Елена Ханга - Третье пророчество Страница 29

– Тебе бы, Воронцов, в разведке работать. Зарываешь таланты в землю.

Сам Воронцов эту свою способность ни каким-то особенным даром, ни талантом не считал. И в самом деле, чужие мысли он не считывал, свои тоже на расстоянии не внушал, цвета и цифры «сквозь стену» угадывать не мог, что ж тут было удивительного? А то, что он так хорошо чувствовал, что происходит в данный момент с другими людьми, – так Воронцов полагал, что это естественная человеческая способность, пользоваться которой может любой из нас. Нужно быть лишь чуть-чуть повнимательнее друг к другу. И тогда можно запросто настроиться на волну другого человека, как будто это радиоволна, а потом, если прием нечеткий – слабый сигнал или слишком много помех, – нужно лишь подкрутить поточнее шкалу настройки, чтобы поймать именно ту частоту, на которой сейчас живет этот другой. Вот и все, никакого волшебства.

Как раз сейчас Андрей Потоцкий мысленно «подкручивал шкалу настройки», пытаясь точнее понять, что за излучения исходят от Эрика Густавссона. Наверное, это и сыграло решающую роль в дальнейшем развитии событий. Что-то вдруг случилось. Что-то совсем еще непонятное, но очень важное.

Это произошло, когда машина повернула с бульвара в сторону центра. Швед машинально подался к окну и быстро посмотрел куда-то наверх. В принципе ничего особенного. Так ведут себя миллионы пассажиров в автомобилях. Время от времени они смотрят в окно и что-то там разглядывают. Но почему именно в этот момент сердце у Потоцкого вдруг забилось быстро-быстро, а в сознании вовсю прозвучал сигнал тревоги? Как в детской игре «холодно-тепло-горячо». Вот сейчас как раз стало горячо.

Похоже, в это мгновение Эрик Густавссон совершенно забыл про Потоцкого, он вообще про все забыл, настолько ему нужно было посмотреть куда-то. Правда, швед сразу же вспомнил про своего русского спутника и скосил на него осторожный взгляд. Все это были даже не секунды, а какие-то доли секунд. Хотя это если наблюдать со стороны. Для Потоцкого время почему-то шло очень медленно, за доли секунд он успевал продумывать целые фразы, ставить вопросы и отвечать на них.

«Карл-Густав-Вейе, дом сорок семь, – запомнил Потоцкий, быстро глянув на табличку. – Запишем, что именно здесь с герром Густавссоном случилось нечто странное». По-видимому, именно здесь находилось что-то или кто-то очень важный для герра Густавссона. Скорее всего он посмотрел на верхние этажи небольшого дома, стоявшего на углу Карл-Густав-Вейе. Скорее всего так и было...

17

– Подумать только, во что превратилась эта деревня, – неодобрительно проворчал Густавссон, пока они с Потоцким прогуливались по центральным улицам Осло.

– Вам не нравится? – удивился Потоцкий, разглядывая рекламу концертов мировых звезд и международных конференций, которые на этой неделе проводились в норвежской столице.

– Во мне говорит шведский империализм, – грустно признался Густавссон.

– Надо полагать, у вас и ко мне сохранились претензии по поводу Полтавской битвы.

– Очень может быть, – без тени улыбки сообщил швед.

– А не нужно было к нам лезть со своими крестовыми походами, – вежливо напомнил Потоцкий.

– Мы, может быть, хотели вам помочь. Принять, так сказать, в лоно цивилизации, – охотно поддержал дискуссию Густавссон.

– Надо было сначала спросить, хотим мы в ваше лоно или нет. Повежливее надо было с другими державами. А то возомнили себя великим государством... И чем все закончилось?

– Ой, кто бы говорил! – хмыкнул Густавссон.

– В русском языке есть подходящая поговорка! В таких случаях говорят: «Чья бы корова мычала...», – постарался как можно правильнее перевести на английский Потоцкий.

– Какая корова? – растерянно спросил швед.

– Не какая, а чья, – поправил Потоцкий. – Так и говорят: «Чья бы корова мычала...»

Пару минут Густавссон сосредоточенно думал, а потом рассмеялся.

– Хорошая шутка, – сказал он и тут же спросил: – А чья корова?

– Ладно, не будем про корову, – вздохнул Потоцкий. – Куда вы меня притащили?

– Раз уж вы попали в Норвегию, хочу провести для вас обзорную экскурсию...

– Послушайте, Эрик. Мы, кажется, приехали сюда по делу, достаточно для меня важному, – не без раздражения сказал Потоцкий. Он даже остановился. – Я полагал, что речь идет о сделке, важной и для вас...

Густавссон внимательно наблюдал за его маленьким гневным монологом. «Похоже, он не так доверяет мне, как в начале нашего знакомства», – понял Потоцкий.

