейский с трудом пробрался сквозь толпу зевак.

Очутившись и первых рядах, он требовательно крикнул:

— Где водители этих машин?

Полицейский выждал минуту-другую — ответа не последовало.

Тогда он крикнул еще громче:

— Эй, шоферы, поторапливайтесь, немедленно подойдите ко мне!

Толпа заволновалась. Кто-то бросил:

— Ловко же они смылись!

— Можно подумать, — подхватил кто-то другой, — что они так и продолжали мчаться на той же скорости — поди догони.

Толпа взорвалась смехом, полицейский нахмурился, потом вслух поделился своими сомнениями:

— Главное, чтобы они не остались под обломками.

В ту же минуту от толпы любопытных отделился длинный, тощий тип с бледным лицом, он подошел к полицейскому и, тронув каскетку, вежливо сказал:

— Прошу прощения, господин полицейский, сдается мне, вы понапрасну теряете время — этих молодчиков уже не дозовешься; я все видел своими глазами: похоже, оба они сразу дали тягу…

Полицейскому в общем-то было все равно, тревожило его одно — не подкачать в глазах начальства.

Да и что мог он сделать?

Не догонять же ему, в самом деле, этих водителей, раз уж они дали деру!..

— Согласны вы быть свидетелем? — спросил он у долговязого.

Однако в тот день бедному полицейскому решительно не везло.

Молодчик, только что красочно описавший, как водители уносили ноги, и сам поспешил исчезнуть; нечего было и думать отыскать его во все увеличивающейся толпе; в этот момент со стороны Шоссе-д’Антен и улицы Клиши к месту аварии на велосипедах устремилось с полдюжины патрульных, которые наконец что-то заподозрили.

Толпа зевак на площади Трините все росла, а тем временем по узкой темной улочке Сен-Лазар двигались в направлении церкви Нотр-Дам-де-Лорет несколько оборванных, подозрительных личностей.

Был среди них и тощий длинный малый, тот самый, что беседовал с полицейским, — Фонарь собственной персоной.

Долговязый апаш давился от смеха; тоном полным сарказма обратился он к Бычьему Глазу, который, естественно, вышагивал рядом с ним:

— Ну и дельце мы провернули! Сделано на совесть — не подкопаешься. Отладили все, точно репетировали сцену из фильма, вот и сработало как часы!.. Когда Пономарь спустился на своей тачке от площади Пигаль и на всем ходу врезался в такси, которое вел Придурок — трах-тарарах! Машина всмятку!

— Цыпочке, что тряслась в колымаге Придурка, мало не было, — хихикнула сопровождавшая апашей Адель. — Кто такой тот шикарный фраер, что увез ее? — полюбопытствовала она — Видно, он тоже в деле… Какое же, черт возьми, надо иметь алиби, чтобы преспокойно разъезжать на этакой классной тачке — стекла так и блестят, роскошная крыша; денег у него, наверно, куры не клюют!

Фонарь с Бычьим Глазом лукаво поглядывали на нее, многозначительно качали головой, но на вопросы не отвечали. Может статься, им было что порассказать о том, кого Адель нарекла «шикарным фраером», но они предпочитали помалкивать.

Утром следующего дня, когда за белыми занавесками не закрытого ставнями окна занялся рассвет, молодая женщина с бледным, точно восковым, лицом медленно приоткрыла глаза и, запинаясь, дрожащим голосом пролепетала: