Сидни Шелдон - Оборотная сторона полуночи Страница 43

Он пожал плечами.

– Точно так же, как вы играете на сцене. Ведь это наш хлеб, возможность зарабатывать на жизнь.

– Нет, – возразила Ноэлли. – Такая широта воображения для меня чудо. Уж я-то знаю. Я ведь сама немного пишу.

– Неужели? – вежливо поинтересовался он.

– Да, но я зашла в тупик.

Ноэлли глубоко вздохнула и обвела взглядом всех, кто сидел за столом. Гости увлеченно беседовали со своими соседями и не обращали на Ноэлли никакого внимания. Она наклонилась к Альберу Элле и стала говорить тише:

– У меня героиня пытается вывезти своего любовника из Парижа. Его ищут фашисты.

– Ага.

Огромный человек, сидящий рядом с ней, стал поигрывать вилкой для салата, отбивая ею дробь на своей тарелке. Потом он сказал:

– Очень просто. Оденьте его в немецкую военную форму, и пусть он пройдет прямо через заставу.

Ноэлли вздохнула и добавила:

– Тут есть одна сложность. Он ранен и не может ходить. Он потерял ногу.

Элле перестал отбивать дробь. Последовала долгая пауза, а затем он спросил:

– А как насчет баржи на Сене?

– Все баржи находятся под наблюдением.

– И все транспортные средства, покидающие Париж, обыскиваются?

– Да.

– Тогда надо устроить так, чтобы фашисты сами за вас все сделали.

– Каким образом?

– Ваша героиня, – поинтересовался он, не глядя на Ноэлли, – привлекательна?

– Да.

– Предположим, – раздумывал он вслух, – что ваша героиня подружится с немецким офицером. Желательно повыше чином. Такое возможно?

Ноэлли повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза, но он отвел их.

– Да.

– Тогда все в порядке. Пусть она встретится с офицером. Они поедут куда-нибудь за пределы Парижа на выходные дни, а героя можно спрятать в багажнике. Разумеется, офицер должен занимать достаточно высокое положение, чтобы никто не вздумал обыскивать его машину.

– Если багажник будет заперт, – спросила Ноэлли, – герой не задохнется?

Альбер Элле отхлебнул вина и погрузился в раздумье. Наконец он заявил:

– Необязательно.

Он поговорил с Ноэлли еще минут пять, стараясь, чтобы его не слышали окружающие, а когда кончил, пожелал ей удачи. При этом он по-прежнему избегал ее взгляда.

Ранним утром следующего дня Ноэлли позвонила генералу Шайдеру. Ее соединили сначала с адъютантом, а потом с секретаршей генерала.

– Простите, кто спрашивает генерала Шайдера?

– Ноэлли Пейдж.

Ей пришлось отвечать на этот вопрос уже в третий раз.

– Прошу прощения, но генерал сейчас на совещании. Его нельзя беспокоить.

Она колебалась.

– Могу я позвонить ему попозже?

– Он будет заседать весь день. Советую вам изложить свою просьбу в письме на имя генерала.

На секунду Ноэлли представила себе, что будет, если она последует совету секретарши, и иронически улыбнулась.

– Не беспокойтесь, – сказала она. – Просто передайте ему, что я звонила.

Через час у нее раздался телефонный звонок. На проводе был Ганс Шайдер.

– Простите меня, – извинился он. – Эта идиотка только сейчас сообщила мне о вас. Я бы распорядился, чтобы вас соединяли прямо со мной, но мне и в голову не приходило, что вы можете позвонить.

– Это мне надо извиниться, – успокоила его Ноэлли. – Я знаю, что вы очень занятой человек.

– Ничего страшного. Чем я могу вам помочь?

Ноэлли сделала паузу, чтобы выиграть время и тщательно подобрать слова.

– Помните, что вы говорили о нас двоих, когда мы ужинали вместе?

После короткого молчания он ответил:

– Да.

– Я много о вас думала, Ганс. Мне бы очень хотелось увидеться с вами.

– Тогда не согласитесь ли поужинать со мной сегодня вечером? – В голосе у него вдруг появился какой-то особый пыл.

– Только не в Париже, – ответила Ноэлли. – Если нам суждено быть вместе, пусть это случится подальше отсюда.

– Где? – спросил генерал Шайдер.

– Хорошо бы поужинать в каком-нибудь необычном месте. Вы слышали об Этрата?

– Нет.

– Это красивая деревенька в ста пятидесяти километрах от Парижа, недалеко от Гавра. Там есть старинная гостиница, где нам никто не помешает.

– Звучит великолепно, Ноэлли. Сейчас мне не так-то легко вырваться, – добавил он извиняющимся тоном. – У меня тут в самом разгаре одно дело…

– Я понимаю, – прервала его Ноэлли как можно холоднее. – Давайте встретимся как-нибудь в другой раз.

– Подождите! – Последовала долгая пауза. – Когда вы свободны?

