Б. Седов - Дама Пик Страница 46

Он кивнул и зловеще процедил:

– Сейчас эти ребята потрогают свои автоматы в последний раз. Если успеют.

И он протянул руку к двери.

Осторожно повернув вычурную золотую ручку, он тихо отворил дверь настежь и шагнул вперед.

Пол под его ногой тихо скрипнул, и я, машинально посмотрев вниз, заметил, что половица, на которой он стоял, чуть подалась. Не знаю, что сработало у меня в голове, но я схватил его за шиворот и, рванув изо всех сил, отбросил от двери.

В ту же самую секунду из узкой вертикальной щели, шедшей вдоль косяка, бесшумно вылетело широкое сверкающее лезвие и, мелькнув сверху вниз, снова исчезло. Если бы Генри в этот момент был в проеме двери, то обе его половинки лежали бы сейчас в луже крови.

Мы замерли, а Генри уставился на дверь, потом на меня, потом шагнул вперед и осторожно наступил на ту же самую половицу.

Лезвие снова выскочило, рассекло воздух и спряталось, а Генри изумленно сказал:

– Мать твою, а ведь меня бы сейчас нашинковало!

– Золотые слова! – согласился я.

– С меня пиво, – сказал он, переводя дыхание, и посмотрел на меня без особой благодарности.

– Э, нет! Так дешево не отделаешься, – возразил я, – но об этом потом, а пока давай найдем рычаг, который отключает это.

– Это вы, белые люди, ищете какие-то рычаги, а мы, простые негры…

С этими словами он подтащил к двери некое подобие низкого комода, до того стоявшего у стеночки, просунул его в проем, а потом еще раз наступил на предательскую половицу.

Лезвие с готовностью вылетело из паза и устремилось вниз, но вместо мягкой и горячей человеческой плоти на его пути встретилась толстая палисандровая доска, из которой был сделан резной верх этого высокохудожественного изделия.

Раздался громкий удар, в глубине стены что-то заскрежетало, и лезвие остановилось, войдя в дерево всего лишь на сантиметр. Палисандр слишком твердое дерево, и если кто не верит, может попробовать разрубить его топором поперек слоев. Желаю успеха.

Генри, ухмыльнувшись, посмотрел на меня, затем перелез через остановившуюся машину убийства и, выставив перед собой пистолет, осторожно выглянул на площадку. Сверху немедленно раздалась автоматная очередь, и он кубарем ввалился обратно.

Мы с Наташей спрятались за стену по обе стороны от двери, а Генри, поднявшись на ноги, озабоченно потер ушибленное плечо и, отойдя в сторонку, пробормотал:

– Так. Они все слышали. И наши разговоры, и то, как мы сломали эту гильотину. Ладно!

Он пожал плечами и отцепил от карабинов две гранаты.

– Это делается так, – наставительно сказал он и, подойдя поближе к двери, присел на корточки.

Затем, выдернув обе чеки и держа по гранате в каждой руке, он, осторожно заглядывая на лестницу, утиным шагом подобрался к самой двери и швырнул одну гранату так, чтобы она залетела на ступени как можно выше.

Взрыв раздался неожиданно быстро, и Генри тут же выскочил на площадку и, оказавшись в облаке известки и пыли, забросил вторую гранату наверх, туда, где должны были прятаться наши противники. Сам он пробежал вперед и прижался к противоположной стене вне досягаемости осколков. Когда наверху рвануло и раздался нечеловеческий вопль одного из стражей и хриплые проклятия другого, Генри с показной неторопливостью отстегнул еще одну гранату, подышал на нее, затем протер рукавом, потом подмигнул нам с Наташей и, выдернув чеку, забросил ее на верхнюю площадку жестом Майкла Джордана, вколачивающего пупыристый оранжевый мяч в корзину.

Наверху раздался еще один взрыв, но за ним не последовало ни криков, ни ругательств, и Наташа, благосклонно посмотрев на Генри, небрежно похлопала в ладоши.

Меня же заинтересовало другое, и я спросил:

– А почему это они у тебя так быстро срабатывают?

Генри пожал плечами и ответил:

– А это чтобы умный и смелый парень на той стороне не перебросил гранату обратно. Мы сами переделываем взрыватели, но у меня и нормальные есть, так что ты не беспокойся.

Выяснив все насчет гранат, я поднял ствол пистолета и, прижимаясь к стене, поднялся на верхнюю площадку.

Наташа и Генри шли за мной, и, первым увидев изрешеченные осколками стены и два трупа на полу, выглядевшие так, будто их рвали собаки, я обернулся и сказал:

– Хорошая работа, Генри.

Потом я повернулся обратно и у меня отвисла челюсть.

Вот та самая площадка.

Вот дверь в гарем, в нарушение всех мусульманских традиций украшенная изображениями постельных сцен. Я ее хорошо запомнил.

