Обманщики - Эван Хантер Страница 4

«Что ж, давай проверим и этого музыканта», - сказал Карелла.

* * *

«Я играю в «Ниночке» только в перерывах между выступлениями на дне ямы», - сказал им Сай Гендельман.

Они размышляли, что означает выступление на самом дне ямы.

«Оркестровая яма», - пояснил Гендельман. «Для мюзиклов в центре города, под сценой.»

Ему было лет двадцать или около того. Он носил длинные волосы, как анахроничный хиппи. Они могли представить его играющим на скрипке у театра в центре города, собирающим чаевые в тарелку на тротуаре. Уличный музыкант. Они также могли представить его в белой шёлковой рубашке с длинными рукавами и оборками, играющим на скрипке для пожилых людей в «Ниночке». Им было немного сложнее представить его в оркестровой яме на популярном мюзикле; с их зарплатой они редко ходили на спектакли со стодолларовыми билетами.

«Мне нравится работа в ямах», - сказал Гендельман. «Все эти симпатичные цыганки.»

Они снова запутались.

Говорил ли он сейчас о своей работе в «Ниночке»?

«Девушки из хора», - объяснил он. Мы называем их цыганками. Если сесть в оркестровую яму, то можно увидеть их платья до самого Мандерлея (вымышленное поместье из романа Дафны Дюморье «Ребекка» 1938 года – примечание переводчика).»

«Должно быть, интересная работа», - сказал Мейер.

«Если не быть осторожным, можно ослепнуть», - сказал Гендельман и усмехнулся.

Это навело их на мысль о том, почему они здесь.

«Макс Соболов?» - сказал Гендельман. «Грустный старый еврей.»

«Ему было всего пятьдесят восемь лет», - сказал Мейер.

«Бывают грустные старики, которым всего сорок», - философски заметил Гендельман.

«Вы никогда не размышляли о том, почему он такой грустный?» - спросил Карелла.

«У меня такое предположение, что это чувство вины. Мы, евреи, всегда чувствуем себя виноватыми, не так ли?» - сказал он Мейеру. «Но в случае с Максом это было действительно угнетающе. Я хочу сказать, что никто не ведёт себя так, как Макс, если только он не совершил что-то ужасное, о чём сожалеет. Никогда не улыбался. Даже не здоровался, когда приходил на работу. Мы только переодевались в костюмы... мы носим эти красные шёлковые рубашки с рюшами... (элемент декоративной отделки дамской одежды в виде присборенной, плиссированной или гофрированной полоски ткани или кружев, пришитой по центру её осевой линии – примечание переводчика).»

Итак, они решили, что белыми.

«... и обтягивающие чёрные брюки, чтобы старушки возбуждались, знаете ли. Затем он отправлялся делать своё дело. Он играл эту мрачную, задумчивую, цыганскую музыку. Что он и делал, надо сказать, великолепно.»

«Мы знаем, что он был классическим музыкантом.»

«Я этого не знал, но не удивлён. Где он выучился, вы знаете?»

«Школа Клебера.»

«Лучшая. Я не удивлён.»

«Этот ужасный поступок, что бы он ни совершил...»

«Ну, я просто предполагаю.»

«Он никогда не упоминал, что именно это могло быть?»

«Нет. Он никогда не говорил мне ничего подобного, понимаете, он никогда не говорил: «Боже, я так виноват и печален, потому что сбросил с крыши свою возлюбленную девушку», ничего подобного. Но в нём было это... это постоянное чувство вины. Вины и горя. Да. Горя. Как будто ему было очень жаль.»

«За что?» - спросил Карелла.

«Может быть, за себя», - сказал Гендельман.

* * *

Впервые Клинг позвонил ей из телефонной будки под дождём. Точнее, не из будки, а из одной из этих маленьких пластиковых раковин, когда вокруг него лил дождь. Сегодня он звонил из такой же будки, и от тротуара поднималась мерцающая волна жара, которую можно было видеть.

Он не разговаривал с ней уже шесть дней, но кто считал? Перейти от совместного проживания в одной квартире, его и её, поочерёдно, к простому молчанию - это очень серьёзный контраст. Он звонил ей в офис, надеясь, что не получит обычное медицинское меню, что медсестра не спросит его, где у него чешется или болит. Шэрин Кук была заместителем главного хирурга полицейского управления. Берт Клинг был детективом третьего класса. Достаточно большая разница. Неважно, что она была чёрной, а он - белым. И блондином, к тому же.

«Кабинет доктора Кука», - сказал женский голос.

Он звонил ей в центр города, в Даймондбэк, где у неё была частная практика. Её полицейский офис находился в Рэнкин-Плаза, за рекой. Его знали в обоих местах. Или, по крайней мере, раньше знали. Он надеялся, что она не распорядилась иначе.

«Привет», - сказал он, - «это Берт. Могу я поговорить с ней, пожалуйста?»

«Минутку, пожалуйста.»

Он чуть не сказал: «Дженни, это ты?» Он знал всех медсестёр. Но она всё не подходила. Он ждал. И ждал. От тротуара и улицы поднималось тепло.

«Алло?»

«Шэрин?»

«Да, Берт.»

«Как дела?»

«Хорошо, спасибо.»

«Шэр...»

Тишина.

«Я бы хотел увидеть тебя.»

Больше тишины.

«Шэр, нам нужно поговорить.»

«Я ещё не готова говорить», - сказала она.

«Шэр...»

«Мне всё ещё слишком больно.» Жара усиливается.

«Ты не знаешь, как сильно ты меня ранил», - сказала она. Где-то по улице проезжает пожарная машина. Ревёт сирена.

«Пожалуйста, не звони мне некоторое время», - сказала она.

На линии раздался щелчок.

Некоторое время, подумал он.

Он решил, что это обнадёживающий знак.

* * *

Алисия была уверена, что за ней кто-то следит. Она рассказала об этом своему боссу, который сказал, что она спятила. «Кому понадобилось следить за тобой?» - сказал он, что она сочла оскорблением. Что? Разве она была недостаточно красива, чтобы за ней следили?

Алисии было пятьдесят пять лет, она была высокой блондинкой, работающей в «Бьюти плюс» (которую они называли «Медовый расплав») с отличными ногами и прекрасной грудью, женщиной, которая не раз вызывала свист строителей на улицах этого прекрасного города, - так что же имел в виду Джейми, делая своё замечание? Кроме того, за ней следили, в этом она была уверена. Она осмотрела улицу вдоль и поперёк, как только вышла на тротуар в пятницу вечером.

Компания «Бьюти плюс» располагалась в двадцатисеми-этажном здании на Твомбли-стрит в центре города. Подразделение «Глянцевые ногти» располагалось в восьми офисах на семнадцатом этаже здания. Из этих офисов каждый будний день выходили двадцать два торговых представителя «Бьюти плюс», которые, как надеялись в «Бьюти плюс», будут активно продавать их средства по уходу за ногтями в четырёх с лишним тысячах маникюрных салонов по всему городу. Алисия написала отчёт за день к четверти пятого, сказала Джейми Дьюсу, что надеется, что сегодня за ней больше не будут следить