Двойное сердце агента - Андрей Болонов Страница 41

– Тихо вы! – цыкнул подошедший Шатун и приказал распластавшемуся на земле антиквару: – Веди, показывай!

Антиквар, кряхтя и держась рукой за сердце, поднялся и повел бандитов к подъезду.

* * *

В квартире, где несколько минут назад хозяйничал человек в кепке, вспыхнул свет. Как только бандиты вместе с Олейниковым, ведомые антикваром, вошли в комнату, неожиданно прозвучал громкий окрик:

– Лицом к стене! Всех постреляю!

Бандиты в страхе замерли.

– Это Арон… попугай… Арон, Арон, Ароша… – забормотал антиквар и, подойдя к окну, отдернул занавеску.

На подоконнике в большой клетке с позолоченными прутьями, стоявшей на мраморном постаменте, переминался на жердочке серый жако.

– Дурак! Дурак! Дурак! – закричал попугай. – Всех постреляю! Лицом к стене!

– Твою мать, – сплюнул Шатун. – Чуть на понт нас не взял…

– Когда я его покупал… – извиняющимся тоном залепетал антиквар, – меня уверяли, что он двадцать лет прожил у самого Семен Михалыча Буденного.

– Значит, сикрет плейс у тебя тут, дядя? – спросил Кузя, подходя вместе с Потным к клетке.

– Простите, что? – переспросил антиквар.

– Тайник здеся? – сурово глянул на антиквара Потный.

– Да… под клеткой, – выдохнул антиквар и побледнел.

Потный поднял клетку. Под ней в мраморном постаменте скрывалась небольшая металлическая дверца. Потный ловко открыл ее ключиком.

Внутри тайника сверкнули золото-брильянты, Кузя заулыбался и потянул руку к тайнику.

– Граблю спрячь! – осадил его подошедший Шатун.

Он неторопливо стал вытаскивать из тайника содержимое и аккуратно раскладывать его на подоконнике. С каждым извлекаемым брильянтом, с каждым перстнем и колье, с каждой толстой пачкой рублей лицо антиквара бледнело все больше и окончательно стало походить на белый лист бумаги. Покачиваясь, он отошел в сторону и присел на стул. Последним Шатун вытащил из тайника толстенный бумажный конверт.

– Это что за бандероль? – поинтересовался он у антиквара, вскрыв конверт и с любопытством рассматривая зеленые банкноты.

Антиквар не ответил, он уже практически потерял сознание.

К Шатуну подошел Олейников, глянул на содержимое конверта и, улыбнувшись, объяснил моргающим от недоумения бандитам:

– Доллары. Американские деньги. Валюта…

– Грамотный, что ли? – просипел Потный.

– Видал… – кивнул Олейников.

– Сколько там? – спросил, повернувшись к антиквару, Шатун.

– Десять тысяч… десять тысяч долларов… – прохрипел, держась за сердце, антиквар.

– Откель? – поинтересовался Шатун.

– Вы мне не дадите мои капли, там на кухне в ящичке… – жалобно простонал антиквар. – Сердце у меня больное…

– Хватит арии петь! – огрызнулся Шатун. – Откуда валюта?

Антиквар вздрогнул, тяжело и быстро задышал, его глаза стали закатываться.

– Семен Аркадьевич, гляньте на него, – сказал Потный, – сейчас же окочурится.

– Ладно, – махнул рукой Шатун, – принеси его капли.

Шатун подошел к антиквару и шлепнул его ладонью по щеке:

– Ну? Откуда зюзи?

Антиквар открыл глаза.

– У меня знакомый один есть… – с трудом выговаривая слова, начал он. – Деньги большие водятся, хоть и на заводе работает. Узнал, что я филателией увлекаюсь, и попросил меня ему «Пропавшую деву» достать…

– Кого достать? – удивился Шатун.

– «Пропавшую деву», – продолжил антиквар. – Это редчайшая почтовая марка с изображением Святой Урсулы, середины прошлого века. Говорят, помогает владельцам избавиться от любых недугов, даже неизлечимых.

– А он, что же, долларами платил? – заинтересовался Олейников.