Вот два мертвяка лежат, они этот гарем охраняли.

Вот изразцовая плитка, отколотая в форме полумесяца и заклееная скотчем. Ее я запомнил специально.

А где же дверь в сокровищницу?

Я обернулся на своих спутников и увидел на их лицах такое же выражение, какое, наверное, было и у меня.

Удивление и недоумение.

Вдалеке снова послышались выстрелы, и мы замерли.

На этот раз перестрелка была долгой.

Сначала поливали одновременно несколько автоматов, и я понял, что это воины Аллаха не жалеют патронов, за которые заплатил их хозяин. Потом раздался взрыв, после которого захлопали пистолетные выстрелы. Потом еще два взрыва, снова автоматные очереди, затем что-то вроде нестройного «аллах акбар», потом опять бешеная стрельба, и наконец все стихло.

Мы переглянулись, и Генри недовольно покрутил головой.

– Похоже, мы остались одни, – сказал он.

– Возможно, – подтвердил я и, повернувшись к той стене, где еще вчера была дверь в сокровищницу, указал на нее пальцем и спросил: – А вот это как понимать?

Генри нахмурился и, оторвавшись от невеселых мыслей о неизвестной, но наверняка горестной судьбе своих боевых товарищей, посмотрел на стену.

Потом он достал сигареты и, закурив, ответил:

– Сейчас посмотрим.

И стал внимательно изучать стену.

Следя за его действиями и прислушиваясь к тому, что происходило в отдалении, мы тоже закурили, но не успели сделать и по две затяжки, как Генри выпрямился, повернулся к нам и сказал:

– Все ясно. Мы это уже проходили. Здесь меняется вся стена. Та, в которой есть дверь, уезжает, а на ее место встает эта, сплошная. Поэтому и швов никаких не видно. Только обычные стыки с полом, потолком и другими двумя стенами.

Я оглядел стену.

Высота – около трех метров, в ширину – метра четыре, а толщина…

И, будто угадав мои мысли, Генри сказал:

– В толщину эта плита не меньше метра, но это – фикция. Внутри она пустая, потому что если бы она была монолитная, то весила бы…

Он задумался, а Наташа быстро сказала:

– Около тридцати тонн.

Генри удивленно посмотрел на нее и спросил:

– Правда? Это ты в уме посчитала?

Наташа пренебрежительно хмыкнула и, затянувшись, ответила:

– Это только вы, тупые американцы, без калькулятора не можете треху от десятки отнять. А мы, продвинутые европейцы…

– Все, сдаюсь, – Генри поднял руки, – прости глупого негра.

Он повернулся ко мне и закончил:

– Тридцать тонн. Да ее хрен провернешь даже с соответствующим механизмом. Тут ведь нужен такой же противовес, значит, получается уже шестьдесят… В общем, сейчас мистер Генри Хасбэнд скажет волшебное слово, и этот Сезам откроется как миленький.

Он скинул на пол рюкзак и, присев около него на корточки, стал доставать какие-то брикеты, пакеты и, как я понял, взрыватели.

При этом он увлеченно бормотал себе под нос:

– … так, возьмем этот хорошенький пластилинчик и налепим его сюда вот так… колечком… а теперь лучики сделаем, как у солнышка… ах, какое красивое солнышко получилось… а чтобы оно поярче светило, засунем сюда…

И он прилепил к метровым лучикам этого солнышка, сделанного из пластичной взрывчатки, длинные узкие брикеты и испортил этим всю картину.

Отойдя на шаг, он полюбовался своей работой и сказал:

– А теперь – вот это.

И воткнул в кривой пластидовый круг сразу шесть взрывателей.

– А еще – вот это.

И соединил их с маленькой черной коробочкой, на которой сразу же загорелся красный светодиод. Коробочка повисла на проводах, он любовно поправил ее и достал из рюкзака еще одну коробочку, побольше.

Вытащив из нее короткую антенну, он откинул предохранительную пластину и щелкнул оказавшимся под ней тумблером.

Сразу же на обеих коробочках синхронно замигали еще и зеленые огоньки.

Генри сделал лицо сумасшедшего, пустил из угла рта тонкую струйку слюны и, скосив на нас безумные глаза, ласково сказал:

– А теперь мы нажимаем на эту кнопочку…

И поднес палец к этой самой кнопочке.

– А может, нам на всякий случай отойти подальше? – нервно поинтересовалась Наташа.

Генри заржал и торжествующе произнес:

– Это тебе за тупого американца. Один – один.

Потом он вытер слюну и задумчиво сказал:

– А отойти подальше не мешало бы. Леди права.

Я огляделся и предложил:

– Пошли к девочкам!

И указал на дверь, ведущую в гарем.

– Это мысль, – оживился Генри и мы одновременно посмотрели на Наташу.