Алексей Шерстобитов - Неприкаяный ангел Страница 16

Артему было почти тридцать, без полутора лет. Пройдя одну из горячих точек, он попал в страшную переделку, сорвался и перерезал с дюжину местных жителей. Суда избежать удалось, но пришлось начать работать, сначала неофициально, на одного генерала, затем на целую их бригаду, обеспечивая транзит потока оружия, затем наркотиков, затем пленных.

Когда появилась возможность, молодого человека, в виду его качеств, ввели в штат, одного из специальных подразделений, в конце-конце, сделав из него монстра, питающегося только кровью и болью.

Страсть не бывает одинокой, она всегда приглашает других, желающих поучаствовать на шабаше, где напитком служит сок, выжатый из гибнущей души. Избирающий и потворствующий греху, еще в состоянии сопротивляться, и старается отгонять надоедливого и лживого, часто предстающего в виде светлого Ангела, беса – борьба это постоянна, я видел это!

Эта злобная тварь приятно нашептывает, льстит, обвиняет, указывает на то, что тебе нравится, постепенно разжигает до большого желания, превращая в неудержимую страсть. Самое страшное, что его действия совсем не заметны, ведь в них нет противодействия, напротив, он, возбуждая желания, потворствует им, помогая удовлетворять все, что угодно.

Он не знает границ в соблазнении, он податлив, лишь бы ты его слышал и начал уступать сам, приноравливается к любому твоему желанию, любой потребности, любому характеру. Он совратил и сгубил уже миллионы, и ты всего лишь проходящая мимо песчинка, и возможно, в свое время разделишь с ним страдания вечные.

Я вижу это сейчас, будучи душой неприкаянной, я ощущаю, страсти и страхи, я наблюдаю за борьбой человеков, которые не в состоянии выбрать Спасителя и отказаться от сатаны, болтаясь, где-то между, думая, что смогут вовремя сделать правильный и спасительный выбор, когда выбрали уже их.

Сколько раз я наблюдал эту нерешительность, сколько раз начинал молитвы за тех, на кого обратил мое внимание Создатель, столько же раз мой Хранитель давал мне понять: «Так же и каждый из нас, пытающийся спасти и привести своего подопечного друга в райские кущи, терпит раз от раза неудачу, но никогда, в отличии от вас, не унывает, ибо верит: «что вы, рожденные в грехах, принадлежащие поначалу вашего бытия власти духа преисподней, который, обладая вами, успевает в это время разлить тайный яд своей злобы на все существо ваше»[1].

Человек с белыми волосами приглушенным тоном разговаривал с врачом о перспективах разбитого параличом клиента страховой компании, представителем которой он являлся. Из объяснений он понял – этот, очень редкий случай, обрекает пациента на полное обездвижение до конца жизни. Ни говорить, ни двигаться, ни даже понимать происходящее он не сможет.

Предъявив доверенность от родственников Шеломо Пинхаса, проживающих в России, желающих оставить больного в здешнем санатории, «Седой», после объяснений с представителями полиции, забрал пакетик с личными вещами.

Инсульт, с какими-то осложнениями и соответствующими последствиями, приковал Петра Даниловича не только к койке, но и полностью обездвижив, сдружил его с медицинским судном, в простонародье называемой «уткой» за специфическую форму.

За заплаченные медицинскому учреждению деньги за ним ухаживали, словно собирались запускать в космос. Сознавал ли он свое состояние или нет, никто из живущих сказать не взялся бы.

Дух его ожесточенно рвался на свободу, душа же находилась в страхе, все больше ощущая холодок мытарств. Какая-то часть мозга работала, причем сознание теперь более свободно могло сообщаться с подсознанием, поскольку само собой концентрировалось на всем, что было помимо тела.

Бесы, не отходя от медленно умирающего, даже не ежесекундно, а ежемоментно, мучили его постоянно предъявляемыми ему деяниями, за которые Верхояйцев уже принимал ужасные пытки. Находящийся рядом Хранитель Данилыча, молитвенно порывался прося Бога о милосердии, но находящегося на земле миловать было поздно, а наказывать больше нечем.

Впрочем, любое недомогание человека к смирению, может быть подобное во спасение – кто знает?

Душа Верхояйцева, в этом состоянии, потребовала чужих мучений, которые могли бы заглушить свои, что и нашла еще в воспоминаниях молодости, в самом начале карьеры, покопавшись в умирающем мозге. Ему мерещился двор сгоревшая машина, погибшая женщина…, еще одна, совсем молодая, несмотря на испачканное сажей лицо и полуобгоревшие волосы, ее красота возвращала и притягивала к себе взгляд. Обретение такой, судя по всему, редкой не только красотой, но характером и нравом, для мужчины, полюбившей ее – счастье. Потеря же – трагедия, пережить, которую едва в состоянии, хоть кто-то из живущих.

