Роберт Ладлэм - Директива Джэнсона Страница 45

— Бывает, бывает. Кто-то отстанет, решит погулять. Неужели вы думали, что вся группа не полетит домой из-за одного человека? Это же глупо, вы не находите?

— Ад и преисподняя, конечно, я вел себя как полный идиот! — воскликнул Джэнсон, добавляя в свой голос отчаяния. — Понимаете, думал не головой, а головкой.

— "А есть ли среди вас тот, кто без греха?" — как говорится в Священной книге, — ответил гид, смягчаясь. — Итак, повторите мне свою фамилию.

— Кавеноу. Ричард Кавеноу.

Джэнсону потребовалось просидеть в Интернет-кафе на улице Кибрис-Сехитлери целых двадцать минут, чтобы вытащить эту фамилию из списка турагентства «Холидей экспресс».

— Отлично. С Дики Кавеноу во время путешествия в Турцию происходит грязное приключение, преподающее ему урок чистоты.

Похоже, гид получал бесконечное удовольствие от издевательств над несчастным туристом, оказавшимся в таком положении, что ни о какой жалобе не могло быть и речи.

Джэнсон молча сверкнул глазами.

Мужчина с платиновыми волосами связался с измирским отделением турагентства «Томас Кук» и объяснил, в каком положении очутился его клиент, умолчав о самых интересных моментах. Дважды повторив по буквам фамилию, он еще десять минут оставался на связи, говоря все меньше и слушая все больше.

Наконец, тряхнув головой, он рассмеялся и положил трубку.

— Ха! Мне ответили, что вы два часа назад в составе группы прибыли в аэропорт Стэнстед.

— Матерь божья! — недоуменно вытаращился Джэнсон.

— Бывает, — философски заметил агент, упиваясь своим знанием жизни. — Бывает. В путевке говорится о том, что должна прибыть группа из двадцати человек, никому не хочется ворошить бумаги, поэтому компьютер считает, что все двадцать человек на месте. На регулярных авиалиниях ничего подобного не случится, но на чартерных рейсах все гораздо проще. Ох, только не передавайте начальству мои слова. «Низкие цены и высокий уровень обслуживания», — как мы любим повторять. Если бы компьютер был прав, вы бы сейчас уже сидели в своем магазине оптики в Аксбридже, а не бродили по этому чертову Измиру, гадая, доведется ли вам когда-нибудь вернуться домой к родному очагу. — Он искоса взглянул на Джэнсона. — Она хоть была хороша?

— Кто?

— Ну эта птичка. Хороша?

Джэнсон изобразил полнейший ужас.

— Видите ли, это и есть самое трагическое. Я сразу же отключился и ничего не помню.

Сотрудник турагентства сочувственно потрепал его по плечу.

— Надеюсь, в этот раз я смогу вам помочь, — сказал он. — Но помните, у нас пристойное агентство. Зарубите это себе на том, что у вас за ширинкой. Как говорит моя девчонка, следите за тем, чтобы не выколоть кому-нибудь глаз. — Он громко расхохотался, радуясь своей грубой шутке. — И вы еще торгуе-, те очками,черт побери!

— Мы предпочитаем называть наше заведение «центром зрения», — ледяным голосом ответил Джэнсон, входя в роль гордого владельца магазина. — Вы уверены, что у меня не будет никаких проблем в Стэнстеде?

— Именно это я и пытаюсь вам втолковать, — понизив голос, сказал директор тура. — Никаких проблем. «Холидей экспресс» позаботится обо всем. Вы меня поняли? Мы вам поможем.

Джэнсон с признательностью закивал. Однако он понимал, чем в действительности объясняется это неожиданное проявление альтруизма: нежеланием давать ход заявлению пострадавшего туриста. Хитрость Джэнсона, как и предполагалось, связала турагентство по рукам и ногам: его представители ввели в заблуждение пограничную службу Великобритании, официально сообщив, что некий Ричард Кавеноу, проживающий в Аксбрижде, в доме 43 по Калверт-лейн, прибыл в Соединенное Королевство. Единственный способ избежать тщательной проверки деятельности агентства, сопряженной с возможной потерей лицензии, заключался в том, чтобы посодействовать упомянутому Ричарду Кавеноу действительно прибыть в Соединенное Королевство, причем без ненужной бумажной волокиты, которая могла бы породить неприятные вопросы насчет небрежного ведения дел. Временные документы, которые выписал Джэнсону щуплый директор тура — «Срочная перевозка — сотрудник авиакомпании», — были довольно грубым средством, как правило, предназначавшимся для отправки больных, однако поставленную задачу они должны были выполнить. «Холидей экспресс» замнет это досадное недоразумение, и Дики Кавеноу к ужину уже будет дома.

Протягивая Джэнсону желтовато-оранжевые листки, директор тура фыркнул:

— Сразу же отключились и ничего не помните, да? Так горько, что хочется расплакаться, правда?

