Дик Фрэнсис - На полголовы впереди Страница 18

— Спасибо, — сказал я. — Я Тор Келси.

Он мгновенно перевел взгляд на меня и едва удержался от смеха.

— Когда Вэл мне об этом рассказывал, я ему с трудом поверил.

— Филмер здесь? — спросил я. — Да. Прибыл на обед.

— Хорошо, — сказал я. — Еще раз спасибо.

Я кивнул, отошел от него и купил себе программку, а когда через секунду-другую оглянулся, он уже исчез.

Ипподром был полон, и везде были расклеены плакаты, возвещавшие о предстоящем отправлении Великого трансконтинентального скакового поезда.

Ради экономии места везде было написано просто: «День Скакового поезда». В программке была напечатана великолепная цветная фотография поезда, мчащегося через прерию. Повсюду мелькали красные и белые майки с надписью «Скаковой поезд», лошадиной головой и локомотивом на груди, флаги, платки и бейсболки с такой же надписью. А несколько молодых женщин с лентами через плечо, на которых было написано: «Поддержим канадский скаковой спорт!» — раздавали информационные листовки. Рекламная фирма хорошо позаботилась о том, чтобы об этом событии знали все, подумал я.

Филмера я увидел только перед самым заездом, который так и назывался: заезд на приз Скакового поезда Жокейского клуба. Я успел прочитать в программке информацию о лошадях, участвовавших в заезде, и об их владельцах и обнаружил, что, хотя все владельцы числились в списке пассажиров, ни одной лошади с поезда заявлено не было. В Виннипег и Ванкувер они должны были прибыть свежими.

Филмер среди владельцев в программке назван не был, но миссис Даффодил Квентин была, и, когда она спустилась вниз, чтобы посмотреть, как седлают ее скакуна, Филмер был с ней, предупредительный и улыбающийся.

Даффодил Квентин оказалась дамой средних лет, с ярко накрашенными губами и пышной копной светлых кудряшек. На ней было черное платье, а поверх него — накидка из полосатой шиншиллы. Многовато меха для такого теплого дня, подумал я.

На то, чтобы опознавать остальных владельцев, времени почти не осталось: со всеми формальностями перед заездом было покончено гораздо быстрее, чем в Англии. Но Мерсера Лорримора я все-таки высмотрел.

Мерсер Лорримор, звезда светских журналов, проявил лояльность и выставил на заезд двух лошадей. Человек среднего роста, среднего сложения и средней полноты, он выделялся среди других главным образом своей аккуратно подстриженной и причесанной седой шевелюрой. Лицо у него было неглупое и добродушное, и со своим тренером он разговаривал любезно.

Рядом с ним стояла худощавая холеная женщина, видимо, его жена Бемби, и тут же находились высокомерный молодой человек и надутая девушка-подросток. Вне всякого сомнения, их сын и дочь — Шеридан и Занте.

Перед трибуной словно взметнулся в воздух радужный пух одуванчиков это жокеи взлетели в свои крохотные седла, и их худые фигуры заколыхались в такт грациозному шагу породистых скакунов. Потом, на дорожке, когда лошади пойдут рысью или галопом, они будут стоять в стременах — так удобнее, меньше ощущается тряска, — но сейчас, на пути к старту, они лениво раскачивались в седлах, словно это был караван верблюдов. Я всегда любил смотреть на жокеев, мне это никогда не надоедало. Я люблю лошадей — этих рослых, прекрасных животных с их крохотным мозгом и всемогущими инстинктами, и везде, куда бы меня ни заносило, я всегда чувствовал себя как дома, ухаживая за ними, разъезжая на них и глядя, как они, встрепенувшись, выкладываются до предела в скачке.

Цвета Лорриморов были поистине канадскими — ярко-красный и белый, как на флаге с кленовым листом. Цвета Даффодил Квентин — бледно-голубой и темно-зеленый — выглядели намного скромнее, чем сама хозяйка.

Она, Филмер и все остальные владельцы поднялись на крытую трибуну, чтобы смотреть заезд, а я спустился к дорожке, чтобы, дождавшись финиша, увидеть вблизи, как скакуна-победителя будет встречать его счастливый владелец.

В заезде на полторы мили участвовали четырнадцать лошадей, и о том, в какой они форме, я не знал ничего, если не считать информации, почерпнутой из программки. В Англии все, что происходило на ипподроме, было мне понятно, словно передо мной лежал крупномасштабный план города, где мне знакомы каждая улица, каждый переулок, каждый поворот. Я знал, кто известен публике, на кого и против кого она будет ставить, кого она обожает. В Канаде же я как будто лишился радара и чувствовал себя слепым.