Первую бездыханную, кажется мать девушки, держал в объятиях обезумевший пожилой мужчина, не только тело его, но душа были изранены множественными ранами. Он был воин, из тех, кто проходят и огонь, и воду без особенных потерь, и лишь теряя любимую, понимают, что пред этим врагом бессильны…

Я присоединился к этим всплывающим мгновениям, переносясь вместе с вспоминающим в то время. Будучи духом, я смог воспринимать на свой счет переживания каждого из тех людей по отдельности и вместе. Если бы я был человеком, то умер бы только от сострадания…

Вот момент, когда души, еще живущих людей, раскрываются и разрываются в минуты, обрушившегося на них понимания потери невозместимой, невосполнимой и глобальной. Вместе с этим теряется, даже свет надежды, что-либо изменить в своей душе, после чего не остается ничего, что могло бы, хоть немного, успокоить или отвлечь!

Я чувствовал каждую из них, в эти моменты наиболее убитые горем и чистые сердцем, во всем обвиняли себя и не хотели жить. Их отчаяние было столь велико, что даже не видя возможность смерти, они желали ее, прося Бога забрать их жизни, теперь кажущиеся не нужными. Они желали кончину более тяжкую и страдальческую, чем испытали их возлюбленные, и тем больше страдали, когда осознавали, что потеря эта навсегда и с ней придется жить!

Молодой человек из прошлого, душа которого металась в поисках души своей возлюбленной, и не находя ее, разрывала сети границ тела, ограничивающих ее. Парню казалось, что грудная клетка вот-вот вскроется изнутри, а голова растечется на миллионы атакующих страшных мыслей, объединенных в один поток, о том, что ее больше нет.

Она лежала у него на руках, уже бездыханным телом. Вглядываясь в любимые черты лица, ему казалось, что они живут. Ум, находя все новые и новые зацепки, все невероятнее и невероятнее, в поиске, хоть какой-то надежды, воплощал их в мерцающих миражах, разжигаемых воображением. Стоило ветерку пошевелить кудри опалившихся волос, как он припадал ухом с губам и уже слыша выдыхаемое страдание, чуть ли не вскакивал, но прислушавшись снова, прибегал к другому. Желая услышать стук сердца, уже переставшего качать кровь, он все равно, он получал желаемое, но то было его сердце, теперь работающее за два…

Именно в такие моменты мы забываем о теле, и существуем только душой. Она часто, в подобных переживаниях, увлекается страстью самобичевания и саможаления. Вместо заботы о душах усопших, мы губим свои, чем делаем им еще больнее…

Вдруг, осознав в очередной раз потерю, он слизывал едкие текущие слезы с привкусом гари и буквально ревел в Небеса: «Зачем, Господи, свел Ты нас, если не оставив друг другу навечно, разлучил?!». Рядом, я видел, того самого, ныне парализованного, еще молодым и порывающимся воспользоваться моментом.

Сейчас он вопил к Богу: «За что Ты так меня, Отче?!» – продолжая наблюдать себя в прошлом, но лишь оправдывался и ссылался, на кого угодно.

Тогда Верхояйцев, даже не заметил умирающего ребенка. Чужое горе проходило стороной. Не цепляло ни тогда, ни сейчас делаемая им фальсификация показаний, усугублявшая состояние и положение всех, тогда присутствующих на месте трагедии. Судьба молодого офицера, потерявшего только что жену и теряющего сына, интересовала его, лишь, как возможность использовать этого человека в виде подставной фигуры на роль главного обвиняемого. А между тем, в его руках была та ниточка, что могла позволить будущему этого человека быть совершенно другим. Поступи он тогда по другому – получил бы сейчас второй шанс.

Кто знает, дорогу какому злу открываем мы, ради маленькой сиюминутной выгоды, причиняя человеку, не заслуженную им боль, меняя не только его сегодняшний день, но судьбы многих в будущем. Глупо думать, что все, впоследствии, происходящее, не отзовется на нашей судьбе. Но нам даже предположить страшно, что настигшее возмездие, постигло нас именно из-за такой, когда-то совершенной, мелочи.

Слуга преисподней крикнул сегодняшней мятущейся душе Данилыча:

– Помнишь, ты подсунул бумагу этому парню, заведомо написав там ложь… Он подписал ее. Дааа! Именно той самой подписью ты заключил контракт с моим господином. Он ждет тебя!