Небольшой чартерный самолет доставил их в Стамбул, где после двухчасового ожидания они пересели на большой чартерный лайнер, который должен был перевезти три экскурсионные группы агентства «Холидей экспресс» в аэропорт Стэнстед, расположенный в северном пригороде Лондона. В каждом месте пересадки мнимый Кавеноу размахивал своими желтыми листками, полученными в Измире, и сотрудники турагентства лично сопровождали его на борт самолета. Судя по всему, из центрального управления поступило распоряжение следить за этим остолопом в оба, иначе будет плохо.

Перелет продолжался три часа, и владелец магазина оптики из Аксбриджа, подавленный своим незапланированным приключением, держался замкнуто. Его несчастный вид сразу же обескураживал любые попытки завязать разговор. Те немногие, кто что-то слышал о случившемся, видели перед собой лишь угрюмого бизнесмена, дающего себе зарок оставить свои любовные похождения на Востоке.

Где-то над Европой Джэнсон, закрыв глаза, задремал, а затем даже позволил себе провалиться в сон, хотя он и знал, каких призраков прошлого это разбудит.

Это происходило тридцать лет назад, но это было сейчас. Это происходило в далеких джунглях, но это было здесь. Джэнсон вернулся после стычки у Нок-Ло и, не умывшись и не переодевшись, сразу же направился в палатку к Демаресту. Ему передали, что лейтенант-коммандер хочет немедленно его видеть.

В одежде, покрытой грязью и кровью, Джэнсон стоял перед Демарестом, задумчиво сидевшим за письменным столом. Из небольших колонок звучала средневековая хоровая музыка — чарующая своей простотой неторопливая последовательность звуков.

Наконец Демарест поднял взгляд.

— Ты понял, что там произошло?

— Сэр?

— Если для тебя в этом нет никакогосмысла, значит, это произошло напрасно. Но ты не захочешь жить в такой вселенной. Ты должен найти в случившемся какой-то смысл.

— Сэр, как я вам уже говорил, похоже, чарли нас ждали.

— По-моему, это очевидно, ты не находишь?

— Сэр, вы... вы... нисколько не удивлены.

— Удивлен? Нет. Это была моя гипотеза — предположение, которое я проверял. Но мне нужно было знать наверняка. Нок-Ло, помимо всего прочего, стал своего рода экспериментом. Планируя операции вместе с представителем армии Южного Вьетнама, какие последствия можно ожидать? По каким каналам информация попадает к повстанцам? Есть только один способ проверить догадку. И вот теперь мы кое-что выяснили. Перед нами враг, настроенный уничтожить нас, стереть с лица земли — настроенный сердцем, душой и телом. Ну а что на нашей стороне? Кучка попавших сюда неизвестно какими путями бюрократов, считающих, что они по-прежнему работают в Управлении ресурсами бассейна Теннесси[24]. Несколько часов назад, сынок, ты едва не расстался с жизнью. Чем был для тебя Нок-Ло, поражением или победой? Так сразу и не ответишь, правда?

— Сэр, на победу это совсем не похоже.

— Как я уже сказал, Хардэвей погиб потому, что был слабым. Ты выжил, как я и был уверен, потому что ты сильный. Сильный, каким был твой отец — если не ошибаюсь, он был во второй волне при высадке на Красный берег. Сильный, каким был твой дядя, скрывавшийся в лесах и оврагах Сумавы и убивавший офицеров вермахта из старого охотничьего ружья. Никто не сравнится с ними в безжалостности — с этими партизанами Восточной Европы. У меня у самого был такой дядя. Война показывает нам, кто мы такие, Пол. Надеюсь, сегодня ты узнал кое-что о себе. Кое-что такое, что я увидел в тебе еще в лагере Литтл-Крик.

Лейтенант-коммандер Алан Демарест протянул руку к затрепанной книге, лежавшей на столе.

— Ты давно перечитывал Эмерсона?[25] Хочу прочесть тебе один отрывок.

Он начал читать вслух:

— "Великий человек всегда хочет стать маленьким. Почивая на мягких подушках благоприятного положения, он засыпает. Но когда его толкают, мучают, бьют, у него есть шанс чему-то научиться: он должен шевелить мозгами, чтобы выжить; он набирается опыта; узнаёт о своем незнании; исцеляется от безумства тщеславия". По-моему, в старине Ральфе Уолдо что-то есть.

— Я с вами согласен, сэр.

— Поле боя — это также испытательный полигон. Это место, где человек погибает или рождается заново. И не отмахивайся от этих слов как от простого образного выражения. Ты никогда не говорил со своей матерью, каково ей было рожать тебя? Женщины постигают эту истину — для них их жизнь, жизнь их родителей, родителей родителей, жизнь всех людей на планете за десятки тысяч лет сосредоточивается в одном мокром, пищащем, трепещущем комке. В родах нет ничего красивого. Девятимесячный переход от наслаждения к боли. Человек рождается в море околоплодных вод, разорвавшихся тканей, кала, мочи, крови; и ребенок — это ты. Мгновение невыносимых мук. Да, роды — страшная штука, потому что именно боль — это то, что составляет их смысл. И вот я смотрю на тебя, заляпанного вонючими внутренностями другого солдата, гляжу тебе в глаза и вижу человека, родившегося заново.