Сидни Шелдон - Оборотная сторона полуночи Страница 42

– Добрый день, мадемуазель, – сказал он. – Заходите.

Она вошла в его контору с грацией манекенщицы. Барбе было выгодно иметь среди своих клиентов такую известную личность, как Ноэлли Пейдж, и он часто козырял ее именем. Это помогало ему привлекать новых клиентов. Кристиан Барбе был не из тех людей, для которых этические нормы что-то значат.

– Прошу вас, садитесь, – обратился к ней Барбе. – Коньяку? Аперитив?

В его фантастические планы входило напоить Ноэлли до такой степени, чтобы она стала упрашивать его соблазнить ее.

– Нет, – ответила она. – Я пришла за информацией.

Эта сука могла бы выпить с ним ради последней встречи!

– Разумеется, – согласился Барбе. – У меня есть для вас целый ряд сообщений.

Он потянулся к столу и притворился, что изучает материалы в своей папке, которые давно знал наизусть.

– Во-первых, – начал он, – вашего друга произвели в капитаны и перевели в сто тридцать третью эскадрилью, которой он теперь командует. Она базируется в Колтисолле, Дакстфорд. Это в графстве Кембриджшир. Сначала они летали на… – Барбе нарочно говорил медленно, зная, что эти технические подробности ее не интересуют, – «харрикейнах» и «спитфайрах», а затем перешли на «марки V». Потом они пересели на…

– Это несущественно, – нетерпеливо перебила его Ноэлли. – Где он сейчас?

Барбе ждал этого вопроса.

– В Соединенных Штатах Америки.

Он заметил ее реакцию, прежде чем она взяла себя в руки, и испытал животную радость.

– В Вашингтоне, округ Колумбия, – продолжал он.

– В отпуске?

Барбе отрицательно покачал головой.

– Нет. Он уволился из английских ВВС. Теперь он капитан армейской авиации США.

Барбе наблюдал, как Ноэлли восприняла последние сведения, но по выражению лица было трудно определить ее чувства. Однако он еще не кончил. Своими грязными толстыми пальцами он вынул из папки газетную вырезку и протянул Ноэлли.

– Думаю, что это вас заинтересует, – сказал он.

Барбе увидел, как Ноэлли вдруг напряглась, словно заранее знала, что там написано. Вырезка была из нью-йоркской газеты «Дейли ньюс» и начиналась с заголовка: «Женитьба летчика истребительной авиации». Далее следовала фотография Ларри Дугласа вместе с невестой. Ноэлли довольно долго смотрела на фотографию, а затем протянула руку за остальными материалами папки. Кристиан Барбе пожал плечами, высыпал содержимое своего досье в конверт и вручил его Ноэлли. Когда он открыл рот, чтобы произнести свою «прощальную речь», Ноэлли Пейдж заявила ему:

– Если у вас нет своего корреспондента в Вашингтоне, заведите его. Буду ждать от вас еженедельных сообщений.

Она тут же ушла, а Кристиан Барбе в полном замешательстве проводил ее взглядом.

Вернувшись домой, Ноэлли отправилась в спальню, заперлась на ключ и достала из конверта вырезки. Она разложила их на кровати и стала внимательно изучать. Судя по фотографии, Ларри нисколько не изменился. Его образ запечатлелся в ее памяти даже четче, чем на снимке в газете.

Каждый день Ноэлли вновь переживала проведенное с ним время. У нее было такое ощущение, что когда-то очень давно они вместе выступили в театре, сыграв в одной и той же пьесе главные роли. И теперь Ноэлли по желанию воспроизводила в уме сцены из этого спектакля, сегодня – одну, завтра – другую, и так без конца. В результате она всегда помнила о Ларри, и его облик то и дело возникал у нее перед глазами.

Ноэлли обратила внимание на его невесту. С фотографии на нее смотрела улыбаясь молодая интеллигентная женщина с красивым лицом.

Лицом врага, которого предстояло уничтожить вслед за Ларри.

Остаток дня Ноэлли провела взаперти, не в силах оторваться от фотографии.

К вечеру в дверь спальни начал бешено стучать Арман Готье, однако Ноэлли послала его к черту. Обеспокоенный ее настроением, он ждал в гостиной. Когда Ноэлли наконец предстала перед ним, у нее был необычайно радостный вид, словно ей только что сообщили замечательную новость. Она не дала ему никаких объяснений, и, зная ее достаточно хорошо, Готье не решился ни о чем спрашивать.

Когда в тот же вечер они вернулись из театра и занялись любовью, она отдавалась ему с той необузданной страстью, которую проявляла в начале их знакомства. Лежа на кровати, Готье пытался понять красивую женщину, спавшую сейчас рядом с ним, но не находил разгадки ее поведения.

