Юлия Латынина - Промзона Страница 42

Вернувшись, Горный обнаружил, что вице-президент АМК ему не соврал:

«Росинку» проверяли вот уже третий день; проверка началась в пятницу, когда Горного не было в пределах досягаемости, и вели ее те же чекисты, которые несколько месяцев назад выгнали арендаторов из приглянувшегося полпреду здания.

Это было плохо. Хотя формально все бумаги «Росинки» были в порядке, и каждый грамм золота, по документам, был сдан в ее мастерские частными владельцами золотых колечек и наследственных цепочек.

Афанасий Горный принадлежал к почти исчезающему в новой России типу бизнесменов.

Он родился в 1938 году в колхозе под Архангельском. Бог его знает, какими путями — но сельский паренек сумел вырваться из колхоза, обзавестись паспортом и на пятерки закончить авиационный институт. На авиационном заводе в Комсомольске, куда он попал по распределению, Горный быстро осилил ремесло снабженца, затем перебрался в Министерство гражданской авиации, а к 1980 году он возглавлял сеть зарубежных представительств «Аэрофлота».

Представительства эти были ни чем иным, как шпионскими конторами, через которые финансировалась деятельность российской разведки и братских спецслужб, и понятно, что на такой должности никто, кроме матерого кагебешника, сидеть не мог. Горный и вправду был кагебешником, не менее, чем полковником, но где и в какой период своей жизни он отучился в соответствующих учреждениях, понять было трудно.

В 1983 году, через месяц после прихода к власти Андропова, одного из курьеров «Аэрофлота» сняли с токийского рейса. В дипломате курьера нашли полтора миллиона долларов.

Само по себе это не было неожиданностью: система курьеров и создавалась под перевозку иностранной валюты, — для помощи братским компартиям, как уже отмечалось. Проблема была в том, что валюта в чемодане курьера братским компартиям предназначена не была. Более того — это вовсе не была государственная валюта.

Курьер сдал начальника отдела, начальник отдела сдал начальника управления, а тот, в свою очередь, сдал Афанасия Горного, полковника КГБ, через которого проходила половина денег на нужды Западной Европы.

И тогда выяснилось, что сеть, обустроенную в целях свержения мирового империализма, полковник Афанасий Горный использовал в интересах черного рынка.

Именно через Горного цеховики, валютчики и хлопкобароны Средней Азии гоняли доллары за рубеж. Горный был мозгом и центром всей схемы. Он оперировал суммами, которые вызвали бы уважение даже у «Меррилл Линч». Он знал всех: от восточных партийных функционеров, лопавшихся от жира, долларов и хлопка, до поджарых северных цеховиков.

Афанасий Горный выполнял роль Центрального Банка для российского валютного рынка.

Он не сдал никого.

Горного судили и обещали ему вышку, но пока шло следствие, Андропов умер, и Горному дали пятнадцать лет строгого режима. Его отправили в лагерь в Хабаровском крае. Через два дня после того, как Горный оказался в лагере, туда прилетел вертолет. Из вертолета высадился начальник краевой милиции, краевой прокурор и второй секретарь крайкома. Второй секретарь крайкома вызвал к себе начальника лагеря и попросил его накрыть стол и позвать к столу Афанасия Горного. Три высоких чиновника решили засвидетельствовать почтение другу своих друзей.

Горный вышел на волю в 1993 году Он много повидал в лагере и еще больше повидал в годы дикой приватизации. Он был уже стар; он не так любил воевать, как молодежь, и он знал, что во время войны люди слишком часто предают друг друга. Сам он ни разу не предал никого, и в конечном итоге считал, что только поэтому остался жив.

Горный не сразу сорвался с места, получив отчет от сотрудников. Он не спеша принял душ, разделал с охранником дичь, и снова помылся. Потом он надел деловой костюм, повязал галстук от Бриони, и поехал к Фаттаху Олжымбаеву, вице-президенту группы «Сибирь».

Когда он приехал в Черловск, было уже около одиннадцати вечера. Фаттаха Горный застал в его новом ночном клубе в окружении стайки отлучившихся от шеста девиц. Девиц Горный прогнал одним движением руки; взял стул и сел напротив Фаттаха.

— У меня проблемы, — сказал Горный, — на «Росинке» и на заводе. Думаю, что Черяга будет банкротить завод.

— Тихвинский, что ли? — уточнил Фаттах. Тихвинский машиностроительный завод был монополистом по изготовлению железнодорожных костылей и основой Горныйского бизнеса на железнодорожных зачетах.

— Да.

