Опасные тени прошлого - Елена Владиславовна Асатурова Страница 26

Обман мой раскрылся неожиданно: районная газета напечатала репортаж о соревнованиях, на которых я занял первое место. И даже разместила большое цветное фото победителей. Каким образом эта газета попала на глаза моим родителям, неизвестно, но скандал разразился нешуточный. Отец метал громы и молнии, обвиняя меня во лжи и неумении правильно организовать свою жизнь, мама демонстративно капала в стакан успокоительное. А я-то надеялся, что они хоть немного порадуются моим спортивным успехам и разрешат посещать секцию дальше. Однако мне грозил чуть ли не домашний арест.

А вскоре произошла очень неприятная история. Кто-то написал жалобу на тренера по самбо о каких-то незаконных поборах с подопечных и их родителей, об уклонении от налогов и махинациях с лицензией. Всех моих товарищей по команде опрашивал следователь, меня же никто никуда не вызывал. И я отправился к нему сам. Он был удивлен моим визитом и сказал, что все равно не может говорить со мной без родителей или педагога, да и расследование уже практически завершено, дело скоро передадут в суд.

На следующий день я пришел снова с нашей учительницей по английскому, которая согласилась меня сопровождать. Следователь был вынужден записать мои объяснения, опровергающие обвинения в адрес тренера, потом попросил подождать в коридоре, чтобы поговорить с учительницей. Воспитание не позволяло мне подслушивать, но дверь была закрыта неплотно, голоса долетали до меня.

– Не знаю, что и делать с этими показаниями, – жаловался следователь Кларе Яковлевне, – ведь заявление на тренера написал Савельев Анатолий Александрович…

Разговора с отцом у меня не получилось: он просто отказался обсуждать случившееся, кричал, что будет жаловаться на бездарного следователя, а заодно и на учительницу, а через пару дней улетел на зарубежный симпозиум. Дело, видимо, как-то замяли, но тренера все равно уволили, а секцию самбо закрыли. Именно в те дни я сделал свой выбор и начал усиленно готовиться к поступлению на юридический.

С отцом я старался не разговаривать, а мама, хоть и жалела меня, все равно во всем ему поддакивала. Атмосфера в доме была удушающей и нервозной. Решив окончательно вырваться из-под родительской опеки, после выпускного я вместо приемной комиссии отправился в военкомат. Отношения с родителями испортились окончательно, и теперь я лишь по праздникам ограничивался формальными поздравлениями и иногда справлялся у мамы об их здоровье…

Сегодня, в воскресенье, я собирался провести день на берегу Волги, но надвигающаяся гроза спутала все планы. Что ж, домашние дела тоже сами не сделаются, нужно убрать свою «берлогу». Мой одноглазый друг всячески старался помочь: гонял по полу бумажки, цеплялся за веник и пытался что-то выловить в ведре с водой.

Закончив с наведением порядка, мы с Нельсоном пообедали: я – сосисками с гречневой кашей, кот – любимым паштетом из индейки. И потом улеглись на диван отдохнуть. Мой пушистый помощник сразу задремал, а я решил заглянуть в лэптоп и проверить почту. Пришел отчет от оперативника по результатам наблюдения за Борисом Левандовским. Мне не понравилось, что вчера он опять встречался с Деминой и они провели вместе вечер. Внимание поляка к ней становилось назойливым. Я гнал от себя мысли о том, что оно продиктовано его интересом не к реставрационным работам, а к самой Кире. Вот и появился повод еще раз пообщаться с девушкой – узнать подробнее, чего хочет этот приезжий красавчик.

Я решительно набрал ее номер и сослался на срочную необходимость задать пару важных вопросов. Кира была занята и еще сердита на меня, это чувствовалось по сдержанному тону. Но все же пригласила меня зайти через пару часов, когда она освободится. Нельсон, которого я от радости подхватил на руки, понимающе взглянул на меня одним глазом и громко мяукнул. Я счел это его согласием провести вечер в одиночестве.

На улице стемнело и остро пахло озоном – верная примета скорой грозы.

«Прогулка пешком отменяется», – подумал я, и в этот момент громыхнуло, сверкнуло и полился дождь. Я едва успел укрыться в своем стареньком «Вольво», припаркованном, к счастью, прямо во дворе. Несколько шагов от машины до Кириного подъезда я бежал уже по лужам и чуть не вымок до нитки. На площадке было темно, свет почему-то не горел. На мои звонки никто не отреагировал, за дверью была тишина. Может быть, Кира еще в мастерской и не слышит? Я решил постучать, – вдруг так будет лучше слышно – и дверь поддалась и открылась. В тот момент, когда я перешагнул порог квартиры, где-то в глубине глухо стукнула другая дверь.

«Ну точно, Кира в мастерской, – подумал я, – возможно, это опять поляк у нее в гостях, и она решила выпустить его через другой выход, чтобы мы не встретились?»

С этими мыслями, окликая хозяйку, я прошел через гостиную в мастерскую. И на секунду замер. Такую картину я уже видел недавно. На полу среди осколков без движения лежала девушка, а вокруг ее головы растекалась лужа крови.

Только сейчас это была Кира…

Серафима Лаврентьевна Решетова

28 мая 2017 года

За окном больничной палаты, небольшой, но вполне комфортабельной, над зеленеющим вдали лесом собирались темные, цвета асфальта, грозовые тучи.

«Вот и первая майская гроза, – подумала Серафима Лаврентьевна. – То-то так ломит суставы… Да, сдала ты, Сима, и так не вовремя».

Дрожащей рукой старушка расправила на коленях белый конверт без марки, без обратного адреса – только ее фамилия в верхнем углу. Его принесла сегодня после обеда дежурная медсестричка Раечка вместе с пакетом, полным фруктов и дорогих конфет. Серафима решила было, что это внучка не послушалась и все-таки приехала, чтобы передать гостинцы. Но записка, вложенная в конверт, была написана незнакомым, крупным и угловатым почерком. Она перечитала ее уже несколько раз, заучила наизусть, но никак не могла до конца поверить в то, о чем в ней говорилось.

«Уважаемая Серафима Лаврентьевна! Вы должны знать, что ваш единственный брат, Стефан Попов, не погиб в лагерях. Он выжил, обзавелся семьей и скончался только в январе 1980 года при трагических обстоятельствах. До последнего дня он вспоминал о вас. У Стефана остались наследники, ваши кровные родственники. Разные обстоятельства помешали им найти вас раньше. Но, надеюсь, скоро вы сможете увидеть и обнять друг друга. Об этом письме лучше пока никому не говорить, чтобы ваша встреча не сорвалась.

Ваш доброжелатель».

К записке была приложена небольшая черно-белая фотокарточка, на которой крупный бородатый мужчина в рабочей одежде держал за руки двоих детей. Что-то виделось неуловимо знакомое