Финиш заезда на приз Скакового поезда оказался достаточно драматическим, чтобы порадовать сердца членов Жокейского клуба Онтарио, и сопровождался ревом и ободряющими выкриками с трибун. Мимо красно-белого фаворита, принадлежавшего Лорримору, на последних метрах с быстротой молнии пронеслось что-то зелено-голубое, и на трибунах вместо радостных криков там и сям послышалось недовольное ворчание.

Даффодил Квентин спустилась вниз и прошла мимо меня — раскрасневшаяся от волнения, вся в облаках меха и густого мускусного аромата. Кокетливо потупившись, она выслушала комплименты и получила приз, а Филмер, не отходивший от нее, галантно поцеловал ей ручку.

«Непойманный убийца целует ручку неразоблаченной мошеннице, — подумал я. — Как мило».

Вокруг них жужжали телекамеры, а фотовспышки затмевали солнце.

Мне попался на глаза Билл Бодлер, который стоял с недовольным видом.

Я знал, что сказал бы сейчас Джон Миллингтон. «Смотреть тошно», — сказал бы он.

Глава 6

Вечером в субботу и ранним утром в воскресенье я укладывал вещи в новый чемодан, привезенный из Англии, и большую спортивную сумку, купленную в Торонто. В чемодан я сложил костюм, в котором собирался изображать богатого молодого владельца, кашемировый пуловер и парадные сорочки, а в сумку — новую одежду более молодежного стиля, которую Томми будет носить в свободное от работы время: джинсы, футболки, мохнатую фетровую шляпу и тренировочный костюм. Скандинавский свитер, в котором я ездил на «Вудбайн», я спрятал в чемодан — на случай, если он запечатлелся у кого-нибудь в памяти, и надел темные брюки, рубашку с открытым воротом и короткую темно-синюю куртку на «молнии» с голубыми полосами вокруг талии и на рукавах.

Дорогие коричневые туфли богатого молодого владельца пришлось убрать.

Следуя указаниям отдела форменной одежды, Томми предстояло носить новые, хорошо начищенные черные с черными же носками.

В сумку Томми попали бинокль-фотоаппарат и щипцы для завивки волос (на всякий случай), а фотоаппарат в виде зажигалки я всегда носил в кармане. Кроме того, Томми достались предназначенные для богатого молодого владельца бритва и зубная щетка, а также его нижнее белье, пижама и запас фотопленок. К чемодану, где лежал мой паспорт, был прикреплен ярлык «Мерри и компании» с адресом отеля «Четыре времени года» в Ванкувере, а на сумке никаких ярлыков не было.

Когда все было готово, я позвонил в Англию генералу Кошу и рассказал ему про Даффодил Квентин и про трогательную сценку у финиша. — Черт! — сказал он. — Ну почему всегда так получается? Выигрывает абсолютно не тот, кто должен выиграть!

— Публику это, по-моему, не слишком огорчило. Лошадь была третьим фаворитом, на нее очень неплохо ставили. Остальные владельцы, видимо, против Даффодил Квентин ничего не имеют, — конечно, они могут и не знать о гибели трех ее лошадей. Они наверняка примут в свой круг и Филмера — вы же знаете, как благопристойно он может выглядеть, а слухи о его процессе вряд ли привлекли здесь большое внимание: ведь суд закончился, едва успев начаться.

Филмер с Даффодил уехали со скачек, по-видимому, в ее автомобиле, с шофером.

— Жаль, что вы не смогли поехать за ними.

— А я поехал — в прокатной машине. Они приехали в отель, где остановились Филмер и все остальные владельцы с поезда, и отправились в бар выпить. После этого Даффодил уехала в своем «Роллс-Ройсе», а Филмер пошел наверх. Я ничего особенного не заметил. Вид у него был спокойный.

— Вы уверены, что они не обратили на вас внимания в отеле? — спросил бригадир.

— Совершенно уверен. В этом отеле холл величиной с вокзал. Там сидели и ждали кого-нибудь десятки людей. Ничего трудного.

Нетрудно было и проследить за ними по дороге с ипподрома. Когда я подошел к тому месту, где мой шофер поставят машину, мне было хорошо видно, как вдалеке, у самого выхода, Филмер с шофером бережно усаживают Даффодил в ярко-синий «Роллс-Ройс». Мой шофер, удивленно подняв брови, но не задавая никаких вопросов, согласился не терять «Роллс-Ройс» из вида и без труда ехал за ним до самого города. В отеле я щедро расплатился с ним наличными, отослал его и вошел в огромный холл как раз вовремя, чтобы увидеть, как спина Филмера скрылась в дверях полутемного бара.

Никаких важных результатов это не принесло, но мне нередко приходилось проводить так целые дни, а заметить что-то необычное, когда оно случается, можно, только если знаешь, как все идет обычно.