— Ну так продай его нам.

— Не понял.

— Что ж тут непонятного? Зачем я буду защищать твой завод? Ты, Афанасий, определяйся, с какой ты стороны. А то ты хочешь, чтобы мы решали твои проблемы, — а что мы получаем взамен?

Горный помолчал.

— Это не вы решаете мои проблемы. Это я решаю ваши. Костя меня просил…

— Погоди! Что значит — наши проблемы? У тебя отбирают бизнес, железную дорогу. Это твои проблемы, мы завтра пойдем и вон, через полпреда все будем возить. У нас сейчас убытки, потому что мы возим через тебя, а через тебя дороже. Твой бизнес только нами держится, и ты его хочешь сохранить как свой бизнес?

— Фаттах, Степан мне обещал…

— Да что Степан понимает в бизнесе! — резко сказал Фаттах.

Горный молча поднялся и покинул казино.

Понедельник начался для Сергея Ахрозова с очередной склоки. С утра не было начальника ремонтного цеха — сучонок вчера напился и сорвал совещание, ночью кто-то разорил оставленный без присмотра БелАЗ, и вдобавок от энергетиков пришло очередное письмо, в максимально хамских выражениях утверждавшее, что комбинат просрочил платежи за электроэнергию аж на два дня.

Ахрозов созвал совещание и велел ни с кем не соединять, а когда совещание кончилось, оказалось, что ему звонил мэр и что Люба этого не передала.

Ахрозов вызвал Любу в кабинет и начал на нее орать.

— Какого…? — орал Ахрозов, — есть список людей, с которыми я разговариваю при любых обстоятельствах! Ну и что, что никого не соединять? К Аркадьеву это не относится! Как можно так работать?

С крупного продолговатого лица Любы уже готовы были сорваться первые слезы.

— Почему в предбаннике все время накурено? — продолжал Ахрозов, — Что значит, — я запретил отлучаться с рабочего места? Ты бы еще на рабочем месте еб…

В этот момент раздался осторожный стук в дверь, створка ее приотворилась, и в кабинет просунулась мордочка Насти.

— Ой, Сергей Изольдович, — сказала она, — а вы заняты? А то мне сказали, что вы заняты…

Ахрозов покраснел, и непроизнесенное окончание фразы застряло у него в глотке.

— Ладно, Люба, иди, — сказал он.

— А вы?

— А я девушке обещал комбинат показать, — сказал Ахрозов.

Люба сглотнула слезы и вышла, стараясь не смотреть на молодую сестренку начальника службы безопасности.

Экскурсия вышла интересной, потому что жизнь для Насти вообще была интересная штука. Сначала машина долго-долго ехала между белых барханов, которые изумительно подошли бы для съемок фантастического фильма, — это были отвалы комбината.

Отвалы, перерезанные следами грузовиков, простирались на несколько километров, время от времени на пути возникали насосная станция или линия электропередачи, и тогда Ахрозов вылезал из машины, заходил на станцию и придирчиво инспектировал каждый гвоздь. При виде его рабочие немедленно принимались работать, и Ахрозов тут же начинал кричать.

На самом комбинате шум был ужасный. Гигантские мельницы вращались, как колеса судьбы, железные поручни над железным полом были покрыты жирным черным осадком, и когда Ахрозов зашел на склад, рабочие бросились тушить на складе свет.

— Раньше надо было экономить свет, когда я не пришел, — сказал Ахрозов, — а теперь что? Я вон человеку хочу склад показать.

Но, против обыкновения, не ударил мастера и даже не выругал его.

Потом завод кончился и началась природа. Черный джип Ахрозова миновал карьеры и железнодорожную станцию, и наконец поехал вдоль неширокой в этих местах Туры. Река текла в глубоком овраге, обросшем со всех сторон кустами и елями, и из оврага оглушительно трещали лягушки. В овраге было холодней, чем вчера в степи, зелень на земле уже истлела, и среди облетевших кустов горели гроздья рябины.

Потом река раздалась и превратилась в дивной красоты пруд. На другом его берегу из-за кедров и елей выглядывали роскошные каменные дачи, и на причале качались две белобоких яхты: Богоявленский пруд считался один из красивейших мест региона, Несколько самых богатых людей области, в том числе Афанасий Горный, обустроили здесь свои резиденции.

— Ой, ежевика! — вскрикнула Настя и сбежала с дороги, вниз, туда, где на длинных буро-зеленых плетях ежевики виднелись черные крупные ягоды.

Кусты ежевики расползлись по старой плотине, отделявшей пруд от Туры.