Жорж Сименон - Человек из Лондона Страница 6

А что, если у него просто нет денег, чтобы уехать из Дьейа?

Или, может, эти деньги предназначались кому-нибудь другому?

В эту ночь Малуан впервые забыл о своей трубке. Со стороны «Мулен Руж» приближались голоса, он узнал Камелию. Двери закрывались. С грохотом опустилась металлическая штора. Последним прошел официант, который жил по ту сторону гавани, неподалеку от Малуана.

Часами слушать, как человек скребет дно моря! Да еще знать, что все это без толку, что он ничегошеньки не найдет! Представлять его опустошенный, отчаявшийся, затравленный взгляд! Нервы Малуана стали сдавать.

Он мог бы, конечно, сказать себе, что лично для него все идет к лучшему. Но нет! Странный человек в ялике не позволял ему это сделать.

Малуан вынул из кармана ключ, открыл шкафчик и вытащил на стол чемодан. Чемодан просох, но сохранились следы воды, напоминавшие контуры географической карты. Желтоватые пятна виднелись и на банкнотах. А за окном по-прежнему раздавался всплеск воды.

Стоило только крикнуть: «Эй, человек!.. Лови!»

Не бросить ли пачку денег, чтобы тот мог совершить задуманное?

«Нет, это невозможно», — вздохнул Малуан, запирая чемодан в шкафчик и чуть было не оставив ключ на столе. Заметив это, он побледнел, ибо понял, что теперь находится во власти случая. Ведь ключ мог найти сменщик. И решить: «Может, у Малуана водка лучше моей…»

Ведь и ему самому доводилось прикладываться к бутылке товарища, а потом добавлять туда воду.

Подумав о воде, Малуан представил себе покрасневшие от холода руки человека, возившегося в гавани.

Англичанин не был приучен к тяжелой работе, несмотря на силу, с какой он наносил удары кулаком.

Может, он уже из Лондона прибыл с мыслью потопить товарища? Не поссорились ли они за выпивкой в «Мулен Руж»?

Больше всего действовал на нервы звук погружавшегося в воду дрека, который повторялся каждые две-три минуты. Уже сотни раз раздавался все тот же всплеск! И в довершение всего регулярно ревела сирена, и этот звук был такой мощности, что мог бы раздавить весь город, по сравнению с ним скрип лебедки казался просто нежной музыкой.

В четыре часа утра Малуан с радостью отдал бы половину банкнотов, лишь бы увидеть, что ялик отошел. И все же, когда в четверть пятого услышал всплеск воды от весла и понял, что «Божья благодать» пересекает гавань, он ощутил пустоту, его охватило беспокойство.

Разглядеть ялик ему не удалось. Даже корпус английского судна был едва различим в тумане. Только звуки помогали разбираться в том, что происходит: сперва раздался звон цепи, когда человек причалил суденышко, затем его шаги по набережной, по железнодорожному мосту, снова по набережной.

Малуан сказал:

— Подходит!

Чтобы вернуться в город, англичанин должен свернуть за угол кафе «Швейцария», и тогда звук его шагов станет слабее. Но звук становился сильнее и наконец замер. Человек подошел к подножию башни.

Из предосторожности Малуан присел. В освещенной будке четко вырисовывался его силуэт, в него можно было легко попасть из револьвера.

Едва он приеел к столу, покрытому рваным листом промокательной бумаги, как дрогнула лестница. Кто-то поднялся на первую ступеньку.

Малуан затаил дыхание. Оружия у него не было. А если бы и было, то ни за что на свете он не стал бы стрелять в человека из Лондона. Почему — он и сам не смог бы сказать.

«Если клоун не поднимется, пожертвую пятьсот франков на часовню», — решил Малуан.

Часовня стояла на вершине скалы, неподалеку от его дома, и жены моряков ходили туда молиться, когда суда не возвращались в порт.

«Пожертвую, как только обменяю банкноты», — поправил он себя, подумав, что ему не удастся изъять пятьсот франков из денег, предназначенных на домашние расходы, не возбудив подозрения жены.

Англичанин, видно, колебался. И это было естественно. Возможно, ему сказали, что стрелочник, которого он трижды встретил в течение дня, работает в ночную смену. Может, он и сам выследил Малуана?

Не догадывался ли клоун, что чемодан уже достали из воды?

Итак, двое находились совсем близко друг от друга, их одолевали мысли об одном и том же, но ни один не знал, что известно другому.

«Если он поднимется, я отдам ему чемодан».

Англичанин поднялся еще на две ступеньки.

«Какую-то часть он мне выделит за труды…»

Малуану хотелось закричать. А ведь он был сильным мужчиной. Не раз ему доводилось вступать в драки в кафе.