– Марок осталось всего несколько экземпляров, и все за границей, – пояснил антиквар. – Я через своих зарубежных коллег нашел одну. Должны были на следующей неделе привезти…

Из кухни вернулся Потный, держа в руках пузырек с каплями и стакан с водой, протянул антиквару.

– Так откуда у него валюта? – допытывался Олейников.

– Говорил, в Москве меняет, у Яшки какого-то… – сказал антиквар и, отмерив капли в стакан и сделав глоток, добавил: – И мне предлагал…

– Любопытно… – сказал Олейников. – А как звать-то этого любителя марок?

Антиквар раскрыл рот, чтоб ответить, но неожиданно захрипел, тело его охватили конвульсии, он обмяк и рухнул со стула на пол. Бурундук склонился над телом и пощупал пульс.

– Сожмурился, – авторитетно заявил он. – Инфаркт.

– А про цех-то мы его и не спросили… – разочарованно произнес Потный.

– Так… – сказал Шатун, оценивая обстановку. – Взяли все и рвем когти!

Бандиты быстро рассовали по карманам разложенные на подоконнике ценности и, прихватив еще пару шмоток с вешалки, выбежали из квартиры. Олейников, на секунду задержавшись, поднял с пола пузырек с лекарством, посмотрел его на свет и, аккуратно завернув в носовой платок, положил в карман.

* * *

Вернувшись в «сторожку», бандиты высыпали на круглый стол свой «улов» и принялись пересчитывать.

– Ну и чего с этой хренью делать? – философски изрек Шатун, вертя в руках пачку долларов. – Как эту зелень на нормальную капусту махнуть?

– В Москву надо ехать, – отозвался Олейников. – К этому, как антиквар назвал, к валютчику Яшке.

– Вот ты и прокатись в столицу, – хитро прищурившись, предложил Шатун. – Найди Яшку, махни этот фуфел американский на наши кровные. А мы пока здесь твой цех подпольный поищем.

– Анбиливыбел! Семен Аркадьевич, вы че, доверите этому анчутке наши мани? – вскричал Кузя и потянулся к пачке долларов. – Да я их лучше съем сейчас!

– Кегли спрячь! – хлопнул по рукам Кузю Шатун. – Он на деле уже заявился: змей напористый, это видно. Пусть еще интеллект покажет.

И Шатун, оставив Кузю с вытянутыми руками, подошел к телевизору, щелкнул тумблером и, опустившись в кресло напротив, выдохнул:

– Все! Все по хатам! А ты, – глянул он на Олейникова, – бери билет на завтра. Бабло с собой не таскай, вечером зайдешь…

* * *

Все познания Цибули в области конспирации ограничивались когда-то прочитанной книжкой, автора и название которой он не помнил, но в которой рассказывалось о том, как молодой Иосиф Сталин, тогда еще революционный боевик по кличке Коба, уходил после очередного ограбления банка, именуемого «экспроприацией», от царских жандармов и шпиков. Цибуля шел по улице, постоянно оглядываясь и переходя то на ту, то на другую строну, в попытке определить, нет ли за ним хвоста. В самом начале его пути одна деловитая тетка с пустой корзинкой в руках показалась ему весьма подозрительной. Тетка вышла из трамвая и неуклонно следовала за ним несколько кварталов. А казалось, могла бы проехать еще остановку, так нет – пошла пешком. «Очень подозрительно», – решил Цибуля и, быстро свернув в проулок, прижался к стене. Из-за угла появилась тетка. Увидев вжавшегося в штукатурку Цибулю, она вскрикнула, назвала его хамом и, отвесив звонкую пощечину, удалилась в противоположную сторону. Других «хвостов» не было. Правда, еще какие-то два мужика пошли за ним, когда он выходил из подъезда, но потом пропали куда-то…

Разглядывая номера домов, Цибуля дошел до нужного, свернул во двор к детской площадке и сразу заметил мерно покачивающегося на качелях Олейникова.

– Здравствуй, Петр! – приблизившись, прошептал заговорщицким тоном Цибуля.

– Здоро́во, дядя