– То есть вы не хотите посмотреть на вечерний Осло? – печально уточнил швед.

– Нет, я не хочу смотреть... – начал было Потоцкий, подпустив еще больше раздражения, как вдруг взгляд его случайно остановился на рекламном стенде, афиша которого сообщала об одном из сегодняшних концертов в Осло. – Я не хочу смотреть на вечерний Осло, я хочу воспользоваться случаем и попасть на концерт Бонн Тэйлор, – на ходу поправился Потоцкий. По реакции Густавссона было понятно, что он был готов к любому повороту событий, но только не к этому. Швед изумился пожеланию Потоцкого с такой обезоруживающей растерянностью, что тот даже на мгновение его пожалел.

– Тэйлор?! – переспросил Густавссон с изумлением и тут же перевел глаза на афишу, висевшую перед ними. Он так и готов было спросить, а при чем здесь Тэйлор, черт побери, – но сдержался.

«Потом узнаешь, при чем здесь Тейлор!» – злорадно сказал про себя Потоцкий, радуясь смятению, в которое он неожиданно поверг противника.

– Но концерт начинается уже через час... – озабоченно пробормотал Густавссон, читая афишу. – Не знаю, будут ли билеты... Я совсем не знаю, насколько Бони Тэйлор сегодня популярна...

– Очень популярна, – мстительно сообщил Потоцкий.

– Хотя в «Плазе» большой концертный зал, но...

Швед посмотрел на Потоцкого и увидел перед собой капризного ребенка с плакатом «Ничего не знаю! Хочу на Бони Тэйлор!».

– Может быть, лучше в оперу? – жалобно предложил Густавссон.

– К черту оперу! – сплясал на его костях Потоцкий. – Представляю, какая опера в этой норвежской деревне!

– Или что-нибудь национальное? – попробовал швед последний шанс.

– Бони Тэйлор, – с садистской интонацией произнес Потоцкий и оскорбленно замолчал.

Густавссон раскрыл свой коммуникатор и уже влез в Интернет. Через несколько секунд лицо его прояснилось.

– Все в порядке, – доложил он довольным голосом, нажимая клавиши коммуникатора. – Я купил нам два билета...

Потоцкий одобрительно улыбнулся.

– Судя по всему, ваша Тэйлор не так уж и популярна в Норвегии, – ехидно хмыкнул швед, складывая коммуникатор и убирая его к себе в карман. – Признаться, я не понимаю, что вы в ней нашли.

«Еще поймешь!» – злорадно подумал Потоцкий и вслух сказал:

– Обожаю блондинок с низким хриплым голосом.

– Боже мой! – покачал головой Густавссон, изображая притворный ужас.

Идея отправиться на концерт британской певицы, бывшей яркой звездой в восьмидесятых, но уже давно скатившейся с небосклона, показалась Эрику Густавссону довольно экстравагантной. Забавно, но этот неожиданный каприз русского даже вызвал у Густавссона плохо объяснимую симпатию и заставил его несколько смягчить свое настороженное к нему отношение. Хотя, конечно, туманная информация, полученная у двойного агента Мартинеса, внушала тревогу. «Получается какая-то мерцающая фигура. Вроде он есть, а вроде его и нет...» – вспомнил швед слова фэбээровца. «И за что только мы платим этой латиноамериканской свинье?! – зло подумал Густавссон. – Вот за такие „точные“ сведения – мерцающая фигура, то ли есть, то ли нет...» На самом деле как раз эта неопределенность Густавссона и пугала.

Пока русский гость на соседнем кресле в зале «Плазы» наслаждался хриплым голосом Бони Тэйлор, у шведа была возможность немного поразмышлять. Первоначальная информация об Андрее Потоцком появилась у Международного бюро научно-технических исследований от итальянца Джузеппе Торно.

С самим Торно у Бюро завязались деловые отношения еще в конце восьмидесятых годов. Все началось с сенсационной публикации американца Винсента ла Висты, который сразу после войны работал дипломатом в Риме. Вернее сказать, он работал под дипломатической крышей на Управление стратегических служб США, которое стало прародителем Центрального разведывательного управления. Еще в сорок седьмом ла Виста подготовил для своих начальников секретный доклад, в котором говорилось, что Ватикан имел непосредственное отношение к операции Odessa, – в ходе этой тайной нацистской операции в конце Второй мировой была «прорыта» так называемая крысиная тропа, по которой от победителей ускользнули тысячи важных чинов СС и других важных в Третьем рейхе личности. Крысиная тропа шла из Европы в двух направлениях – в Латинскую Америку, куда «крысы» транспортировались преимущественно нацистскими подводными лодками, а также на Ближний Восток.