Самое ужасное было то, что он неизменно представлял себе худое и мрачное лицо клоуна, которое с минуты на минуту могло появиться в двери.

Но нет! Клоун отпустил перила. Пошел прочь. Гравий скрипел под его подошвами. Может, ему было еще страшнее, чем Малуану? Или его напугал звонок, известивший о приближении вагонов?

Стрелочник нарочито громко перевел рычаги и различил далекий звук соединившихся рельсов с таким удовольствием, какого еще никогда не испытывал.

Зажглись огни в бистро на рыбном рынке. Ночь близилась к концу. Еще самое большее час темноты, один час, в течение которого Малуан не будет знать, что делает тот, другой: клоун исчез, растворился в тумане, который становился все более непроницаемым. Доносились лишь привычные шумы порта и города.

Оставалось убить время, слушая, как входят в порт два траулера, которые двигались очень медленно, вслепую, под оглушительный вой всех своих сирен. Когда траулеры оказались между причалами, стали слышны даже голоса впередсмотрящих, стоявших у форштевней.

Малуан набил первую за смену трубку и налил себе рюмку водки из бутылки сменщика, который позабыл ее на столе, там, где Малуан чуть было не оставил свой ключ.

Занимался день. Теперь все пойдет заведенным порядком: послышатся звуки рыночного колокола, стук запряженных лошадьми карет, рокот грузовиков, характерный скрип плетеных корзин, наполненных рыбой, голоса людей, шлепанье мокрой рыбы, падающей плашмя на плиты пола.

Малуан открыл путь вагонам со свежим уловом. Когда он в последний раз подбросил уголь в печку, уже рассвело. Но видимость не стала лучше, чем ночью.

Автомашины шли с зажженными фарами. Появились огни в домах, все в тех же домах, где одни и те же люди рано вставали.

— Все в порядке? — спросил сменщик, открывая дверь.

— В порядке! — ответил Малуан, позабыв, что накануне они поссорились.

Он посмотрел на свой шкафчик, убедился, что ключ у него в кармане, и стал спускаться по лестнице, железные перила которой были покрыты инеем.

Едва он минул морской вокзал, как заметил у края тротуара клоуна. Плащ его был мокрым, шляпа потеряла форму. Человек стоял, засунув в карманы руки, и смотрел на него. Клоун его ждал. Казалось, вот-вот он шагнет навстречу и заговорит.

Малуан не убежал бы. Не сделал бы ни одного жеста, чтобы защитить себя. Он заранее принял решение — все выслушать и поступить так, как ему скажет англичанин. Он вернулся бы в будку за чемоданом.

Но человек из Лондона не сделал такого шага, не заговорил; его глаза лихорадочно блестели, рот скорбно скривился, он лишь смотрел, как стрелочник проходит мимо.

Малуан споткнулся, шаги его были неуверенными. Он ждал удара или нападения. Он даже почувствовал облегчение, услыхав за собой шаги англичанина.

На остановке такси стояли водители. По тротуару шел полицейский. Малуану ничего нельзя было сделать! Он был в безопасности.

Только почувствовав под ногами рыбьи внутренности, Малуан догадался, что пересекает рынок, но вокруг себя он ничего не видел — и не только из-за густого тумана. Он был поглощен одной мыслью: клоун его преследует.

…Он пришел в себя лишь тогда, когда услышал голос жены:

— Ну, теперь-то ты видишь, что заболел гриппом!

Раз уж речь идет о гриппе, то это целиком ее сфера — повод для того, чтобы варить отвары, принимать еще более грустный вид. Малуан был разбит, опустошен, подавлен, и все же ему нужно было все обдумать.

Но не так, как это делала жена, которая могла в течение трех дней обсуждать покупку кастрюли или бесконечно муссировать вопрос о том, брать ли Эрнесту уроки игры на скрипке, о чем уже больше года говорили и в его семье, и в доме шурина.

Все обдумать! Не исключено, что англичанин бродит возле дома. Ему известно, что Малуан все знает.

Слишком поздно относить чемодан в полицию. Но даже если и не было бы поздно, Малуан решился бы на такой шаг лишь скрепя сердце.

Что произойдет, если англичанин останется в Дьепе? Будет ли и впредь высовывать свою клоунскую голову из-за каждого угла?

Малуан встал с кровати и отворил окно так же резко, как в первый раз, но никого не увидел, кроме жены Батиста, разносившей по домам рыбу, да еще своей жены, которая, поторговавшись, купила сельдь. Опять сельдь!

Он немного поспал. Теперь за пеленой тумана угадывался желтоватый диск солнца.