– В субботу вечером после спектакля.

– Я все устрою, – согласился он. – Мы сможем слетать…

– А почему не на машине? – спросила Ноэлли. – Ведь так приятно прокатиться.

– Как пожелаете. Я буду ждать вас у театра в своем автомобиле.

Ноэлли мгновенно приняла решение.

– Мне придется вернуться домой, чтобы переодеться. Не могли бы вы подъехать прямо к моему дому?

– Ваше слово – закон, моя дорогая. Итак, до субботнего вечера.

Через пятнадцать минут Ноэлли переговорила с консьержем. Он выслушал ее и изо всех сил затряс головой, энергично протестуя против подобного плана.

– Нет, нет и нет! Я все передам нашему другу, мадемуазель, но он не согласится. Нужно быть круглым дураком, чтобы пойти на это! С таким же успехом он мог бы заявиться в гестапо и попросить там работу.

– Здесь не может быть провала, – убеждала его Ноэлли. – Это придумал самый изобретательный человек во Франции.

Во второй половине того же дня, выходя из дому, Ноэлли заметила прислонившегося к стене человека, который притворялся, что читает газету. Зима уже вступила в свои права, и на улице было свежо и сухо. Стоило Ноэлли сделать несколько шагов, как человек с газетой выпрямился, отделился от стены и последовал за ней, держась на почтительном расстоянии. Ноэлли шла размеренно, не спеша, часто останавливаясь перед витринами магазинов.

Через пять минут после ухода Ноэлли на улице появился консьерж, посмотрел вокруг, желая убедиться, что за ним нет слежки, остановил такси и велел водителю ехать на Монмартр к магазину спортивных товаров.

Спустя два часа консьерж сообщил Ноэлли:

– Он будет у вас в субботу вечером.

В субботу, отыграв спектакль, Ноэлли увидела, что за кулисами ее ждет полковник Мюллер. От волнения мурашки забегали у нее по спине. Все было рассчитано по секундам, и любая задержка могла обернуться гибелью.

– Из зала я любовался вашей игрой, фрейлейн Пейдж, – сказал ей полковник Мюллер. – С каждым разом она становится все совершеннее.

Его вкрадчивый высокий голос заставил ее отчетливо вспомнить свой страшный сон.

– Благодарю вас, полковник. Простите, мне нужно переодеться.

Ноэлли направилась в свою артистическую уборную. Мюллер засеменил за ней.

– Я пойду с вами, – заявил полковник.

Она вошла в уборную. Лысый альбинос не отставал ни на шаг. Он удобно устроился в кресле. Какое-то мгновение Ноэлли колебалась, а потом принялась раздеваться прямо при нем. Мюллер бесстрастно наблюдал за ней. Она слышала, что он гомосексуалист, и это обстоятельство лишало ее грозного оружия – сексуального воздействия.

– Воробушек мне кое-что начирикал сегодня, – сказал полковник Мюллер. – Он попытается убежать сегодня вечером.

У Ноэлли на секунду остановилось сердце, но она и виду не подала. Она стала снимать грим, чтобы выиграть время. Потом спросила:

– Кто собирается убежать сегодня вечером?

– Ваш друг Исраэль Кац.

Ноэлли резко повернулась к нему и только тут сообразила, что сняла лифчик.

– Я не знаю никакого…

Она заметила, как победно засверкали его розовые глазки, и не попалась в ловушку.

– Постойте, – спросила она с притворным безразличием, – вы говорите о молодом враче, жившем при больнице?

– Ага, значит, вы все-таки помните его!

– Смутно. Он когда-то лечил меня от воспаления легких.

– И после самопроизвольного аборта.

Полковник Мюллер произнес эти слова характерным для него вкрадчивым и высоким голосом. Ноэлли вновь охватил страх. Раз гестаповцы копают так глубоко… Какая она дура, что влезла в это дело. Однако даже рассуждая таким образом, Ноэлли понимала, что уже поздно идти на попятный. Машина пущена, и через несколько часов Исраэля Каца ждет либо свобода… либо смерть. А что будет с ней?

Полковник Мюллер продолжал:

– Вы утверждаете, что в последний раз видели Каца в кафе несколько недель назад.

Ноэлли отрицательно покачала головой.

– Я никогда не говорила этого, полковник.

Полковник Мюллер посмотрел ей в глаза долгим взглядом, а затем нагло уставился на ее обнаженную грудь, живот и прозрачные трусики. Потом снова заглянул ей в глаза и вздохнул.

– Люблю красивое, – вкрадчиво начал он. – А если вдруг придется уничтожить эту красоту? И все из-за человека, который для вас ничего не значит. Как ваш друг собирается убежать, фрейлейн?

Было что-то жуткое в спокойствии его голоса. Ноэлли внутренне содрогнулась. Она превратилась в Аннет, невинную и беспомощную героиню пьесы, которую играла на сцене.