Ночью Ноэлли приснился полковник Мюллер. Этот лысый альбинос из гестапо пытал ее каленым железом, выжигая свастику на ее теле. Он без конца задавал ей вопросы, но говорил так мягко и тихо, что Ноэлли не улавливала смысла слов, а он все глубже и глубже вонзал в нее металл, и было такое чувство, что она сгорает на костре. Вдруг на столе пыток появился Ларри. От жгучей боли он кричал нечеловеческим голосом. Ноэлли проснулась в холодном поту. Сердце бешено билось. Она потянулась к стоявшей у кровати лампе, зажгла ее, дрожащими пальцами закурила сигарету и попыталась успокоиться. Ноэлли вспомнила об Исраэле Каце. Она представила его без ноги, которую отрубили топором. Она сама не видела его после их встречи в булочной-кондитерской, но консьерж передал ей, что Исраэль жив, хотя и очень слаб. Становилось все труднее прятать его, а ведь он был совершенно беспомощен. Гестапо усилило его поиски. Если предстоит вывезти Каца из Парижа, то нужно торопиться. Ноэлли пока не сделала ничего такого, за что гестапо могло бы арестовать ее. Пока не сделала. Хотел ли Господь этим сном предостеречь ее? Не предупреждал ли он ее таким образом не оказывать помощи Исраэлю Кацу? Сидя на кровати, Ноэлли думала о прошлом. Исраэль помог ей, когда она избавилась от ребенка. Он оказал ей неоценимую услугу в убийстве ларриного отродья. Десятки людей содействовали ей в куда более важных вещах, но она не считала себя в долгу перед ними. Исраэль Кац никогда ни о чем ее не просил. Она должна помочь ему.

Ноэлли прекрасно понимала, что это будет трудно. Полковник Мюллер уже подозревает ее. Она вспомнила свой сон и ужаснулась. Ей предстоит позаботиться о том, чтобы Мюллер ничего не сумел доказать. Исраэля Каца надо тайно переправить из Парижа. Но как? Ноэлли была уверена, что все пути из города находятся под тщательным наблюдением. Установлен контроль за дорогами и рекой. Фашисты, конечно, свиньи, но свиньи толковые. Это дерзкое предприятие связано с риском для жизни, но Ноэлли решила попытаться. Хуже всего было то, что она ни к кому не могла обратиться за помощью. Гестапо так запугало Армана Готье, что он дрожал как осиновый лист. Ноэлли придется действовать в одиночку. Она подумала о полковнике Мюллере и генерале Шайдере. Если между ними вдруг развернется борьба, интересно, кто победит.

На следующий вечер после той беспокойной ночи, когда Ноэлли приснился страшный сон, они с Арманом Готье отправились на званый ужин к богатому меценату Лесли Рокасу. Среди гостей было немало знаменитостей – банкиров, художников, политических деятелей и красивых женщин, которых, как догадалась Ноэлли, позвали для приглашенных на ужин немцев. Готье заметил, что Ноэлли чем-то озабочена. Он спросил ее, что случилось, но она не сказала ему, в чем дело.

За четверть часа до того как приглашенных позвали к столу, появился еще один гость. Он неуклюже пролез в дверь, и стоило Ноэлли увидеть его, как она поняла, что ее проблема практически решена. Ноэлли подошла к хозяйке и попросила ее:

– Дорогая, будьте моей благодетельницей и посадите меня рядом с Альбером Элле.

Альбер Элле был крупнейшим французским драматургом. Ему пошел седьмой десяток. Он выделялся копной седых волос, огромной фигурой с широкими покатыми плечами и медвежьей походкой. Для француза он обладал слишком высоким ростом. Однако и без этого он привлекал всеобщее внимание своим необыкновенно безобразным лицом с зоркими зелеными глазами, которые ничего не оставляли без внимания. У Элле было чрезвычайно богатое воображение, и он написал более десятка пьес и киносценариев, имевших сногсшибательный успех. Он хотел, чтобы Ноэлли сыграла главную роль в его новой пьесе, и послал ей один из экземпляров рукописи. Сидя теперь за столом рядом с ним, Ноэлли сказала:

– Альбер, я только что прочла вашу пьесу, и она мне страшно понравилась.

Он просиял:

– Будете играть в ней?

Ноэлли дотронулась пальцами до его руки:

– Дорогой мой, если б я только могла. Арман уже утвердил меня на главную роль в другой пьесе.

Элле сначала нахмурился, а потом покорно вздохнул.

– Дьявольщина! Ну ладно, когда-нибудь мы поработаем вместе.

– Я бы с радостью, – заверила его Ноэлли. – Я люблю ваши пьесы. Меня всегда восхищает, как писатели придумывают интригу. Не могу понять, как вы это делаете.

Он пожал плечами.

– Точно так же, как вы играете на сцене. Ведь это наш хлеб, возможность зарабатывать на жизнь.

– Нет, – возразила Ноэлли. – Такая широта воображения для меня чудо. Уж я-то знаю. Я ведь сама немного пишу.